ревья, под которыми истекло кровью немало римских пленных, пали под ударами топоров легионеров. Однако оккупация этого последнего убежища кельтского жречества вызвала опасный кризис в самой покоренной области, и римскому наместнику не пришлось завершить завоевание Моны.
В Британии римлянам также пришлось выдержать борьбу с национальным восстанием. То, что в свое время предприняли Митри-дат в Малой Азии, Верцингеториг — у кельтов континента, Цивилис — у покоренных германцев, у островных кельтов попыталась совершить женщина, супруга одного из упомянутых выше утвержденных Римом вассальных князей, царица иценов Боуддика. Ее покойный супруг с целью обеспечить будущее своей жены и дочерей завещал свою власть императору Нерону, а имущество поделил между ним и своими близкими. Император принял наследство, но забрал себе и то, что ему не причиталось; двоюродные братья князя были закованы в цепи, вдова подверглась избиению, а дочери были обесчещены. К этому присоединились прочие бесчинства, обычные в последние годы неро-новского управления. Поселенные в Камалодуне ветераны по собственному произволу при полном бездействии властей изгнали прежних владельцев из их домов. Розданные императором Клавдием дары были отобраны как якобы подлежащие возврату пожалования. Римские министры, в компетенцию которых входили и денежные операции, довели этим путем британские общины одну за другой до банкротства. Момент был благоприятный. Отличавшийся скорее храбростью, нежели осторожностью, наместник Пауллин, как было уже сказано, находился с главными силами римской армии на отдаленном острове Моне, и это нападение на величайшую святыню национальной религии возмутило умы и подготовило почву для восстания. Многовековое могучее религиозное чувство кельтов, силу которого столько раз пришлось испытать римлянам, мощным пламенем вспыхнуло еще один, последний раз. Ослабленные, отдаленные друг от друга лагеря легионов на западе и севере не могли оказать никакой защиты юго-восточной части острова с ее расцветавшими римскими городами. Прежде всего, был совершенно беззащитен главный город Камало-дун; гарнизона в нем не было, стены были не достроены, зато был готов храм в честь основавшего город императора, нового бога Клавдия. Население западной части острова, вероятно сдерживаемое стоявшими там легионами, не приняло, по-видимому, участия в восстании, равно как и население не подчиненного римлянам севера; но, как это часто случалось при кельтских восстаниях, в 61 г. по условному сигналу вся остальная часть страны с изгнанными из их столицы три-новантами во главе сразу поднялась против чужеземцев. Второй по рангу военачальник, временно замещавший наместника прокуратор Дециан Кат, в последний момент послал для защиты этой столицы всех имевшихся у него солдат; их было 200 человек. Два дня защищались они в храме вместе с ветеранами и прочими способными носить оружие римлянами; затем их сопротивление было сломлено, и находившиеся в городе римляне были истреблены все до последнего. Той же участи подверглись главный центр римской торговли Лонди-ний и третий римский город Веруламий (Сент-Альбане к северо-западу от Лондона), а также все рассеянные по острову чужеземцы; это была настоящая национальная «вечерня»65, подобная учиненной в свое время Митридатом, с не меньшим количеством жертв (по сообщениям источников, 70 тыс.). Прокуратор, считая дело Рима погибшим, бежал на материк. Это страшное бедствие не миновало и римскую армию. Несколько разбросанных по стране отрядов и гарнизонов были истреблены напавшими на них повстанцами. Квинт Петиллий Цери-ал, начальник лагеря у Линда, направился с 9-м легионом на Камало-дун; но его запоздалое появление не могло спасти город; он подвергся нападению превосходящих сил неприятеля и потерял в сражении всю свою пехоту; лагерь приступом взяли бриганты. Та же участь едва не постигла самого римского главнокомандующего. Поспешно вернувшись с о. Моны, он вызвал стоявший у Иски 2-й легион; но последний ослушался приказа, и Пауллину, имевшему всего каких-нибудь 10 тыс. солдат, пришлось вступить в неравную борьбу с бесчисленным победоносным войском повстанцев. Если когда-либо в военной истории солдату приходилось заглаживать ошибки полководца, то это случилось именно теперь, в тот день, когда небольшая часть римской армии, главным образом прославившийся после этого подвига 14-й легион, неожиданно для самих римлян одержала полную победу и восстановила римское владычество в Британии; если бы не эта победа, имя Пауллина могло бы войти в историю рядом с именем Вара. Но успех решает все, и в этом случае он выпал на долю римлян66. Провинившийся командир не явившегося по требованию главнокомандующего легиона, не дожидаясь военного суда, бросился на меч. Царица Боуддика выпила чашу с ядом. Отличавшийся вообще храбростью полководец не был привлечен к ответу, хотя вначале правительство как будто и собиралось это сделать, однако вскоре он был отозван под благовидным предлогом.
Преемники Пауллина не сразу приступили к дальнейшему покорению западных областей острова. Лишь при Веспасиаке способный полководец Секст Юлий Фронтин впервые принудил силуров признать римское господство; его преемник Гней Юлий Агрикола после упорной борьбы с ордовиками достиг того, что не удалось Пауллину, и в 78 г. занял о. Мону. Впоследствии мы ничего не слышим об активном сопротивлении в этих местах; вероятно, около этого времени появилась возможность упразднить лагерь близ Вирокония, а освободившийся таким образом легион перевести в Северную Британию. Но оба других легиониых лагеря — у Иски и у Девы — находились на своих прежних местах до эпохи Диоклетиана и лишь позднее исчезли из числа британских гарнизонов. Если при этом и играли роль политические соображения, все же представляется вероятным, что сопротивление запада продолжалось и в последующее время, причем, быть может, оно опиралось на связи с Ивернией. В пользу такого предположения говорит, далее, полное отсутствие во внутреннем Уэльсе следов пребывания римлян, а также тот факт, что там до наших дней удержалось кельтское население.
На севере центром римских позиций к востоку от Вирокония был лагерь 9-го Испанского легиона в Линде (Линкольн). Неподалеку от него в Северной Англии находилось самое могущественное государство Британии — княжество бригантов (Йоркшир). Оно не было подчинено в полном смысле этого слова, но царица Картимандуя все же старалась жить в мире с завоевателями и выказала себя по отношению к ним очень уступчивой. В 50 г. антиримская партия пыталась поднять здесь вооруженное восстание, однако эта попытка была быстро подавлена. Потерпев поражение на западе, Каратак надеялся, что он сможет продолжать сопротивление на севере, однако, как уже было сказано, царица выдала его римлянам. Эти внутренние раздоры и домашние ссоры, должно быть, сказались и во время восстания против Пауллина, в котором, как мы видели, бриганты играли руководящую роль и которое всей своей тяжестью обрушилось именно на северный легион. Впрочем, римская партия у бригантов была достаточно влиятельна, чтобы после подавления мятежа добиться восстановления правления Картимандуи. Однако через несколько лет местная партия патриотов, увлеченная общим, охватившим весь запад во время гражданской войны после падения Нерона, стремлением к разрыву с Римом, вызвала новое восстание бригантов против чужеземного господства. Во главе восстания стоял бывший супруг Картимандуи, устраненный и оскорбленный ею опытный воитель Венутий. Лишь после долгой борьбы этот воинственный народ был покорен тем самым Петиллием Цериалом, который в наместничество Пауллина неудачно сражался против этих же бриттов, а теперь в качестве одного из виднейших полководцев Веспаеиана стал первым назначенным им наместником острова. То обстоятельство, что сопротивление на западе постепенно слабело, позволило соединить один из трех стоявших там до тех пор легионов с легионом в Линде, а самый лагерь перенести из Линда в главный город бригантов Эбурак (Йорк). Но пока на западе еще велась серьезная борьба, ничего нельзя было сделать для дальнейшего расширения границ римских владений на севере. По словам одного писателя времен Веспаеиана, римляне уже в течение 30 лет неподвижно стояли у Каледонского леса. Агрикола, окончив борьбу на западе, первый энергично занялся покорением севера. Прежде всего он построил флот, без которого было бы невозможно снабжать войска в этих бесплодных гористых местах. Опираясь на флот, он в правление Тита (80) достиг бухты Тавы (Ферт-оф-Тэй) в области Перса и Денди, а три следующих похода предпринял с целью точно обследовать обширные пространства по берегам обоих морей между этой бухтой и римской границей того времени, сломить повсюду сопротивление на местах и заложить в подходящих для этого пунктах укрепления, причем в качестве опоры была выбрана естественная оборонительная линия, образованная обеими глубоко врезывающимися бухтами — Клотой (Ферт-оф-Клайд) у Глазго и Бодотрией (Ферт-оф-Форт) у Эдинбурга. Этот энергичный натиск римлян вызвал всеобщее восстание горцев; но грандиозное сражение между легионами и соединенными каледонскими племенами у Граупийских гор, между бухтами Форт и Тэй, окончилось победой Агриколы. По мнению этого полководца, римляне, взявшись за покорение острова, должны были довести это дело до конца и распространить свою власть даже на Ивер-нию; осуществление этого плана должно было принести для римской Британии такие же результаты, которые имела оккупация самой Британии для Галлии; сверх того, энергичная оккупация всей группы островов позволила бы сократить здесь в будущем затрату людских сил и денежных средств.
Римское правительство не последовало этим советам. Неизвестно, в какой мере отзыв в 85 г. победоносного полководца, пробывшего в своей должности, впрочем, дольше обычного срока, было вызвано личными мотивами и персональной враждой; разумеется, совпадение последних побед полководца в Шотландии и первых поражений его императора в придунайских землях было в высшей степени неприятно для последнего. Однако прекращение военных операций в Британии