Здесь также сновало туда-сюда местное население, вызывая создаваемой суматохой некоторое головокружение. Народ был одет достаточно однообразно. Мужчины носили мешковатые туники длиной чуть ниже колен с короткими, не доходившими до локтя рукавами. Большинство имели кожаные пояса, украшенные металлическими бляхами и висюльками. У некоторых поверх туник намотаны были и тоги, похожие на простыни, поскольку цвет их был или белым, или серым — от грязи. На ногах римляне носили кожаные на мягкой подошве башмаки различного фасона: или глухие, похожие на ичиги, или с обрезанными носками, позволявшими разглядеть то, что жители Рима, в целом, ещё не придумали педикюр. Головных уборов на мужчинах не наблюдалось.
Женщины носили одежды, похожие по крою на туники, но более длинные, до пола, с живописными складками. Все они подпоясывались высоко, под самую грудь. У многих головы покрыты были платками или лёгкими накидками.
Цвета мужских одежд были преимущественно белыми или буро-коричневыми. Женские одежды были, в основном, или целиком белыми, или белыми с разноцветными узорами. И лишь иногда в толпе мелькала фигура в цветном наряде, причём всё равно все цвета были неяркими, приглушёнными.
Лёлик достал свой справочник, полистал его и начал бубнить под нос:
— Туника имела вид рубахи без рукавов или с недлинными рукавами. Длинные рукава считались признаком изнеженности… Туника являлась повседневной и рабочей одеждой. Считалось непристойным выходить из дому не подпоясавшись… Рабы ходили в коротких туниках и часто без пояса… Тогу имели право носить только римские граждане… Считалось недопустимым выходить патрицию на улицу без тоги, в одной тунике… Тога представляла собой продолговатый овальный кусок ткани… Без посторонней помощи тогу надеть было практически невозможно… Женская одежда напоминала мужскую и состояла из туники, столы и паллы. Женская туника была длиннее мужской. Стола напоминала тунику, но обладала множеством складок, имела сзади шлейф и была настолько длинной, что волочилась по земле. Столу имели право носить только почтенные замужние женщины…
Как раз аккурат мимо нас проходила пожилая матрона в одежде озвученного стиля. Сама её стола была белого цвета, но вот низ, тянувшийся по булыжникам мостовой и оставлявший в уличной пыли заметно чистую полосу, был неопрятно серым и пятнистым от грязи.
— Ну, пыль метёт! И дворников не надо!… — развеселился Серёга и сделал вид, что хочет наступить сапожищем на шлейф.
— … Паллой называли широкую длинную шаль, а которую можно было совершенно укутаться… — продолжал нравоучительно бубнить Лёлик. — Голову покрывали только замужние женщины… Яркие цвета противоречили античным вкусам… Яркие одежды носили женщины лёгкого поведения…
— Вот как? — приятно удивился Джон и стал вглядываться в толпу внимательно.
— … Но к концу республиканского периода нравы стали мягче, и римские женщины, особенно из богатых семей, начали носить одежды всевозможных цветов… — выдал заключительный аккорд Лёлик.
— Как бы не перепутать… — озадаченно пробормотал Раис.
Мимо нас потные негры рысью проволокли крытые носилки, откуда из-за голубой занавеси выглянуло на миг премиленькое личико. Джон посмотрел вслед удалявшемуся средству передвижения и приподнято гаркнул:
— Ну, значит, куда пойдём?
— Прямо! — с показной серьёзностью провозгласил Боба и даже вытянул вперёд руку наподобие памятника, не преминув, впрочем, при этом счастливо захохотать.
Только сейчас до нас стала доходить вся грандиозность нашего разворачивавшегося путешествия, отчего накатило ощущение эйфории.
Мы пошли дальше и вскоре вышли на небольшую площадь, на которой имелся источник водоснабжения местного образца. Источник представлял собой украшенный потёртыми барельефами каменный четырёхугольный столб с полукруглым углублением посередине, из которого торчала медная труба. Из трубы лилась вода, попадая в продолговатую средних размеров каменную чашу, примыкавшую к столбу. Рядом стояла немалая группа римлян с разной тарой: кувшинами, амфорами, кожаными вёдрами. Все они отчего-то не черпали воду из почти доверху заполненной прозрачной водой чаши, а подставляли свои бадейки по очереди под струю. При этом аборигены оживлённо и с видимым удовольствием болтали. Увидев нашу команду, все они разом замолчали и вытаращили глаза, а затем стали громогласно и нелицеприятно обсуждать наши недостатки, в упор не желая замечать наши несомненные достоинства.
Мы прошли мимо как ни в чём не бывало, а Боба даже дружелюбно помахал им рукой, после чего заметил резонно:
— Хорошо тут, в древности. Гуляем себе, и ничего… А вот если бы у нас, в нашем времени, такие чудики как мы появились, то их бы быстро замели…
— Да уж! — поддержал Джон. — Сплошная толерантность и никакой бдительности!…
Откуда-то выскочили вездесущие во все времена мальчишки и, зыркая чёрными маслинами нахальных взоров, увязались за нами, запев гнусавыми голосами дразнилку всё про тех же варваров в грязных штанах.
— Дались им наши штаны… — пробормотал Джон и украдкой погрозил охальникам кулаком.
С площади мы свернули в узкий извилистый пустынный переулок. Мальчишки направились было за нами, но Серёга, воспользовавшись отсутствием свидетелей, скорчил им столь гнусную гримасу, что те с визгом убежали.
Переулок вывел нас ещё на одну площадь, с которой открылся вид на возвышавшийся над крышами домов склон холма. В отличие от римских улиц, на которых мы не встретили ни одного деревца, верхушка холма радовала взгляд пышной зеленью, обрамлявшей роскошные здания, облицованные травертином и даже мрамором и украшенные с местным шиком колоннами, фронтонами, барельефами, статуями и прочими излишествами.
— Небось, местные олигархи проживают, — неприязненно предположил Боба.
Лёлик пошуршал своим справочником и сказал:
— Это, скорее всего, холм Палатин. — он поправил очки и зачитал: — Палатин был застроен многочисленными святынями республиканского Рима. В роскошных домах проживали римские аристократы. В настоящее время от всех этих сооружений остались лишь груды развалин…
— Ты что, Лёлик! — захохотал Серёга. — Очки протри! Какие развалины? Всё целое!
— Сам дурак! — огрызнулся Лёлик. — Это про наше время пишут, а не про прошлое, — потом подумал и добавил: — Которое нынче для нас теперешнее.
— Ну, туда мы пока не пойдём… — сказал Джон, глядя при том на островок роскоши с вожделением.
— Но к этому надо стремиться! — заметил Боба, блаженно ухмыляясь.
Мы свернули в боковую улицу, застроенную двух- и трёхэтажными домами, плотно сомкнувшими боковые стены. Во всех домах первые этажи представляли собой открытые галереи, в глубине которых имелись каменные прилавки с разложенными на них всевозможными товарами. За прилавками находились продавцы — все сплошь мужского пола. Тяжесть верхних этажей поддерживали прямоугольные колонны. Между ними висели вывески с рисунками и надписями, информировавшими о специализации торговых точек. Например, в одном месте красовались изображение огромного кривоватого кувшина и надпись "Коринфская бронза у Поллукса Грека". И, действительно, прилавок был заставлен всякой утварью из ярко блестевшего золотистого металла, а за прилавком, действительно, сидел носатый и курчавый грек.
На улице было много народу. Люди, оживленно переговариваясь, неспешно прохаживались, заходили в лавки, разглядывали товары. Многоголосый гомон отражался от стен, сплетаясь в волнообразный шум, так привычный уху горожанина.
— Опа! — возбуждённо воскликнул Раис, потирая руки. — Никак торговые точки! Надо бы харч прикупить, а то с утра не жрамши!
Мы медленно пошли по улице, заглядывая в лавки и присматриваясь к ассортименту товаров, каждый из которых, на наш взгляд, мог бы занять достойное место в коллекции любого исторического музея нашего времени.
В одной лавке продавались мраморные и бронзовые статуэтки, треножники на вычурных ножках, масляные светильники разных форм, зачастую весьма причудливых. Другая специализировалась на стеклянной посуде. Стекло имело бледно-зелёный или голубоватый окрас и было неровным и мутноватым, но имелись образчики, явно напоминавшие прообраз хрусталя.
В следующей лавке на специальных деревянных перекладинах висела готовая одежда, а на прилавке стояли рядком сандалии и башмаки разных фасонов.
— Эй, варвары, заходите! — закричал при виде нас ушлый продавец, улыбаясь до ушей. — Вы что, прямо из своего Тевтобургского леса? Пора вам переодеться в цивилизованную одежду!
— Ничего, — проворчал Серёга. — Мы и в своих варварских штанах походим.
Впрочем, следует признаться, знойная жара заставляла задуматься о практичности местной одежды.
— Что, если бороды свои дремучие сбрили, так думаете, за римлян сойдете!? — крикнул нам вслед торговец, перевесившись через прилавок.
— Что это он? — удивился Боба. — Отродясь бороды не носил.
— Ну так варвары не только своими штанами отличаются, — пояснил Лёлик. — Они ещё и бородатые. А римляне все бреются… Как и мы.
В одной из лавок выставлена была местная мебель: ложа с изогнутыми изголовьями, табуретки, стулья с далеко откинутыми спинками, разнокалиберные столы. Всё это было обременено столь пышным и вычурным декором, словно мебель предназначалась вовсе не для использования по прямому назначению, а для долгого и пристального разглядывания.
Важного вида упитанный римлянин с капризным лицом, наряженный в белую тогу, приценивался к столу с круглой столешницей из красно-коричневой древесины с красивым рисунком в виде извилистых полос и с одной ножкой из слоновой кости, украшенной серебряными фигурными накладками. Шустрый малый, натирая тряпочкой блестевшую матово столешницу, интимно нахваливал товар. Покупатель сомневался и щупал древесину толстыми пальцами, оставляя неопрятные следы, которые продавец тут же тряпочкой и затирал.
В соседней лавке, над которой огромными буквами написано было: "тюфяки из шерсти апулейских овец", лежали горами эти самые тюфяки, а также подушки и покрывала, демонстрируя пестроту расцветок.