353.
На севере полуострова владения арабских князей доходили до Дамаска, состоявшего под их покровительством354„ и даже дальше*, окружая как бы поясом всю палестинскую часть Сирии. После оккупации Иудеи римляне выступили против них, и Марк Скавр предпринял экспедицию против Петры. Тогда дело не дошло до ее покорения, но вскоре после того город, по-видимому, был взят**.
При Августе царь Петры Обода был таким же подданным империи***, как и царь Иудеи Ирод, и должен был, подобно этому последнему, выставить контингент войск для римской экспедиции против южной Аравии. С тех пор оборона имперских границ на юге и на востоке Сирии вплоть до Дамаска была, по-видимому, возложена в основном на арабского царя. Со своим иудейским соседом он находился в постоянной вражде. Август, раздраженный тем, что арабский царь, вместо того чтобы искать у своего ленного государя управы на Ирода, выступил против него с оружием в руках, а также тем, что сын Ободы Гаретат, или по-гречески Арета, после смерти отца, не дожидаясь пожалования леном, без лишних церемоний взял в свои руки власть, собирался сместить этого последнего, а владения его присоединить к Иудейскому царству. Но дурное управление Ирода в последние годы его царствования удержало Августа от этого, и он официально признал Арету (около 747 г. от основания Рима). Несколькими десятилетиями позже Арета снова самовольно начал войну против своего зятя князя Галилеи Ирода Антипы за то, что тот прогнал от себя его дочь в угоду прекрасной Иродиаде. Из этой войны он вышел победителем, но разгневанный на него его ленный государь Тиберий приказал наместнику Сирии предпринять против него карательную экспедицию. Войска уже выступили в поход, когда Тиберий умер (37), а его преемник Гай, не любивший Антипу, простил арабского царя. Преемник Ареты царь Малику, или Малх, сражался в качестве римского вассала при Нероне и Веспасиане в иудейской войне, а после его смерти власть перешла по наследству к его сыну Рабелю, современнику Траяна, последнему из правителей этого дома. После присоединения Иерусалимского государства к империи и появления вместо сильной власти Ирода слабого в военном отношении царства Кесарии Паннеады Арабское государство начало играть среди зависимых государств Сирии наиболее важную роль; в частности, для осаждавшей Иерусалим римской армии оно выставило наиболее сильные контингенты войск по сравнению с контингентами, выставленными другими царями. Греческий язык не употреблялся в этом государстве и под римским верховенством; монеты, выпущенные в правление арабских царей, носят, за исключением тех, которые чеканились в Дамаске, только арамейскую надпись. Но уже появляются зачаточные формы внутренней организации и смягченного цивилизацией управления. Чеканка монет, по-видимому, также началась лишь после того, как это государство подчинилось римскому протекторату. Торговля Аравии и Индии со странами Средиземноморского бассейна шла преимущественно по охраняемой римлянами караванной дороге, ведущей из Левке Коме через Петру в Газу355. Подобно пальмирской общине князья Набатейского царства пользуются для обозначения должностей своих чиновников греческими названиями, как, например, титулами эпарха и стратега. Когда при Тиберии превозносят хорошие порядки, заведенные римлянами в Сирии, и указывают, что охрана со стороны военных отрядов обеспечила безопасный сбор урожая по всей стране, то это следует прежде всего отнести на счет мер, принятых в зависимых государствах — сначала в Иерусалимском, а затем в Кесарии Панеаде и Петре. При Траяне в Сирии и стране набатеев власть зависимых царей была заменена непосредственно римским управлением.
В начале царствования этого императора умер царь Агриппа И, и его владения были присоединены к провинции Сирии. Вскоре за тем, в 106 г., наместник Авл Корнелий Пальма уничтожил прежнее государство царей Набата и большую часть его превратил в римскую провинцию Аравию, между тем как Дамаск отошел к Сирии, а от всех владений царя набатеев во внутренней части Аравии римляне отказались. Источники говорят об учреждении этой провинции, как о подчинении Аравии, и даже монеты, прославляющие вступление римлян во владение Аравией, позволяют заключить, что набатеи оказали этому сопротивление; к тому же самый характер их области и их поведение в прошлом говорят за то, что эти князья пользовались известной самостоятельностью. Но не военный успех определяет историческое значение этих событий; Присоединение Сирии и Набата — это лишь две связанные между собой административные меры, проведенные, быть может, при помощи военной силы, а стремление приобщить эти области к цивилизации, главным образом к эллинизму, лишь усилилось от того, что за это дело взялось римское правительство. Эллинизм на Востоке был, в представлении Александра, своего рода воинствующей церковью — по преимуществу завоевательной силой, проникавшей во все сферы общественной деятельности: в политику, религию, хозяйство и литературу. Здесь, на краю пустыни, в борьбе с враждебным греческой культуре иудейством, эллинизм, насаждаемый слабым и чуждым серьезных духовных интересов правительством Селевкидов, сделал до сих пор лишь весьма незначительные успехи. Но теперь, соединившись с могуществом Рима, эллинизм приобретает огромную силу, которая превосходит прежнюю настолько, насколько мощь Римской империи превосходит мощь иудейских и арабских ленных князей. В этой стране, где основная задача заключалась в том, чтобы с помощью значительных постоянных военных сил обеспечить мирную жизнь, устройство в Боере стоянки для легиона под начальством командира сенаторского ранга было событием, составившим целую эпоху. Из этого центра в соответствующих местах были учреждены необходимые посты, снабженные гарнизонами. В качестве примера заслуживает упоминания касте ль Намара (Нема-ра), лежавший на расстоянии дня пути от границы обитаемой горной страны, посреди каменистой пустыми, но господствовавший над единственным имевшимся в этой пустыне колодцем, а также связанные с ним кастели около оазиса Рубе и далее у Джебель Сеса; эти гарнизоны держали в подчинении всю передню# область Раурана. Другой ряд укрепленных пунктов — кастелей, подчиненных сирийскому военному командованию и прежде всего стоявшему у Данавы легиону, расположенных один от другого на равном расстоянии в трех часах пути, — охранял дорогу из Дамаска в Пальмиру; лучше остальных известен нам второй по порядку кастель этой линии в Дмере, продолговатый четырехугольник, имевший в длину 300—350 шагов, снабженный с каждой стороны шестью башнями и воротами шириной в 15 шагов и окруженный стеной в 16 футов толщиной и некогда облицованной снаружи красивыми плитами.
Никогда еще эта страна не знала подобной охраны. Она по существу не утратила своего национального характера. Арабские имена держатся там очень долго, хотя нередко, подобно тому как это было в Сирии, к местному имени прибавляется римско-эллинское; так, например, один шейх называет себя «Адриан, или Соайд, сын Малеха»356. Местный культ также остается неприкосновенным: правда, главное божество набатеев Дусарис отождествляется с Дионисом, но прежний культ его под местным именем сохраняется, и еще много лет спустя жители Боеры справляют в честь этого бога Дусарии357. Подобным образом в провинции Аравии продолжают посвящать храмы и приносить жертвы Ауму, или Гелиосу, Вазеату Теандриту, Этаю. Точно так же сохраняются племена и племенная организация: в надписях упоминается целый ряд «фил» с туземными именами и еще чаще — филархи или этнархи. Однако несмотря на то, что традиционные порядки сохраняются, процесс цивилизации и эллинизации продолжается. Если для дотраяновской эпохи в пределах Набатейского царства нельзя указать ни одного греческого памятника, то в пос-летраяновское время там же не было найдено ни одного памятника на туземном языке358, по всей вероятности, под воздействием имперского правительства употребление арамейской письменности прекратилось сразу после присоединения этой страны, хотя самый язык остался в качестве языка местного населения, что удостоверяется помимо собственных имен существованием должности «переводчика при сборщиках податей».
Имеющиеся у нас письменные источники ничего не говорят о развитии в этих провинциях земледелия; однако на всех восточных и южных склонах Гаурана, от горных вершин до самой пустыни, были свалены в кучи или сложены длинными рядами камни, которыми некогда была усеяна эта вулканическая равнина, и таким образом была расчищена плодороднейшая пахотная земля. В этом можно узнать руку того единственного правительства, которое управляло этой страной так, как можно и должно было ею управлять. На Ледже, покрытом лавой плато, — расстояние от одного края этого плато до другого равнялось в длину 13, в ширину 8—9 часам пути, — теперь превратившемся в почти полную пустыню, некогда между застывших потоков лавы росли виноградные лозы и смоковницы; его пересекает римская дорога, связывающая Боеру с Дамаском; на Ледже и в его окрестностях насчитываются развалины 12 крупных поселений и 39 мелких. Установлено, что по приказанию того самого наместника, которому была поручена организация провинции Аравии, был сооружен громадный водопровод, по которому вода с гор Гаурана стекала к Канате (Керак) на равнине, и неподалеку отсюда такой же водопровод в Арре (Раха); эти сооружения Траяна заслуживают упоминания рядом с гаванью в Остии и римским Форумом. О процветании торговли свидетельствует самый выбор главного города новой провинции. Боера существовала еще при правлении набатеев, и там найдена надпись царя Малиху; но лишь с введением непосредственного римского управления она начинает выдвигаться в военном и торговом отношении. «Боера, — говорит Ветцштейн, — занимает наиболее удачное положение среди всех восточносирийских городов; даже Дамаск, обязанный своим величием обилию вод и выгодному положению под защитой восточного Трахона, сможет затмить Боеру только в том случае, если у нее будет слабое правительство; напротив, при сильном и разумном правительстве Боера может за несколько десятилетий достигнуть сказочного процветания. Это большой рынок для сирийской пустыни, аравийской горной области и Переи, и длинные ряды ее каменных лавок, ныне находящиеся в запустении, свидетельствуют о величии в прошлом и о возможности его в будущем». Остатки римской дороги, ведущей из Боеры через Салхат и Эзрак к Персидскому заливу, показывают, что Боера наряду с Петрой и Пальмирой была посредницей в торговле между Востоком и странами Средиземноморского бассейна. Город этот, вероятно, уже Траяном был устроен по греческому образцу, по крайней мере с тех пор он зовется «Новая Траянова Боера»; греческие монеты появляются там с эпохи Пия; позднее, после того как Александр Север предоставил городу права колонии, надписи на монетах становятся латинскими. Петра имела греческое городское устройство уже при Адриане, и некоторые другие местечки также получили позднее городское право; но преобладающей формой общественной организации в этой аравийской области и в позднейшее время были племя и родовое селение.