— Ну, пирамиды всё равно надо бы осмотреть на предмет культурных достопримечательностей, — заметил Джон.
— Отсюда и смотри, — предложил Раис. — Вон же, всё видно.
Боба некстати вспомнил прочитанную когда-то книжку, в которой повествовалось о скоропостижной кончине всех археологов, разворошивших гробницу Тутанхамона. Раис тут же стал кричать, что не сделал прививку от дифтерии. И, тем не менее, посабачившись изрядно с творцом идеи и захватав папирус до неопрятного состояния, собрание пришло к выводу, что надежда есть и, возможно, за сими картинками, действительно, скрывается какая-то тайна. Один лишь Раис продолжал придерживаться непоколебимого скептицизма и махрового критиканства.
— Ну, так что делать будем? — осведомился Джон по результатам дискуссии.
— А чего, ничего… — квёло промямлил Раис. — Лучше синица в рукаве, чем журавль… за пазухой…
— Какую же ты тут синицу обнаружил? — спросил я у него.
Раис подумал, повертел пальцами и сказал туманно:
— Ночью к шатру пролезем, часовых снимем и возьмём что причитается…
— А зачем? — удивился Боба. — Антоний же пообещал нашу долю отдать.
— Держи мошну шире!… — посоветовал Джон.
Мы дружно посмеялись над Бобиной наивностью.
— А в пирамидах ваших темно и страшно, и львы вокруг шастают… Клеопатра про них говорила… — продолжил давить на психику Раис. — И вообще, пирамиды — это что? Это есть усыпальницы, то есть могилки. А я покойников, страсть, не люблю… Да и вообще, с такой еды какие дела…
— А кто ж часовых снимать будет? Не ты ли своим топориком? — строго поинтересовался Джон.
— Не, я усталый… Вон Серёга пусть… — кивнул Раис на нашего умельца, сосредоточенно заправлявшего в пойманного рогатого жука соломинку.
— А чего сразу Серёга… — проворчал Серёга, продолжая свое тонкое и кропотливое занятие.
— Сейчас один пойду, всё себе заберу! — пригрозил Лёлик, но неуверенно и с надрывом.
— Сходи, сходи, там львы-то тебя скушают. А я, лихоманка меня дери, с этого места до утра не сойду! — торжественно заявил Раис и вдруг приподнялся, вздохнул глубоко и замер.
В тёплом воздухе, полном терпких травяных ароматов, явственно и смачно потянуло свежезажаренным. Коллеги шумно засопели, изо всех сил принюхиваясь. Раис вскочил на ноги и взволнованно забормотал:
— Пошли, пошли, говорю, посмотрим, чего жарят!
— Сядь, а то сейчас лихоманка задерёт! — пугнул его Боба.
— Да ну тебя!… — рассеянно ответил Раис. — Не верю я в эти суеверия… — потом топнул ногой и рявкнул: — А ну, вскочили все, я кому сказал! А ну, пошли!
Поддавшись его пассионарному порыву, мы встали и устремились на запах напрямик, продираясь сквозь кусты, пока не увидели полянку, на которой у кучи жарко светившихся угольев крутились рабы Антония. Над угольями имелась хитрая подставка с вертелами, унизанными мелкими птахами. Упитанный малый с плоским как блин лицом, сидя на корточках, те вертела сноровисто крутил, то и дело поливая птах из медного ковшика то ли растопленным жирком, то ли маслом.
Раис сглотнул и сдавленно прохрипел:
— Снимай, готово!…
Повар удивлённо завертел головой, но нас не увидел, так как мы ловко притаились за толстыми стволами раскидистых вётел, и, пожав плечами, начал складывать вертела на подставленное блюдо. Рабы из стоявшей рядом с кострищем расшпиленной повозки достали две примерно так двухлитровые амфоры. Повар взял блюдо с жарким, два раба по амфоре; они построились цепочкой и направились мимо нас к шатру Антония, видневшемуся далее.
— Берём на гоп-стоп!… — просипел Серёга, надвинул кепочку на глаза и первым выскочил из кустов.
Мы посыпались следом, в один момент лишили опешивших несунов лакомой ноши и были таковы.
Здоровый инстинкт подсказал удалиться от места происшествия подальше. По кустам, постоянно натыкаясь на удивлённых легионеров, мы выбрались на самый край оазиса, где несколько жухлая трава сменялась бурой глинистой растрескавшейся твердью.
— Ну, давай, давай, делить давай! — возбуждённо зашумел Раис, шаря по блюду.
— А ну как шухер подымут, не успеем схавать-то! — укоротил его Серёга.
— Ну тогда дальше пошли! — Раис от нетерпения приплясывал, а также облизывал свои полапавшие птах пальцы с такой жестокостью, будто с трудом сдерживался от того, чтобы их тут же не съесть.
— А куда? — хитро спросил Лёлик.
— Да хоть в эти как их… пампасы! — вольно махнул рукой Раис в сторону пирамид.
— Да, да, надо идти! — торопливо поддержал Лёлик. — А то, кажись, погоню слышу!
— Да зачем ещё идти куда-то, — мирно сказал Боба и потянулся за мясцом.
— А я говорю: пошли! — крикнул в сердцах Раис и первым засеменил в глубь необжитых территорий.
Мы, конечно же, поспешили следом. Удалившись на метров пятьсот, так, что небольшой каменистый холм скрыл нас от глаз из лагеря, мы остановились и мигом освободили блюдо, которое Раис беспечно зашвырнул подальше.
Птахи оказались тощими, но сочными, имели мягкие кости, которые можно было без труда разгрызть и высосать ароматный сок. Раис мигом оголил свою птичку, поглядел на нас с завистью, затем сунул остов в рот целиком и мощно заработал челюстями. Жевал он долго, причмокивая и перемалывая продукт до состояния пудры, потом подумал и проглотил, пробормотав что-то про кальций, потребный для растущего организма.
Скороспешную трапезу мы как следует запили из амфор, отчего настроение стало бодрое и приподнятое.
— Ну вот и поели! — благодушно сказал Боба.
— Да разве это еда? Видимость одна!… — привычно забухтел Раис.
— Надо бы теперь прогуляться, проветриться, — предложил Серёга. — Пошли, сходим к фараонам, позырим — что к чему.
— Чего это, совсем без головы: после еды ходить! — воскликнул Раис.
— Так ты ж сам сказал: что это не еда, — поймал обжору на логическом несоответствии Боба.
— Всё равно… — пробурчал Раис. — Пора в лагерь вертать, да на боковую!
— Ну и иди один — разбирайся там с Антонием: куда птичек сожрал! — задиристо воскликнул Лёлик.
— А что? — важно сказал Джон. — Сходим, пожалуй, к пирамидкам, полюбопытствуем. Может, действительно, чего найдём.
На том и порешили и направились в выбранном направлении. Раис хоть и ныл, но пошёл с нами, не рискнув откалываться от коллектива.
Идти было легко: твёрдая глина, поросшая кое-где пучками серой травы, напоминала ухоженный плац. Тем более вскоре вышли на дорогу из каменных плит, которая вела прямо к Сфинксу.
Подул свежий ветерок с горьким полынным запахом. Лёлик напомнил о содержательном папирусе, и коллеги стали весело балагурить на предмет возможных сокровищ.
Пирамиды приближались, но как-то медленно. Никак не удавалось осознать их истинный размер, поскольку таких колоссальных сооружений ранее нам наблюдать не приходилось.
Сфинкс тоже поначалу казался не таким уж большим, а здания рядом с ним представлялись вообще какими-то сарайками. Но по мере приближения как-то вдруг открылись истинные масштабы.
— Ну ничего себе статуйка! — присвистнул Серёга.
Сфинкс был размером примерно так с порядочную пятиэтажку. Его скуластая плоская физиономия с бородкой улыбалась пухлыми губами нам навстречу совершенно многообещающе. Вблизи была видна разрушительная работа времени, проделанная над данным образцом монументальной скульптуры. Штукатурка, покрывавшая Сфинкса, местами осыпалась, обнажая каменные блоки, из которых гигантская фигура была составлена. Всю поверхность усеивали щербины, словно происходил тут массированный и долгосрочный обстрел.
— Интересно, а кто позировал? — вдруг спросил непонятно Джон.
— В смысле? — уточнил я.
— Ну, физиономия у сфинкса прямо как живая, — пояснил проницательный коллега. — Явно с натуры.
— Вполне возможно, — согласился я. — Внешность характерная.
— Вот ведь, жил человек две тысячи лет назад, — пустился в философские рассуждения Джон. — Запечатлели его, понимаешь, монументальным образом. Пройдёт еще две тысячи годков, станут сюда туристы ездить, пялиться на него… А уже и сейчас никто знать не знает: как звали, чего делал, как жизнь прожил…
— Интересно, а кто позировал? — вдруг спросил непонятно Джон.
— В смысле? — уточнил я.
— Ну, физиономия у сфинкса прямо как живая, — пояснил проницательный коллега. — Явно с натуры.
— Вполне возможно, — согласился я. — Внешность характерная.
— Вот ведь, жил человек две тысячи лет назад, — пустился в философские рассуждения Джон. — Запечатлели его, понимаешь, монументальным образом. Пройдёт еще две тысячи годков, станут сюда туристы ездить, пялиться на него… А уже и сейчас никто знать не знает: как звали, чего делал, как жизнь прожил…
— Да уж! — встрял Раис и выдал афоризм: — Жизнь прожить, не в штаны наложить!
— С каким знанием дела ты это говоришь! — поддел Лёлик.
— Я теоретически! — нахмурился Раис.
Мы обогнули Сфинкса и увидели ещё одну дорогу, которая вела к средней по размеру пирамиде. В конце дороги виднелась какая-то арка со статуями. Слева стояли тесными рядами мрачного вида строения без окон. Впрочем, и дверей также не наблюдалось.
— Куда идти-то? — нервно спросил Джон.
Лёлик озабоченно зашуршал папирусом и пробурчал:
— Надо дом искать вот такой как нарисован.
— И где его искать? — осведомился Боба.
Лёлик неопределённо пожал плечами.
— А что это за домики без окон, без дверей? — спросил Серёга.
Лёлик полез в свой справочник, долго в нём копался и, наконец, сообщил:
— Это склепы такие древних египтян. Тех, которые не фараоны, а всякие там приближённые… Называются "мастабы".
— Короче, впёрлись на кладбище, и будем сейчас покойников грабить! — прогундел недовольно Раис.
— Что-то непохоже, чтобы тут нужный дом был, — сказал Джон, поглядывая на ряды склепов.
— Давайте дальше пройдём, к пирамидам, — предложил Боба.
Мы пошли дальше. Дорогу как аллею героев обрамляли четырёхгранные гранитные стелы, сплошь усеянные иероглифами. Сиреневые тени от них равномерно перечёркивали наш путь. Мы подошли к арке, сложенной из тщательно обтёсанных блоков. По бокам от входа сидели две одинаковые гранитные фигуры в фараоновых высоких шапках, с верёвочными бородками, с изогнутыми жезлами в руках. Они раскосо глядели перед собой, нехорошо улыбаясь.