Выше было рассказано, что уже диктатор Цезарь замышлял сделать Иллирик наместничеством и план этот был осуществлен при разделе провинций между Августом и сенатом. Мы уже знаем, что это наместничество, отданное первоначально сенату в связи с необходимостью вести там войну, перешло затем к императору; что Август разделил это наместничество и сделал реальным до тех пор в общем номинальное владычество Рима как в Далмации, так и в области Савы; что после трудной четырехлетней борьбы Август подавил наконец национальное восстание, вспыхнувшее среди далматских и панковских иллирийцев в 6 г. н. э. Теперь остается рассказать о дальнейших судьбах провинции, и прежде всего — о южной ее части.
Опыт, вынесенный из борьбы с восстанием, рекомендовал применять набранных в Иллирике рекрутов не на их родине, как это делалось до тех пор, но преимущественно за ее пределами и держать в повиновении далматов и паынонцев посредством военного командования первого ранга. Эта последняя мера быстро достигла своей цели. Сопротивление, которое жители Иллирика оказали при Августе непривычному для них чужеземному господству, прекратилось после одного бурного взрыва; в последующие годы наши источники не сообщают ни об одном движении такого рода, хотя бы местном. Для южного, или, употребляя римское выражение, верхнего, Иллирика — провинции Далмации, как обычно называется эта область со времен Флавиев, — вместе с введением императорского управления началась новая эпоха. Правда, на наиболее доступной для греков части побережья греческие купцы основали два торговых пункта — Аполлонию (у Валоны) и Диррахий (Дураццо); именно поэтому уже при республике эта область была в административном отношении связана с Грецией. Однако далее к северу эллины поселились только на островах Иссе (Лисса), Фаросе (Лезина), Черной Керкире (Корчула) и оттуда поддерживали сношения с местным населением, в особенности на берегу Нароны и в окрестностях Салоны. В эпоху Римской республики принявшие здесь наследство греков италийские торговцы появились в главных гаванях: Эпидавре (Цапгат), Нароне, Салоне, Ядере (Царц) — в таком количестве, что могли играть заметную роль в войне между Цезарем и Помпеем. Но пополнение новыми поселен-цами-ветеранами и — что было всего важнее — городское право эти пункты получили лишь благодаря Августу; вместе с тем именно эти поселившиеся на восточном берегу Адриатического моря италийцы больше, чем кто бы то ни было, выиграли от энергичного разгрома еще существовавших на островах притонов морских разбойников и от подчинения внутренних областей страны и перенесения римской границы к Дунаю. Главный город этой страны Салона, резиденция наместника и всего управления, особенно быстро достигла процветания и значительно опередила более древние греческие поселения — Аполлонию и Диррахий, хотя в этот последний город при Августе также были посланы италийские колонисты, правда, не ветераны, а лишившиеся своих владений италики, и город был превращен в римскую гражданскую общину. Вероятно, процветание Далмации и оскудение иллирийско-македонского побережья были в значительной степени обусловлены противоположностью между императорским и сенатским управлением, превосходством администрации Далмации, а также предпочтением, оказываемым этой провинции самим императором. С этим связано и то обстоятельство, что иллирийская национальность лучше удержалась в македонском наместничестве, нежели в далматском; там она продолжает существовать еще и теперь, а в эпоху империи внутри страны, за исключением греческой Аполлонии и италийской колонии Диррахия, наряду с обоими государственными языками народным языком, вероятно, остался иллирийский. Напротив, в Далмации берег и острова, если они сколько-нибудь оказывались для этого пригодны (дикий край к северу от Ядера, естественно, отстал в своем развитии), получили общинное устройство по италийскому образцу, и вскоре все побережье стало говорить на латинском языке, приблизительно как теперь оно говорит на венецианском. Проникновению цивилизации внутрь страны препятствовали трудности местного характера. Многоводные потоки Далмации представляют собой скорее водопады, нежели водные пути сообщения; сооружение дорог на суше вследствие особых свойств горных хребтов Далмации также наталкивается на необычайные трудности. Римское правительство усиленно пыталось проникнуть в эту страну. Легионный лагерь Бурны в долине Керки и легионный лагерь Дельминия в долине Целины являлись носителями цивилизации и латинизации. Под их покровительством вводились италийские способы обработки земли, культура винохрада и маслины и вообще италийские порядки и обычаи. Напротив, по другую сторону водораздела между Адриатическим морем и Дунаем мало пригодные для земледелия долины от Кульпы до Дрины находились в римскую эпоху на таком же низком уровне развития, какой мы находим теперь в Боснии. Правда, император Тиберий руками солдат далматских лагерей провел ряд шоссейных дорог от Салоны до долины Боснии; но позднейшие правительства, по-видимому, отказались от этой трудной задачи. На побережье и в расположенных поблизости от него областях Далмация вскоре перестала нуждаться в военной охране; уже Веспасиан смог увести легионы из долины Керки и Детины и использовать их в другом месте. В эпоху общего упадка империи в III в. Далмация пострадала сравнительно немного, а Салона именно тогда достигла высшей точки своего расцвета. Правда, отчасти это было вызвано тем, что обновитель Римского государства император Диоклетиан был уроженцем Далмации, и его стремление низвести Рим с его положения столицы в первую очередь пошло на пользу главному городу его собственной родины: возле этого города он выстроил колоссальный дворец, от которого нынешний главный город провинции получил свое название Спалато [Современный город Сплит в Югославии. — Прим. ред.]; город поместился в этом дворце почти целиком, а дворцовые храмы и поныне служат ему в качестве собора и баптистерия. [Баптистерий, вероятно, раньше был гробницей императора].
Однако тем, что она стала большим городом, Салона обязана не Диоклетиану; именно потому, что она уже раньше была крупным центром, он сделал ее своей личной резиденцией. Торговля, мореходство и ремесло сосредоточивались в этом бассейне в то время, вероятно, преимущественно в Аквилее и Салоне; этот последний город был одним из населеннейших и богатейших на Западе. Богатые железные рудники Боснии, по крайней мере в позднюю эпоху империи, усиленно разрабатывались; леса провинции доставляли огромное количество превосходного строительного материала; а о цветущей ткацкой промышленности Далмации до сих пор напоминает название одежды католических священников — далматика78. В целом же приобщение Далмации к цивилизации и ее романизация представляют одно из самых своеобразных и значительных явлений эпохи империи. Граница между Далмацией и Македонией является вместе с тем политической и языковой границей между Западом и Востоком. У Скодры соприкасались области владычества Октавиана и Марка Антония, а после разделения империи в IV в. — владения Рима и Византии. Здесь проходит граница между латинской провинцией Далмацией и греческой провинцией Македонией; и охваченная бурным ростом, в превосходстве своих сил развивая мощную пропаганду, здесь младшая сестра — латинская цивилизация — стоит рядом со старшей — цивилизацией греческой.
Если южная иллирийская провинция с ее мирно текущей жизнью вскоре перестает играть заметную роль в истории, то северный Ил лирик, или, как его обычно называют, Паннония, является в эпоху империи одним из крупных военно-политических центров. В придунай-ской армии паннонские лагеря занимают такое же ведущее положение, как на западе рейнские, а примыкающие к ним далматские и мезий-ские легионы занимают по отношению к ним такое же зависимое положение, как британские и испанские легионы по отношению к рейнским. Римская цивилизация находится здесь все время под влиянием лагерей, которые в Паннонии существовали не в течение лишь нескольких поколений, как в Далмации, но постоянно. После подавления восстания Батоном нормальная оккупационная армия провинций равнялась сначала трем, а позже, по-видимому, только двум легионам, и дальнейшее развитие было обусловлено наличием постоянных лагерей этих легионов и продвижением их в глубь страны. Если после первой войны против далматов Август избрал в качестве главного военного центра Сискию у впадения Кульпы в Саву, то после того как Паннония была подчинена Тиберием по крайней мере до Дравы, лагеря были перенесены к этой реке, и по меньшей мере одна из паннонских главных квартир находилась с этих пор в Петовионе (Птуй) на норийской границе. Причина, по которой паннонская армия полностью или частично осталась в долине Дравы, может быть лишь той же самой, которая привела к основанию далматских легионных лагерей: здесь были нужны военные отряды, чтобы держать в повиновении подданных как в соседнем Норике, так и, прежде всего, в самой области Дравы. Сторожевую службу на Дунае нес римский флот, который упоминается уже в 50 г. и который был построен, вероятно, одновременно с учреждением провинции. На самой реке легионных лагерей при династии Юлиев — Клавдиев, быть может, еще не существовало79; при этом надо иметь в виду, что ближайшее к границе провинции государство свевов в то время находилось в полной зависимости от Рима и до известной степени служило достаточным прикрытием границы. По-видимому, Веспасиан, упразднивший далматские лагеря, уничтожил также и лагеря на Драве, перенеся их на самый Дунай; с этих пор главной квартирой паннонской армии являются бывший норийский город Карнунт (Петронелль к востоку от Вены) и наряду с ним Виндобона (Вена).
Развитие городского строя, с которым мы познакомились в Норике и на далматском побережье, в Паннонии обнаруживается в такой же степени только в некоторых лежавших на норийской границе и частью принадлежавших первоначально к Норику округах; Эмона и верхняя долина Савы вполне могут сравниться в этом отношении с Нориком, и если Савария (Штейн на р. Ангере) получила италийское городское устрой