Римские провинции от Цезаря до Диоклетиана — страница 70 из 124

лючением карийской Стратоникеи, подчинились ему сразу или после боя. Антоний, поглощенный осложнениями в Италии, не мог послать никакой помощи своим наместникам, и почти два года (с конца 713 до весны 715 г.) в Сирии и в большей части Малой Азин властвовали парфянские полководцы и республиканский император Лабиен Парфянин, как он сам именовал себя с бесстыдной иронией, так как был не римлянином, побеждавшим парфян, а римлянином, побеждавшим своих с помощью парфян.

Только после того как была устранена угроза разрыва между обоими правительствами, Антоний послал новое войско под предводительством Публия Вентидии Басса, которому он передал главное начальство в провинциях Азии и Сирии. Этот способный военачальник встретил в Азии одного Лабиена с его римскими войсками и быстро вытеснил его из провинции. На границе Азии и Киликии, в горных проходах Тавра, отряд парфян хотел оказать помощь своим спасавшимся бегством союзникам, но и он был разбит прежде, чем мог соединиться с Лабиеном, а этот последний вслед за тем был настигнут римлянами в Киликии во время бегства и убит. Вентидии столь же успешно завладел горными проходами Амана на границе Киликии и Сирии; здесь пал Фарнапат, лучший из парфянских военачальников (715). Тем самым Сирия была очищена от неприятеля. Правда, в следующем году Пакор еще раз перешел Евфрат, ко лишь для того, чтобы найти себе гибель вместе с большей частью своего войска в решительной битве при Гиндаре к северо-востоку от Антиохии (9 июня 716 г.). Эта победа до известной степени загладила поражение при Каррах и притом имела прочные положительные результаты — с тех пор парфянские войска долгое время не показывались на римском берегу Евфрата.

Если в интересах Рима было расширить свои завоевания на Востоке и вступить во владение наследством Александра во всем его объеме, то обстоятельства никогда не складывались столь благоприятно для этого, как в 716 г. Отношения между обоими правителями весьма своевременно улучшились, и, кроме того, сам Цезарь, по-видимому, искренне желал своему соправителю и новому зятю солидного и удачного ведения войны. Катастрофа при Гиндаре вызвала у парфян тяжелый династический кризис. Царь Ород, глубоко потрясенный гибелью старшего и способнейшего из своих сыновей, отказался от власти в пользу своего второго сына Фраата. Последний, чтобы вернее обеспечить за собой престол, ввел режим террора, жертвами которого явились его многочисленные братья и даже старик-отец, равно как ряд знатнейших лиц в государстве; некоторые из этих последних спаслись бегством и искали защиты у римлян, в том числе могущественный и уважаемый Монес. На Востоке Рим никогда не имел такого многочисленного и сильного войска, как в то время: Антоний был в состоянии повести за Евфрат не менее 16 легионов, около 70 тысяч человек римской пехоты, около 40 тыс. человек вспомогательных войск, 10 тыс. человек испанских и галльских, 6000 армянских всадников; по меньшей мере половину этих войск составляли приведенные с Запада отряды, закаленные в боях и готовые следовать за своим любимым и уважаемым вождем, победителем при Филиппах, и под его личным руководством присоединить еще большие достижения к тем блестящим победам, которые были уже одержаны над парфянами, хотя и не им, но для него.

Антоний действительно замышлял основать великое азиатское царство, наподобие царства Александра. Следуя примеру Красса, объявившего перед своим выступлением в поход, что он распространит римское владычество до Бактрии и Индии, Антоний назвал своего первого сына, рожденного ему египетской царицей, именем Александра. По-видимому, он серьезно намеревался, с одной стороны, за исключением вполне эллинизированных провинций Вифинии и Азии, подчинить управлению мелких зависимых князей все владения империи на Востоке, в которых еще не была принята эта форма политического устройства, с другой же стороны — придать форму сатрапий всем восточным землям, когда-либо занятым западными завоевателями, и сделать их тем самым подвластными Риму. Большая часть восточной половины Малой Азии и военное первенство были отданы самому воинственному из местных князей — галату Аминте. Сатрапии получили также князья Пафлагонии, вытесненные из Галатии потомки Дейотара, Полемон, новый князь Понта и супруг внучки Антония Пифодориды; царьки Каппадокии и Коммагены также сохранили свои сатрапии. Большую часть Киликии и Сирии вместе с Кипром и Кире-ной Антоний соединил с Египетским государством, которому он таким образом почти вернул те территории, которые входили в его состав при Птолемеях, а так как любовницу Цезаря, царицу Клеопатру, он сделал своей собственной любовницей или, вернее, супругой, то незаконный сын Цезаря, Цезарион, уже ранее признанный ее соправителем в Египте238, был объявлен наследником старинной державы Птолемеев, а ее незаконный сын от Антония Птолемей Филадельф — наследником Сирии. Другому сыну Клеопатры, которого она родила Антонию, — уже упомянутому' Александру, — была пока дана Армения как залог будущего владычества над Востоком. С этим устроенным на восточных началах великим царством239 Антоний предполагал соединить также принципат над Западом. Сам он не принимал царского звания и, напротив, перед своими соотечественниками и солдатами носил те же титулы, какие имел Цезарь. Но на имперских монетах с латинской надписью Клеопатра именуется царицей царей, а ее сыновья от Антония — по меньшей мере царями; голова старшего сына Антония изображается на монетах рядом с головой отца — значит, наследственность власти представляется чем-то само собой разумеющимся. В своем отношении к браку и к праву наследования законных и побочных детей Антоний придерживался восточных обычаев, принятых у великих царей, или, как он говорил сам, божественной свободы его предка Геракла240; своего сына Александра и его сестру-близнеца Клеопатру он назвал: первого — Гелносом, вторую — Селеной — по примеру как раз этих великих царей, и как некогда беглецу Фемистоклу персидский царь подарил несколько азиатских городов, так и он отдал перешедшему на его сторону парфянину Мо-несу три города в Сирии. В Александре также до некоторой степени сосуществовали македонский царь и царь царей Востока, а наградой за лагерную жизнь в Гавгамеле служило для него брачное ложе в Сузе; однако его римская копия вследствие самого своего сходства во многом напоминала карикатуру.

Мы не имеем возможности решить, представлял ли себе Антоний свое положение на Востоке, сейчас же после того как он принял власть, именно в таком виде; вероятно, мысль об образовании нового восточного великого царства в соединении с принципатом на Западе созревала в нем постепенно и вылилась в окончательную форму лишь после того, как в 717 г. по возвращении своем из Италии в Азию он вновь сблизился с последней царицей из дома Лагидов, чтобы более уже с ней не расставаться. Однако столь широкие начинания были ему не по плечу. Будучи одним из тех военных талантов, которые умеют, находясь лицом к лицу с врагом, и в особенности в трудных обстоятельствах, наносить хорошо рассчитанные и смелые удары, Антоний был лишен воли государственного человека, ясного понимания политических задач и способности решительно добиваться их выполнения. Если бы диктатор Цезарь поставил перед ним задачу покорения Востока, он, вероятно, отлично разрешил бы ее; но маршал не годился во властители. После изгнания парфян из Сирии прошло почти два года (лето 716 — лето 718), но он ни на шаг не приблизился к цели. Антоний, обнаруживавший свою ординарную натуру также и в том, что неохотно давал своим генералам возможность отличиться, удалил Вентидия, способного полководца, победителя Ла-биена и Пакора, немедленно после последнего успеха и сам принял главное командование; в качестве главнокомандующего он предпринял попытку взять Самосату, главный город небольшого сирийского зависимого государства Коммагены, но не смог одержать и этой жалкой победы. Раздосадованный неудачей, он оставил Восток, чтобы договориться в Италии со своим зятем насчет дальнейшего устройства дел или же чтобы наслаждаться жизнью со своей юной супругой Октавией. Его наместники на Востоке не бездействовали. Публий Канидий Красе двинулся из Армении на Кавказ и покорил там ибер-ского царя Фарыабаза и албанского Зобера. Гай Соссий занял в Сирии последний державший сторону парфян город — Арад; затем он восстановил в Иудее власть Ирода и велел казнить поставленного парфянами претендента на трон — Асмонея Антигона. Последствия победы сказывались, таким образом, по всей римской территории, и римское владычество получило признание до самого Каспийского моря и сирийской пустыни. Однако начало военных действий против парфян Антоний приберегал для себя — и все-таки не возвращался.

Когда он наконец в 718 г. вырвался из объятий не Октавии, а Клеопатры и двинул в поход свои боевые колонны, значительная часть удобного для военных действий времени года была уже пропущена. Еще более странным, чем эта потеря времени, было направление, взятое Антонием. И в прежнее время и впоследствии все наступательные войны римлян против парфян велись в направлении на Кте-сифон, столицу царства, расположенную к тому же на его западной границе; город этот является для армии, двигающейся вниз по берегам Евфрата и Тигра, естественной и ближайшей операционной целью. Достигнув Тигра через северную Месопотамию приблизительно тем путем, каким шел Александр, Антоний мог бы двинуться вниз по берегу реки на Ктесифон и Селевкию. Но вместо этого он пошел в северном направлении сперва в Армению, а отсюда, собрав все свои боевые силы и пополнив их главным образом армянской кавалерией, вышел на плоскогорье Мидийской Атропатены (Азербайджан). Такой план похода ему, вероятно, рекомендовал союзный армянский царь, так как армянские государи во все времена стремились к обладанию этой соседней страной; теперь армянский царь Артавазд мог рассчитывать победить носившего то же имя сатрапа Атропатены и присоединить его владения к своим.