— Смотри-ка! — укоризненно сказал Боба. — Его простили, а он ругается!…
— …После убийства Цезаря выступил на стороне заговорщиков… Ну, про это мы тоже умолчим… — Лёлик закончил читать и уставился на Цицерона с полным превосходством.
Цицерон молча и растерянно смотрел на нашего энциклопедиста, а затем враз охрипшим голосом спросил своего спутника:
— Аттик, ты это тоже слышал?…
Худой в ответ лишь невнятно вякнул.
Лёлик снова заглянул в книгу, посмотрел на худого и ехидно осведомился:
— А ты, стало быть, как раз и есть Тит Помпоний Аттик — дружбан Цицерона?
Худой придурковато хихикнул и утвердительно кивнул.
— Разбогател на издании и торговле книгами, — продолжил обличать Лёлик. — Придумал способ ускорить переписку книг. Один раб диктовал текст копируемой книги, а целая команда рабов-переписчиков писала под диктовку.
Аттик изумлённо выпучил глаза и посмотрел на Цицерона в полнейшем недоумении.
— Ишь ты, ушлый какой! — неодобрительно заметил Раис.
— А, может, рассказать ему, как типографский станок устроен? — вслух поразмыслил, ухмыляясь, Боба.
— Не, не надо, — покачал головой Джон. — А то потом нашему первопечатнику Ивану Фёдорову делать будет нечего.
— Ну так месяц сейчас какой на дворе? — уже без особой вежливости спросил римлян Серёга.
— Секстилис… — пробормотал Аттик.
— Чего это? — не понял Серёга и ещё раз осведомился: — Месяц, спрашиваю, какой?
— Месяц сейчас секстилис, — повторил Аттик.
— А следующий какой будет? — спросил Джон.
— Септембер, — доложил Аттик.
— А-а, сентябрь! — понял Серёга и презрительно добавил: — Так у вас сейчас август, а не какой-то там секс-мекс…
— Август ещё августом не назвали, — тоном работника справочного бюро оповестил Лёлик.
— А почему? — удивился Серёга.
— Потом назовут, — сообщил наш эрудит. — После Цезаря будет править Август. По его имени и назовут.
— Это который Август? — с живым интересом полюбопытствовал Цицерон.
— Неважно, — холодно отбрил его Лёлик.
Цицерон помялся и уже с некоторым уважением спросил:
— А что это у тебя за книга такая?
Лёлик книгу значительно захлопнул и важно сказал:
— Книга секретная. Из наших варварских лесов.
— А что там у вас насчёт заговора против Цезаря?… — попытался уточнить великий оратор.
Лёлик уничижительно хмыкнул и отвернулся.
— Идите куда шли! Нечего с варварами якшаться! — сурово прикрикнул на римлян Раис.
Те потоптались растерянно, а потом пошли прочь, поминутно оглядываясь и что-то горячо обсуждая.
— Ну так чего делать-то будем? — начал дискуссию Боба, поглядывая на вечеревшее небо.
— Не мешало бы пожрать, — пробурчал Раис.
— Это само собой, — сказал Лёлик. — Но в широком смысле надо бы гостиницу какую-нибудь найти, чтобы переночевать.
— Что мы сюда, ночевать приехали?… — заметил не без резона Серёга.
— А я говорю, у них тут обед по расписанию, а мы толком и не завтракали, — напористо продолжил гнуть свою линию Раис. — Надо бы какую-нибудь местную столовку найти да поесть как следует.
— Вот-вот! — поддержал Серёга. — Винца попить!… Гульнуть на всю катушку!
— Не забывайте про девочек! — воскликнул Джон.
— Эх, купить бы тут жилплощадь, да рабынь, да и вообще… — мечтательно произнёс Боба.
— Ну ладно. Чего сидеть. Надо в город возвращаться, — поторопил я коллег.
На том и порешили. Мы встали, собрали амуницию и двинулись обратно в пределы населенного пункта с названием Рим.
Мы выбрались на знакомую дорогу и прошли по ней до бани. Оттуда направились по улице, на которой было побольше домов. Улица дошла до склона очередного холма и свернула налево. Открылся обширный пустырь с развалинами мрачного вида. Далее за пустырём снова виднелись дома. Мы решили не возвращаться и пошли вперёд.
Вскоре густо запахло выгребной ямой. Обнаружился и источник сего. Заросли бурьяна скрывали неширокий канал с каменными стенами, в котором медленно текла мутно-зелёная зловонная жидкость с маслянистыми разводами.
— Клоака, что ли? — предположил Лёлик.
— Чего? — в очередной раз не понял Серёга.
— Клоака — это римская канализация, — пояснил Лёлик. — Так она здесь называется.
— Ничего себе, — удивился Серёга. — Так они ещё и канализацию придумали.
Мы поравнялись с руинами. Оттуда вдруг выскочила нам навстречу компания чумазых детей, одетых в ветхое рваньё. Несколько мальцов сопливого возраста были вообще первозданно голыми; впрочем, отсутствие одежды им заменял толстый слой грязи, покрывавший их от макушки до пяток.
— Ух, ты! — закричал самый бойкий из них. — Варвары!
Дети нахально заулюлюкали и увязались следом, держась на расстоянии.
В сопровождении эскорта местных гаврошей мы миновали развалины. За ними притулились покосившиеся лачуги с кое-как нахлобученными соломенными крышами и со стенами, удачно подпёртыми грудами грязи и мусора. Около лачуг кучковались мятые оборванные личности, своим видом идеально гармонировавшие с ландшафтом. Они мрачно и нагло уставились на нас.
Серёга на всякий случай братски заулыбался и послал им кепочкой привет, но взамен тут же получил щедрую порцию грубой и изобретательной ругани.
Маленькие стервецы, осмелев от присутствия взрослых, окружили нас по бокам и стали кидаться комьями земли. Один сопливый голыш, решив попасть наверняка, подскочил к нам совсем близко.
— Осторожно! — предостерегающе крикнул ему малолетний вожак. — Поймают, живьём сожрут!
Боба сдуру решил воспользоваться ситуацией для установления мира и согласия, для чего добрым голосом возразил, улыбаясь как волшебная фея:
— А вот и неправда! Мы хорошие.
— Ух, ты! — заорал вожак. — Да они не дикие! Налетай!
Сорванцы тут же подлетели к нам и вредными чертенятами принялись скакать вокруг, выкрикивая всякие гадости и одновременно клянча денежку. Мы все опасливо схватились за карманы. Серёга громко посулил попрошайкам одни шиши.
Юные негодяи своими цепкими кульбитами напоминали ползучий кустарник: они хватали нас за штаны, висли на руках, путались под ногами, и чуть ли не бросались под нас, как под танки. Тем самым они умело чинили нашему продвижению серьёзные препятствия, и мы стали более топтаться на месте, чем двигались вперёд.
А тут ещё и взрослый контингент начал направляться к месту действия, подбирая с земли камни и палки.
Дело принимало совсем нешуточный оборот, и Серёга уже схватился за шмайссер. Но тут пришла на помощь присущая нашим людям смекалка. Джон выхватил из кармана горсть монет и широким взмахом сеятеля швырнул их в сторону; коллеги догадливо присоединились к почину — монеты полетели градом, и лишь истеричный вопль Раиса: "Хватит!!!…" остановил расточительство.
Детишки уже после первой горсти как один кинулись за привалившим капиталом; к ним энергично присоединились взрослые, при этом не особо жалуя подрастающее поколение.
Произошедшая кутерьма позволила нам драпануть галопом. Мы на одном дыхании проскочили пустырь и вбежали на начинавшуюся улицу из домов вполне добропорядочного вида. Там мы перешли на прогулочный шаг, впрочем, то и дело на всякий случай оглядываясь назад.
— Ничего себе, цветы жизни! — ошалело воскликнул Джон, нервно озираясь.
— Прямо банда какая-то, — искренне заявил Серёга. — Я в их возрасте скромней был.
Мы пошли по улице. Народ отчего-то навстречу нам не попадался. Дома здесь все были какие-то негостеприимные: с запертыми дверями, с наглухо закрытыми ставнями на окнах.
Вечерело. Воздух погустел и налился тёмной синевой; подушки редких облаков неуловимо приобретали опаловое свечение. Вечер приносил тишину и умиротворение, словно пролитое на волны масло. Хотя какое могло быть умиротворение в незнакомом городе, в чужом веке и на пустой желудок?
А посему высказанная Лёликом мрачная мысль о неизбежности коротания предстоявшей ночи в холоде и голоде незамедлительно вызвала бурный обмен мнениями по существу, причем каждый из коллег участвовал в нём по-своему. Лёлик, как следует развив мысль о тяготах и лишениях, тем самым до колик испугал Раиса и испугался сам, после чего перешёл к стенаниям вперемешку с оскорбительными намёками типа: "Ну с кем я связался на свою голову?".
Серёга залихватски похохатывал и дразнил Лёлика, вспоминая свои армейские будни, отличавшиеся куда меньшим комфортом, чем летняя южная ночь. Боба же, напротив, как мог утешал бедолагу, делясь с тем своим оптимизмом и положительными предчувствиями. Испугавшийся Раис схватился за живот и, производя жалобные стоны, требовал немедленно найти столовку, иначе с ним тут же случится или колит, или гастрит. Джон то пытался сказать что-нибудь жизнерадостное, то впадал в мрачную задумчивость, пристально вглядываясь в открывавшиеся переулки.
Улица повернула направо и уперлась в каменную лестницу, взбиравшуюся на холм. Мы поднялись по ней. На холме дома были побогаче. Часто попадались глухие каменные заборы, из-за которых иногда слышались весёлые голоса.
Впереди заскрипела, приоткрываясь, калитка в заборе, высунулась из-за неё зверская харя, посмотрела на нас хмуро.
— Любезный, а не подскажешь… — начал было допытываться Джон.
— Проходи, проходи… — прохрипела харя, скрываясь обратно.
Мы прошли. Улица спускалась круто под уклон. Мы вышли на небольшую площадь, на которой присутствовал праздно шатавшийся народ. Судя по одежде, среди которой тог не наблюдалось, здесь находились представители местного пролетариата. Многие были навеселе.
Послышалось разудалые крики. На площадь из боковой улицы вырулили два типа в рабских туниках. Они, обнявшись, выписывали ногами кренделя и пели что-то непонятное.
— Опа! — обрадовался Серёга. — Наши люди!… Сейчас у них поинтересуемся!…
Мы подошли к гулякам.
Серёга окликнул их:
— Эй, мужики! А где тут винца попить можно?
— И пожрать! — напористо добавил Раис.
Типы посмотрели на нас с добродушием и синхронно махнули рукой туда, откуда пришли.