Но невзгоды Ирода еще не окончились с его водворением на престоле. Неудачная экспедиция Антония против парфян осталась для Ирода без последствий, так как победители не отважились вторгнуться в Сирию; но ему пришлось немало вытерпеть от все возраставших претензий египетской царицы (ибо в то время Востоком правила скорее она, чем Антоний). Правда, Клеопатра, в своей женской политике стремившаяся главным образом к увеличению могущества своего дома и в первую очередь к увеличению доходов, далеко не всегда добивалась от Антония всего, к чему жадно стремилась, но все же она отняла у иудейского царя часть наиболее ценных его владений на побережье Сирии и в промежуточной области между Египтом и Сирией и даже богатые бальзамовые плантации и пальмовые роши Иерихона и наложила на его страну тяжелое финансовое бремя. Чтобы сохранить остальную часть своих владений, Ирод должен был либо сам брать в аренду новые сирийские владения царицы, либо давать поручительство за других, менее платежеспособных арендаторов. И после всех этих невзгод, в момент, когда он мог ждать лишь новых, еще более тяжелых требований, против которых еще труднее было бы бороться, начало войны между Антонием и Цезарем подало ему надежду на перемену к лучшему, а то обстоятельство, что Клеопатра, ослепленная своим эгоизмом, лишила его возможности принять активное участие в войне под предлогом, что его войска нужны для взимания ее доходов в Сирии, оказалось для Ирода новым счастливым случаем, облегчившим ему подчинение победителю. Счастье улыбнулось иудейскому царю и в дальнейшем, при смене власти; ему удалось перехватить отряд верных Антонию гладиаторов, который из Малой Азии шел через Сирию и Египет, чтобы подать помощь своему господину.
Но прежде чем отправиться к Цезарю на Родос, чтобы исхлопотать себе помилование, он распорядился на всякий случай казнить последнего представителя мужской линии дома Маккавеев — восьмидесятилетнего Гиркана, которому дом Антипатра был обязан своим положением; этим он в самом деле преступил границы необходимой осторожности. Цезарь сделал то, что подсказывали ему политические соображения, тем более что ему была важна поддержка Ирода для намеченной им египетской экспедиции; он утвердил во власти правителя, который так охотно дал себя победить, и увеличил его владения, частью вернув ему то, что у него отняла Клеопатра, а частью подарив новые области; с тех пор Ироду стали принадлежать са-марянские земли, вклинившиеся между Иудеей и Галилеей, весь берег от Газы до Стратоновой башни, позднейшей Кесарии,и ряд городов к востоку от Иордана. С укреплением римской монархии Иудейское государство также избавилось от дальнейших внешних кризисов.
С римской точки зрения поведение новой династии представляется настолько некорректным, что остается лишь поражаться. Эта династия сначала принимает сторону Помпея, затем Цезаря, затем Кассия и Брута, далее триумвиров, затем Антония и, наконец, Августа; верность меняется, как пароль. Однако этому образу действий нельзя отказать в последовательности и постоянстве. В самом деле, борьба партий, которая раздирала господствующую над миром гражданскую общину, будь то республика или монархия, Цезарь или Антоний, не касалась зависимых от Рима земель — и прежде всего земель греческого Востока. Эта политика сопровождалась падением морали и позорной заменой истинной верности внешним повиновением; но царь Ирод выполнял все обязанности, которых требовало от своих подданных Римское государство, с такой точностью, на какую не могли бы быть, конечно, способны люди с более благородной и возвышенной душой. В столкновениях с парфянами он всегда, даже в самых опасных положениях, неизменно обращался к однажды выбранным покровителям. С точки зрения внутренней иудейской политики управление Ирода характеризовалось устранением теократии и являлось продолжением и даже укреплением правительственной системы Маккавеев, поскольку при нем было проведено четкое разделение государственной и церковной власти между всемогущим, но по своему происхождению чуждым иудеям царем и часто бессильным и по произволу смещаемым первосвященником. Конечно, иудейскому первосвященнику царское положение прощалось скорее, чем иностранцу, не имеющему прав на священническое посвящение; и если Асмонеи выступали на защиту независимости иудейства от внешнего мира, то идумеянин получил царскую власть над иудеями в лен от государя-покровителя.
Влияние этого неразрешимого конфликта на глубоко страстную натуру сказывается в течение всей жизни этого человека, который причинил много горя другим, но, быть может, не меньше страдал и сам. И все же энергия иудейского царя, настойчивость, уменье подчиняться неизбежному, военная и политическая ловкость, проявлявшиеся всюду, где открывалась возможность, обеспечивают ему заметное место в общей картине этой любопытной эпохи.
В задачу историка Рима не входило подробное описание почти сорокалетнего правления Ирода (он умер в 750 г.), что можно было бы сделать на основании дошедших до нас очень обстоятельных сообщений источников. Ни в одну эпоху не было второго царского дома, где бы в таких размерах свирепствовала кровавая вражда между родителями и детьми, между супругами, между братьями и сестрами; император Август и его наместник в Сирии с отвращением отказывались от участия в убийствах, которого от них ожидали; не менее ужасной чертой в этой зловещей картине является полная бесцельность большинства таких расправ, производившихся обыкновенно по неосновательному подозрению, и неизменно наступавшее за этим горькое раскаяние виновников. Но как твердо и разумно ни отстаивал царь интересы своей страны, поскольку он мог и смел это делать, как энергично он ни вступался за иудеев не только в Палестине, но и во всей империи, пуская при этом в ход свои сокровища и свое немалое влияние (благоприятным для иудеев решением Агриппы в большом малоазийском споре общеимперского значения иудеи обязаны были в сущности ему), все же любовь и преданность он нашел в Идумее и Самарии, но не у израильского народа; здесь ему продолжали вменять в вину не столько пролитую кровь многих людей, сколько его чужеземное происхождение« Одной из главных причин домашних раздоров в семье Ирода было то, что в своей жене из асмонейского рода, прекрасной Мариам, и ее детях он видел не столько своих близких, сколько иудеев, и потому боялся их; да и сам он говорил, что чувствует влечение к грекам в той же степени, в какой питает отвращение к иудеям. Характерно, что своих сыновей, которых он предполагал сделать своими наследниками, Ирод воспитывал в Риме. В то время как из своих неистощимых богатств он осыпал дарами греческие города за границей и украшал их храмами, для иудеев также возводились постройки, но только не в иудейском вкусе. Здания цирка и театра в самом Иерусалиме и посвященные императорскому культу храмы в иудейских городах в глазах благочестивого израильтянина были равносильны богохульству. Иерусалимский храм был превращен им в великолепное здание — в значительной степени вопреки желанию набожных людей; как ни восхищались они постройкой, то обстоятельство, что царь поместил на вершине храма золотого орла, обошлось ему дороже, чем все вынесенные им смертные приговоры, и вызвало народное возмущение, жертвой которого сделался сначала орел, а потом, разумеется, и те ревнители благочестия, которые его сорвали. Ирод достаточно хорошо знал страну, чтобы не доводить дело до крайности: если бы можно было ее эллинизировать, у него не оказалось бы недостатка в доброй воле к этому. По своей энергии этот идумей не уступал лучшим из Асмонеев. Постройка большой гавани у Стратоновой башни, или Кесарии, как стал с тех пор называться этот совершенно перестроенный Иродом город, впервые дала бедному гаванями побережью то, в чем оно нуждалось, и во все время существования империи город оставался главным рынком южной Сирии. Все, что может дать правительство: развитие природных ресурсов, помощь во время голода и других бедствий и прежде всего — внутреннюю и внешнюю безопасность страны, — было дано Иродом
Иудее. С разбоями было покончено, и была установлена строгая* систематическая охрана границ от бродячих народностей пустыни, что в этих местах являлось крайне трудной задачей. Все это побудило римское правительство подчинить Ироду и еще более отдаленные области — Итурею, Трахонитиду, Ауранитиду, Батанею. С тех пор его владычество простиралось, как мы уже упоминали, на всю трансиорданскую землю до Дамаска и гор Гермона; насколько нам известно, после этого значительного расширения его владений во всей этой области больше не оставалось ни одного вольного города и ни одного независимого от Ирода властителя. Самая оборона границ была возложена преимущественно не на царя иудеев, а на царя арабов; но, поскольку это зависело от Ирода, ряд хорошо оборудованных пограничных кастелей и тут обеспечивал внутреннее спокойствие надежнее, чем когда бы то ни было в прошлом. Отсюда понятно, почему Агриппа, осмотрев портовые и военные постройки Ирода, убедился, что царь Иудеи стремится к тем же целям, что и он сам, и в дальнейшем относился к нему, как к своему сотруднику в великом деле организации империи.
Царство Ирода просуществовало недолго. Сам Ирод поделил его в своем завещании между тремя своими сыновьями, и Август в основном утвердил это распоряжение, лишь с тем изменением, что важную гавань Газу и трансиорданские греческие города он подчинил непосредственно власти наместника Сирии. Северные области государства были отделены от основной страны; последняя из приобретенных Иродом областей, расположенная к югу от Дамаска, Батанея с прилегающими к ней округами, досталась Филиппу; Галилея и Иерея, т. е. Трансиорданская область, точнее —- те ее районы, где не было греческих городов, перешли к Ироду Антипе; оба они носили титул тетрархов; эти маленькие государства сначала были разделены, затем при правнуке Ирода «Великого», Агриппе II, вновь объединены и с небольшими перерывами просуществовали до времени Траяна. Мы уже упоминали о том, как они управлялись, при описании восточной Сирии и Аравии. Здесь следует только добавить, что эти преемники Ирода продолжали править если не с той же энергией, то в том же духе, что и основатель династии. В отстроенных ими городах