Никаких вооружённых египетских отрядов не наблюдалось. Тем не менее, Раис вдруг высказал бредовую идею о том, что надо быть настороже, а то неровен час, под видом мирных повозок окажутся мобильные партизанские отряды, выехавшие на борьбу с оккупантами.
Лёлик уничижительно захехекал и пояснил, что до партизан тут ещё никто не додумался. И вообще это наше домашнее изобретение, состоявшееся в 1812 году. А местным мирным жителям и дела нет — какое тут войско за каким гоняется, и какие битвы происходят. Лишь бы их не трогали.
Раис недовольно хмыкнул, помолчал, а потом стал энергично приставать ко всем встречным насчёт прикупить у них чего-нибудь съедобного, но безрезультатно. Египтяне или пожимали плечами, отказываясь понимать латинскую речь, отчего Раис в отчаянии переходил на русский язык и даже вставлял слова татарские, или предъявляли товары, оставлявшие нашего каптенармуса равнодушным: зерно в мешках, глиняную посуду, деревянные сундуки, всякую хозяйственную утварь, а также большое количество фиников в корзинах, на которые мы уже и так смотреть не могли. Похоже, мы нарвались на сбор урожая этих плодов.
К полудню проехали Гермополис. Припомнили, что данный населённый пункт на пути в Мемфис проходили в первый день. Посему решили, что уже сегодня можем быть в Александрии.
Через пару часов доехали до обелиска из чёрного гранита, рядом с которым имелся колодец. Устроили обстоятельный привал. Напоили коней, дали им попастись, сами отдохнули, повалявшись на траве.
Поехали дальше. Дорога отвернула от реки. Уже вечерело. Пухлые кучевые облака, громоздившиеся над горизонтом, окрасились в уютные янтарные цвета.
Впереди показалась двигавшаяся нам навстречу порожная повозка, которую легко везли два мула. Мы поравнялись с ней. Возница — смуглый малый с наглыми глазами — внимательно посмотрел на нас и отчего-то ухмыльнулся.
Джон учтиво спросил у него:
— А не подскажешь, любезный, до Александрии далеко?
Возница дёрнул вожжи, останавливая мулов, и на сносном латинском доложил:
— Да почти доехали, — потом неуважительно хмыкнул и спросил:
— А вы драпаете, значит?
— В каком смысле? — не понял Джон.
— Ну так вы ж из римского войска. Одни едете, больше никого. Значит, войско ваше разбито наголову, — предъявил недюжинные способности к логическому мышлению возница.
— Это мы вашего Пофина заколбасили как цуцика. А войско сзади марширует, — внёс ясность строгим голосом Лёлик.
— А чего ж сзади-то? — с ехидной недоверчивостью усомнился возница.
— Задерживается, — терпеливо пояснил Джон.
— А чего задерживается-то? — язвительно справился абориген.
— Да таких вот болтунов как ты отлавливают и палками лупят! — вспылил Джон.
Возница неуверенно хмыкнул, смутился, отвернулся и хлестнул мулов.
Мы поехали дальше и вскоре пустили лошадей в галоп, к чему они отнеслись с явной неохотой. И вскоре, наконец, открылись взору стены и башни Александрии. Мы притормозили коней, чтобы въехать в город чинно и даже торжественно. Бобе был дан настоятельный совет не светиться и спрятать царские регалии подальше, что он благоразумно и сделал.
Глава 40
В которой герои нанимают корабль, а потом мирно плывут, никого не трогая — кроме пиратов.
У въезда в город стояли на страже римские легионеры из оставленного в городе отряда. Смутно знакомый центурион сначала удивлённо в нас вглядывался, потом приветственно махнул рукой и несколько встревоженно поинтересовался: откуда мы и где остальное войско.
— Всё путём, парни, кого надо прибили, кого надо ограбили! — крикнул Серёга и показал большой палец, что, в общем-то, для римлян означало помилование побеждённого.
Джон важно пояснил, что враг разбит, победа за нами, а у нас важное задание, после чего мы, миновав ворота, въехали в город.
Тут же возник вопрос: что делать и куда ехать?
— Покушать надо как люди, а то меня от фиников аж пучит! — вскричал отчаянно Раис и даже начал хлопать себя по животу, показывая всю меру своих страданий.
Мы согласились с его вопиющим мнением, но с тем решили, что в первую очередь надо думать о своей главной цели, а именно, о том, чтобы побыстрей отправиться в Рим. Посему мы большинством голосов постановили следовать в порт, ну а уже по дороге искать возможность утолить изрядный голод.
Мы смутно помнили дорогу от ворот до дворца, но не более того. Потому поехали согласно примерному представлению о направлении. У немногочисленных представителей местного населения, встречавшихся нам, мы со всей вежливостью осведомлялись на предмет нахождения порта, а также какой-нибудь таверны, харчевни, трактира и прочего общепита.
Но горожане никак не признавали латинской речи и отказывались отвечать, а в лучшем случае указывали туда, откуда мы двигались. Серёга проворчал, что они тут все нюх потеряли, и начал невзначай наезжать на прохожих лошадью. Те жались к стенам и что-то неуважительно кричали, помогая себе красноречивыми жестами.
Боба было заикнулся насчёт того, чтобы наведаться к Рабирию, но его живо и неожиданно перебил Раис, заявив, что он лучше останется голодным, чем окажется в зоне досягаемости старикашкиной жены-интриганки. Впрочем, и без того официальные визиты никак не соответствовали нашему инкогнито.
Так мы ехали достаточно долго, пока нашим взорам не открылась долгожданная примета в виде вывески, на которой намалёван был упитанный мужик, обжиравшийся пудовым окороком. Мы мигом подъехали к отмеченному заманчивой картинкой дому, спешились и наспех привязали коней к кстати торчавшему несколько поодаль каменному невысокому столбу. Заветная дверь оказалась закрытой. Раис заругался и заколошматил по крепким доскам сначала руками, а затем и обухом топорика.
Через некоторое время дверь со скрипом отворилась вовнутрь и высунулась из-за неё физиономия, напомнившая настороженного бульдога. Раис как тараном двинул животом в дверь, распахивая её до удобопроходимых размеров, и мы быстро просочились в помещение — мрачную грязную комнату с некоторым количеством столов и скамеек, освещаемую малым числом трещавших и вонявших масляных светильников. Из-за насильственно распахнутой двери вылез мрачный мужик; потирая ушибленный бок, он оглядел нас, недовольно шевеля отвисшими щеками, а потом чего-то произнёс на непонятном языке.
— По-латински разумеешь? — осведомился Джон.
Мужик буркнул уже по-латински:
— У нас закрыто!
Раис утробно рыкнул и спросил лаконично:
— Ты кто?
— Хозяин… — настороженно ответил мужик.
— Жрать давать! — рявкнул Раис и основательно уселся за ближайший стол.
Мы присоединились к нему и требовательно стали глядеть на мужика.
Тот замялся и сказал:
— Печь уж затушили, ничего горячего нету…
— Неси что есть, не обидим! — солидно сказал Лёлик.
Хозяин вздохнул и прошёл в соседнее помещение, где состоялся приглушённый быстрый разговор, после чего неопрятная старуха в засаленном балахоне, шаркая по земляному полу истрёпанными сандалиями, притащила стопку сухих лепёшек и большое глиняное блюдо, полное тонких длинных колбасок — хорошо провяленых, с головокружительным запахом чеснока и специй, плотно набитых крупными кусками мяса, сала и какой-то крупою. Мы тут же с непотребным урчанием набросились на еду.
Во второй заход служанка со стуком поставила на стол большой кувшин и глиняные чаши, щербатые настолько, словно их края кто-то специально обкусывал. Из кувшина пахло совсем не вином, а как-то непривычно, но с тем и знакомо.
Серёга на правах отрядного виночерпия заглянул в сосуд, понюхал, решительно хлебнул через край, оторвался просветлённый и объявил:
— Мужики, пивко!
— Наливай! — бодро скомандовал с набитым ртом Раис, подставляя чашу.
Серёга быстро разлил. Безо всяких тостов мы вкусили янтарного напитка. Местное пиво было на вкус тёрпким и горьковатым и отлично подходило для острых колбасных изделий.
Блюдо было опустошено в один момент. По нашему требованию последовала добавка, уничтоженная с меньшей скоростью, но с прежней тщательностью. Третья порция заинтересовала только Раиса, да и то в странно малом для него количестве.
Довольно фукая и отдуваясь, мы потребовали ещё кувшинчик пива и стали пробовать его не торопясь и вдумчиво как дегустаторы. Было ясно, что в сём напитке нет ни консервантов, ни усилителей вкуса, идентичных натуральным, ни прочих достижений химической промышленности.
— Да уж! — выразил общее мнение Боба. — Знатное пивко!
— И не говори! — развил тему Джон. — Не знают эти древние своего счастья! Едят, пьют всё натуральное. А дать им наше какое-нибудь "Золотое бочковое", так отравятся.
Лёлик полистал свою энциклопедию и объявил, что пиво изобрели как раз в Египте примерно четыре тысяч лет назад с нынешнего дня.
— Уважаю! — молвил Серёга, наливая себе остатки.
Боба, сидевший с краю, покопался в карманах и залихватски бросил на стол медную монету. Хозяин начал хмуриться и наливаться краскою, начиная с ушей.
— Не боись, шутим! — покровительственно сказал Раис. — Ты нас уважил, и мы тебя не обидим, — после чего выгреб из кармана три денария и с необычайной щедростью добавил их к медяку.
Хозяин заухмылялся довольно, стал приглашать заходить почаще, и даже — совсем, видно, расслабившись — предложил взять колбасок с собой на дорожку. Раис уцепился за предложение и при помощи настойчивого и неоднократно выраженного согласия воплотил-таки неосмотрительный хозяйский реверанс в натуральную корзинку с крышкою, полную этих самых колбасок.
— Слышь, начальник, а до порта далеко? — спросил Лёлик, устало ковыряясь в зубах.
— Да недалеко. Как выйдете, так за угол направо и прямо идите. К порту и выйдете, — ответил хозяин.
— А не в курсе, никакая посудина в Рим не собирается отчаливать? — уточнил Джон.
Хозяин подумал и пожал плечами:
— Да не знаю. Туда многие плавают…
— Ну, тогда бывай! — за всех попрощался Серёга.