Колбасы вольно торчали из корзины в разные стороны. Лёлик, пользуясь своей мобильностью, подкрался сбоку, отменно откусил от колбасы и начал жевать, нарочито чавкая и выглядя как человек, получающий острое наслаждение.
Выбрались к цветочным рядам, где Раис, поморщившись брезгливо на несъедобную красоту, всё же, несмотря на наше недоумение, приобрёл без разбора несколько охапок изделий Флоры.
Всё это живописно, как на фламандских натюрмортах, мешалось в наших корзинах, которые вовсе не становились от того легче, а просто катастрофически тяжелели. Первыми заныли несовершеннолетние рабы. Хотя подневольный статус и велел им переносить тяготы и лишения безропотно, но их незрелое физическое сложение явно не выдерживало навалившегося милостью Раиса товарного громадья, которое вскоре явно превозмогло наши в совокупности возможности по переноске грузов.
Мы наперегонки заорали, требуя привала. Джон кинул клич в толпу зевак, к тому времени сопровождавших нас в изрядном количестве, на который тут же за обещанную плату нашлись добровольцы. Одним мы вручили свои битком набитые корзины, для других на перспективу ещё прикупили пустой плетёной тары. Самим же нам оставалось только надзирать за тем, чтобы наймиты не разбежались с добром.
После перегруппировки сил Раис кинулся покупать с новыми силами, причём с поваром они шушукались всё усерднее и усерднее как два идейных единомышленника.
В корзины как из рога изобилия посыпались: фасоль, горох, чечевица, бобы, пшено, разная рыба: начиная от приличных размеров осетра с дерзко загнутым носом и костистыми наростами на зеленоватой шкуре и заканчивая серебристой мелюзгой, годной лишь для первого ушиного навара, чёрные угри, бурые раковины устриц, мидий и ещё каких-то моллюсков, оливковое масло в плотно заткнутой узкогорлой амфоре, грибы шампиньоны, серая соль в деревянной коробочке, разнообразные приправы: перец, тмин, имбирь, укроп, кориандр, тимьян, зёрна горчицы, всякие орехи: фисташки, миндаль, фундук, свежие пшеничные хлеба, груши и яблоки разных сортов, лиловые крупные сливы, туески с вишней, сочная жёлтая айва, финики, инжир, несколько продолговатых дынь с сухой потрескавшейся шкурой, увесистые гроздья винограда золотистого, красноватого, фиолетового, чёрного.
— Слушайте, а почему апельсинов нет? — удивился Джон.
Лёлик, довольный тем, что он как кладезь информации, наконец, понадобился, рьяно кинулся листать энциклопедию и через некоторое время торжественно известил:
— Апельсины завезли в Италию только в шестнадцатом веке!
— Вот те раз! — всплеснул теперь уже свободными руками Джон. — А я думал, что Италия — родина апельсинов!
По настоянию повара свернули к лавке, где продавался так называемый гарум, приправа из прокисших рыбных потрохов, отчего там царили соответствующие миазмы. Мы было попытались протестовать, но повар заявил, что без гарума ничего вкусного приготовить не сможет, в чём Раис его решительно поддержал. Торговля в лавке шла бойко; римляне нюхали со смачным видом, пробовали на вкус. Наш повар также углубился в процесс дегустации и через некоторое время отобрал пару кувшинов сего специфического продукта, значительно заявив, что это самый лучший гарум — из Помпей, на что Лёлик, гадливо морщившийся и зажимавший нос даже, пожалуй, и нарочито, мстительно заявил, что недолго осталось этому населённому пункту делать свой вонючий бизнес.
Покупка гарума испортила Лёлику настроение, и он начал сварливо бурчать в адрес Раиса:
— Однако мот-разоритель! Куда столько накупил? Испортится ведь! Холодильников то ещё не придумали!
— Зато потеха… — в ответ задумчиво протянул Серёга, подумав о чём-то своём, потом вдруг сорвался как реактивный, подлетел к Раису, начал цапать того за зажатый неприступно в деснице кошель, горячо что-то объясняя.
Раис под таким бурным напором растерялся и позволил налётчику черпнуть щедро монет из источника. Серёга издал восторженный клич, зажал в кулаке валюту и кинулся со всех ног к показавшимся рядам, где выстроены были ровными шеренгами амфоры разных размеров с залитыми смолою горлами, где весёлые черноглазые молодцы цокали языками, поднося покупателям на пробу глиняные чаши с выдержанным соком лозы.
Серёга сходу принялся пробовать, кивать благосклонно и громко делиться с нами вкусовыми впечатлениями, после чего изделия Бахуса стали переходить в нашу собственность чуть ли не декалитрами.
В одном месте торговец показал пыльные амфоры, на засмоленных горлышках которых болтались кожаные ярлыки с надписью "опимианский фалерн выдержан сто лет". Серёга тут же проникся и восхитился, а торговец принялся убедительно рекламировать сиё вино, непременно называя его напитком богов. Наш сомелье, не колеблясь, купил пару амфор, отдав за каждую аж по ауреусу и заявив при этом, что за такую выдержку никаких денег не жалко. Джон резонно заметил, что всё равно это не коньяк, а вино, на что Серёга лишь ухмыльнулся недоверчиво.
Параллельно Раис продолжал опустошать продуктовые лавки. То и дело приходилось нанимать всё новых носильщиков. Эшелон покупок увеличивался на глазах как колония болезнетворных бактерий.
— Хватит! — наконец истерически заорал Лёлик.
Мы все хором его поддержали и даже начали хватать разошедшегося каптенармуса за руки и за бока.
Раис поначалу стал отбиваться, но потом опомнился, мило нам улыбнулся и миролюбиво сказал:
— Ну-с, слегка прикупили покупок, теперь домой можно, ужин готовить…
Выстроив свой торговый караван попарно, и стараясь держать в поле зрения согнутых под внушительной поклажей носильщиков, мы отправились в свой новый дом, держа курс примерно — на видневшийся склон Квиринала. Зеваки всё также сопровождали нас, громко обсуждая, куда мы попрём всю эту прорву покупок. Некоторые выражали мнение о том, что варвары вообще отличаются вопиющей прожорливостью, и потому им — то есть, нам — всего этого хватит лишь на разок подкрепиться.
Шли мы по ещё неизведанным улицам. В одном переулке царил стук и грохот. Во дворах, которые просматривались из-за распахнутых ворот, мастерового вида крепыши гулко лупили молотками по металлическим заготовкам, между делом засовывая их в низкие каменные печки, куда, поддерживая жаркий гудевший огонь, жилистые подростки подкидывали смолистые чурбаки. В домах на первых этажах располагались лавки, где продавалась всяческая домашняя утварь и посуда из меди и бронзы: кастрюли, котлы, сковородки, формы для выпечки. По подсказке повара Раис приобрёл всего этого целый набор.
В следующей лавке куплены были разделочные ножи разных форм и размеров. Здесь же предлагалось всевозможное оружие и даже доспехи. Теперь уже Лёлик, всегда отличавшийся милитаристским задором, загорелся желанием и, крепко поругавшись с Раисом насчёт права тратить денежку, купил пару мечей, тройку кинжалов, а также полный набор доспехов: шлем под монументальным плюмажем, который он тут же нахлобучил на голову, панцирь, поножи и пояс, после чего на радостях начал с непосредственностью пьяного хулигана хватко размахивать гладиусом, с восторгом слушая свист отточенного железа. Завизжавшие зеваки стали давиться в панике, норовя увернуться от реального рубящего увечья.
Солнце уже заметно склонилось вниз, но всё равно пекло вовсю. Было жарко до одурения; хотелось много холодной воды снаружи и вовнутрь, а после — покоя и развесистой тени.
По дороге повар, преданно семеня рядом с Раисом, знакомил того с рецептами возможных кушаний. Голосом повар обладал гугнивым, но громким, так что слышно его было хорошо.
— …Поросёнка выпотрошу да нафарширую его рубленым цыплёнком, да потрохами, да мелкой рыбой, да вялеными колбасами, да финиками, да сельдереем, да луком-пореем, да туда разобью десять яиц… — бубнил повар, словно рассказывал урок. — Потом поросёнка зашью. Затем приготовлю соус. А сделаю его так. Растолку зёрна перца, кориандр, горчицу, смешаю с гарумом, оливковым маслом и мёдом. Поросёнка стану запекать и поливать соусом. Или вот ещё… Солёную рыбку возьму, куриную печёнку, да сыр, да залью гарумом, да перца и тмина положу обильно, потом сварю всё, а потом залью сырыми яйцами…
— Сальмонеллеза нам ещё не хватало… — пробормотал Лёлик, внимательно слушавший сии замысловатые планы по совмещению в едином блюде столь противоречивых ингредиентов.
— А вот ещё… — продолжал трындеть повар благосклонно внимавшему Раису. — Возьму айву с репчатым луком, порублю мелко, смешаю с творогом, потом посыплю перцем обильно и стану варить медленно в смеси вина с мёдом…
Лёлик фыркнул и стал решительно протестовать против такого извращённого плюрализма в кулинарии, а присоединившиеся к нему Серёга и Боба в один голос потребовали пищи простой и незамысловатой, причём Серёга уж совсем скатился до упаднического примитивизма, изъявив желание видеть на праздничном столе одни лишь бутерброды да крутые яйца, которые он назвал правильной закуской.
Раис за повара вступился и начал живо разглагольствовать о пользе эксперимента в гастрономии, на что Лёлик тонко заметил, что слова "гастрономия" и "гастрит" одного корня.
Глава 44
В которой герои пируют, а Раис корректирует скульптуру.
Так за полемикой мы, наконец, подошли к своей обители. Вилик отворил ворота сразу и настежь, будто только и караулил наш приход. Приобретения были сложены во дворе вавилонской башнею рядом с кучей покупок от первого нашего захода, которая не особо и уменьшилась. Носильщики, получив щедрую плату, гурьбою удалились. Лёлик сделал строгий выговор вилику за нерасторопность; тот в своё оправдание забормотал, что занимался баней, которая уже готова. С превеликой радостью мы бросились принимать водные процедуры. Быстро скинув одежду в раздевальне, мы сначала кинулись в холодный бассейн, затем по очереди сходили под горячий, с позволения сказать, душ. Боба, пользуясь случаем, начал рачительно простирывать носки и исподники. Мы последовали его примеру. Один Лёлик принялся ворчать насчёт того, что не пристало нам, как состоявшимся рабовладельцам, заниматься постирушками, и надо бы припахать рабов. Джон напомнил Лёлику, что местные методы стирки за неимением не то чтобы "Ариэля", но даже и хозяйственного мыла, предполагают использование жидких отходо