Торговые точки с одеждой нас больше не соблазняли, разве что эстетствующий Джон перебегал от лавки к лавке и урывал то пурпурную просвечивающую тунику, то воздушную, расшитую узорами накидку, то ещё какой-нибудь предмет женского гардероба, причём все его приобретения имели определённую склонность к прозрачности. При этом Джон, запихивая очередную покупку в корзину, нервно заявлял, что это строго для его милашек, на что коллеги лишь мрачно похохатывали.
Зашли в обувную лавку и купили девицам изящную обувку: сандалии на тонких ремнях с серебряными бляшками, башмачки из хорошо выделанной кожи. Раис для своих рабынь приобрёл пурпурные котурны — туфли на пробковой подошве а ля платформа высотою сантиметров в десять. Лёлик было начал требовать такие же для сестричек, но потом взглянул на старшую — и без того дылду — поморщился и требование своё дезавуировал.
Попалась на пути лавка, где продавались меховые изделия: накидки, плащи, балахоны, а также и просто звериные шкурки белок, бобров, куниц, горностаев и прочих горемык, удосужившихся уродиться с мехами на боках.
Персонал лавки состоял из расторопного раба в короткой тунике и дородного хозяина в тоге, который как раз показывал важному римлянину разложенные на прилавке собольи шкурки.
— Вот дурак эдакий, ещё бы дублёнку догадался выставить! — проворчал мрачно Лёлик и вытер пот с лица.
Римлянин искоса посмотрел на нас, сказал что-то торговцу и вышел вон. Раис молча подошёл к прилавку, погладил шкурки, а одну, особо пушистую, переливавшуюся серебристо, даже приложил к небритой щеке, а потом поинтересовался:
— Откуда меха, любезный?
Хозяин откашлялся и с достоинством сообщил:
— Из краёв далёких и дремучих. Сначала надо Понтом Эвскинским плыть…
— По Чёрному морю, значит… — пробормотал украдкой Лёлик.
— … до Ольвии. Город есть такой в устье Борисфена…
— Днепр… — как синхронный переводчик уточнил наш энциклопедист.
— Потом по Борисфену вверх долго плыть, пока степь не кончится, и леса не начнутся. Там с мехами богато!… — торговец, несомненно, желал похвастать, что и делал с довольным видом. — А зимой, представляете, вода в реках становится твёрдой как стекло, и землю покрывает снег. Не так как у нас, только в горах, на вершинах, а всю землю. Впрочем, чего говорить, надо видеть.
— Знаем, видели… — буркнул с ненавистью Лёлик и отвернулся в сторону.
— … Ну а народ там, дикий, никакой цивилизации… — благодушно повествовал негоциант-путешественник.
— Но, но, милейший, полегче! — осадил его обиженно Джон.
Торговец было удивился, но тут Раис, щёлкнув пальцами, сказал:
— Это… вон… душегрейку ту дай померить.
Торговец кивнул исполнительно бдевшему рабу. Тот тут же запрошенную одёжку предъявил. Раис вещь помял, потряс, потёр, даже понюхал, затем стал мерить, а вдоволь намерившись, заявил, что душегреечку он берёт, и ещё вот эту беличью накидочку, и вот это, это и это. Торговец уже удивился по-другому, стал расхваливать отобранные вещи, набивая цену. Раис вещи, напротив, хаял, а желание купить их объяснял крайней и нетерпимой более изношенностью гардероба собственных рабов из разряда скотников и поломоек. Торговец не верил, но цену сбавлял. Наконец, компромисс был нащупан, и сделка состоялась.
Подошёл Боба и, строго глядя на купца, назидательно сказал:
— Ты, это, как снова будешь в тех краях, привет там передавай.
— А кому? — вконец изумился торговец.
— Ну там… Ярославу… этому… Мономаху, — неуверенно порекомендовал Боба и поторопился отойти.
Следующую нашу остановку вызвала лавка, благоухавшая как ящик разбитой парфюмерии. От лавки прямо перед нами отчалили на плечах восьми дюжих негров богатые носилки. Занавески на них были приоткрыты, так что мы могли полюбопытствовать на бледную матрону с пышной рыжей причёской, которая, развалясь на мягких подушках, с радостной ухмылкою перебирала какие-то коробочки.
В лавке, уютно сидя на стуле с гнутой спинкой, помещался старичок восточного типа с вислым носом, успевший уже мирно задремать. Во всю стену имелся стеллаж из тонких досок, на котором тесно размещалось великое множество шкатулок, ларчиков, баклажек, стеклянных пузырьков и бутылочек, серебряных и золотых крохотных сосудиков. Перед старичком стоял трёхногий столик, на котором имелись медные весы и бронзовая ступка.
— Никак, духи? — принюхался Раис и, нагнувшись, побренчал по ступке: — Алё, старче, духи, румяна, пудру имеешь?
Старичок подскочил на месте, вытаращил глаза и с удивительной ловкостью зашевелил носом, после чего встряхнулся, как встряхиваются потоптанные рябы, и с детскою обидой прогундосил:
— Товару навалом!
Раис хохотнул и потребовал:
— Ну так покажь… шинель номер пять!
Старичок спросонья излишне засуетился, выставляя на стол всевозможные пузырьки и коробочки и бормоча скороговоркой:
— Чего душе угодно!… Всё имеем, всё покажем… Что тут у нас? Притирания из мускуса… Вот румяна яркие из селитры и киновари… А вот паста из самой жирной сажи ресницы красить. Кусочки угля брови чернить. А тут у меня средства кожу отбеливать, чтоб была как молоко… Навоз телят молочных на масле оливковом… Мазь египетская из экскрементов крокодила…
— Ничего себе! — пробормотал потрясённо Джон. — Я теперь в щёки целоваться не буду!
— А вот крем для удаления волос, — продолжал парфюмер. — Порошок из пемзы зубы полировать… Пастилки из мирта и воска на старом вине для освежения дыхания… А вот средства волосы красить. Желаете брюнетку в блондинку превратить, пожалуйста, винный уксус на масле мастикового дерева…
— А блондинку в брюнетку? — заинтересовался Боба.
— А как же? — старичок даже хихикнул довольно. — Для того настойка из сгнивших пиявок на чёрном вине, выдержанная шестьдесят дней в свинцовой посуде, имеется!…
Боба судорожно хмыкнул и поёжился, тем самым явно не одобрив столь изощрённый рецепт.
Парфюмер принялся снимать с полок стеклянные и металлические пузырьки, сделанные в форме амфор:
— А вот благовония… ладан, мирра… Прямиком из Аравии… Лавандовая вода… Вот розовое масло… ах, дивен аромат!… Да вы нюхайте, нюхайте!
Старичок начал свои флаконы открывать, нюхать с упоением и протягивать нам.
Что ж, вполне вероятно, эти ароматы по отдельности были изысканными и желанными для обоняния, но, мешаясь трудами старичка в коллективную волну, они заставляли пятиться в попытке избегнуть их удушавшего воздействия. Раис, зажав нос, купил всё оптом, нисколько при этом не торгуясь.
Девицы были в полноценном восторге. Они заметно осмелели и уже указывали нам на то, что приобрести просто необходимо. По их настоянию в соседней лавке куплены были зеркала из полированной бронзы, щипцы для завивки и щипчики для выдёргивания лишних волос, специальные замшевые тряпочки чистить зубы, прочие дамские прибамбасы.
Здесь же продавались сушёные морские губки. Лавочник разъяснил, что служат они для того, чтобы шлифовать морщины на лице. Раис хохотнул, заявил, что его замучили морщины на заднице, и купил дюжину, имея в виду, конечно же, банные процедуры. Также имелись в ассортименте байковые простыни. Раис щедро набрал и их.
В другой лавке продавались парики всевозможных расцветок и форм, всяческие гребни из кости, дерева и благородных металлов, а также ленты и цепочки для скрепления причёсок. Парики брать не стали, а гребней, лент и цепочек приобрели в немалом количестве.
Таким образом мы вышли к концу улицы, где на высоком постаменте стояла бронзовая статуя бородатого мужика странных пропорций. Навстречу нам пробежали городские стражники в горчичных туниках с суматошными лицами. Мы не только посторонились, но ещё и как один синхронно отвернулись, сделав вид, что срочно заинтересовались статуей.
— Не нас ли ищут? — с опаскою предположил Боба, глядя вслед убегавшим по улице стражникам.
— Может быть… — рассерженно проворчал Джон. — Цезарь узнал, что мы от Антония тю-тю, вот и отдал приказ нас разыскать непременно. Служивые и забегали…
— Хорошо, что переоделись, — бодро заявил Раис. — Теперь фиг нас поймаешь! Мы нынче вылитые римляне!
Он огляделся по сторонам, довольно агакнул и вслух прочёл надпись, имевшуюся на стене при входе в очередное торговое учреждение:
— Здесь самые красивые украшения.
У входа стоял дюжий молодец со скрещёнными на груди мускулистыми руками и разглядывал нас с таким видом, будто мы и не были вылитыми римлянами.
— Вот теперь цацок красивых закупим, и финита до дому, — благодушно произнёс Раис.
— Зачем это ещё? — сварливо заспорил Лёлик. — Своей ювелирки цельные рюкзаки были, так теперь по новой покупать?!
— Да ладно! — махнул рукой Джон. — Пускай покупает. Чай, люди зажиточные.
Раис, приняв важный вид, выдвинулся вперёд; охранник покосился на экзотические одеяния нашего каптенармуса и вежливо пригласил непременно соизволить посетить.
Раис милостиво кивнул и прошагал в лавку; за ним, шугнув строго сестричек, прогромыхал Лёлик, стиснув воинственно рукояти меча и кинжала и сверкая очками на охранника. Мы с Джоном переглянулись и, желая проследить за оппонентами на случай недопущения очередной потасовки, тоже почтили лавку своим присутствием. Серёга с Бобой остались на улице пасти девиц и охранять корзины с покупками.
Внутри лавки имелся прилавок с каменной отполированной долгой эксплуатацией плитой. За прилавком на мягкой скамеечке, да подложив ещё мягкую подушку, сидел негоциант средних лет слащавой наружности со смуглым лицом, чёрными сросшимися бровями и дугою тонких усов, походивших на ботиночный шнурок. В холёной руке он изящно держал стеклянную пиалку, откуда и прихлёбывал вкусно.
Раис, надувшись, заглянул слащавому в питейную ёмкость и вопросил бранчливо:
— Пьёшь, значит, чего в рабочее время?
Слащавый от неожиданности поперхнулся и испуганно просипел:
— Винцо… критское… Не желаете?…
— Мы сюда не бражничать пришли, друг любезный! — торжественно возвестил Раис, потом скрестил руки как командор и посмотрел сумрачно: — Ну, давай, показывай красоту!