Марий никогда не скрывал своего простого происхождения, но гордился им, подчеркивая, что своим возвышением он обязан своему таланту, труду и счастью. Родился он в 156 г. до н. э. в деревне близ города Арпина в семье простого крестьянина, такого бедного, что ему приходилось, не имея собственной земли, наниматься в батраки-поденщики. С детства Марий познал тяжелый крестьянский труд. Он не получил законченного образования, не изучал греческий язык и литературу, считая смешным обучаться наукам у наставников, которые сами в рабстве у других. Изысканным аристократам Марий казался человеком неопрятным и грубым. Зато простая деревенская жизнь закалила его тело, приучила его одинаково переносить холод и зной, голод и жажду. От отца Марий усвоил, что изящество подобает женщинам, а мужчинам – труд, что всем честным людям надо стремиться к славе больше, чем к богатству, что человека украшает оружие, а не роскошная утварь.
Совсем молодым человеком Марий поступил на военную службу и, как и всякий новобранец, по выражению поэта Ювенала, «по башке получал суковатою палкой[27], если ленилась кирка и медленно шло укрепленье». Он прошел суровую школу войны в Испании, где римские легионы вели непрерывные изнурительные военные действия с мятежными туземными племенами. Особенно тяжелой была Нумантинская война, названная так по городу Нуманции, который был оплотом восстания кельтиберов. Римляне никак не могли взять этот «свирепый и гордый город» и одно за другим терпели под его стенами унизительные поражения. Так продолжалось почти 10 лет, пока командующим под Нуманцию не прибыл Сципион Африканский Младший, вновь избранный консулом в свои 50 лет. Как когда-то под Карфагеном, Сципион решительными мерами восстановил дисциплину в войске, совершенно разложившемся от непрерывных неудач и попустительства прежних начальников. И все же Сципиону потребовалось 15 месяцев, чтобы взять и разрушить Нуманцию, самой природой превращенную в неприступную крепость. В ходе этой войны Марий привлек внимание Сципиона – сначала тем, что лучше всех ухаживал за конем и оружием, а потом и храбростью: на глазах у полководца он сразил врага, с которым сошелся в единоборстве. Вероятно, именно Сципион начал продвигать смелого и способного солдата по служебной лестнице. Как и других отличившихся воинов, он приглашал Мария к себе в палатку на обед. На одном из таких обедов, когда речь зашла о полководцах, кто-то из присутствующих спросил, будет ли еще когда-нибудь у римского народа такой вождь и защитник, как Сципион. Консул, хлопнув лежащего рядом с ним Мария, полушутя-полусерьезно ответил: «Будет, и, может быть, даже он».
Марий на всю жизнь запомнил эти слова великого полководца и, воодушевленный ими, обратился к государственной деятельности. Хорошо усвоил Марий и те уроки военного дела и настоящего командования, которые наглядно преподносил знаменитый победитель Карфагена. Имея перед глазами пример Сципиона Эмилиана, Марий скажет потом: настоящий полководец не будет держать солдат в нужде, сам живя в довольстве, и не сделает славу своим, а труды – их уделом. Ибо самому купаться в роскоши, а войско подвергать мучениям и значит быть властелином, а не полководцем.
Возвратившись в Рим, Марий вступил на «путь почестей», как называли римляне государственную карьеру. У него не было ни богатств, ни красноречия. Но граждане высоко ценили его за военные отличия, постоянные труды, простой образ жизни, решительность и избрали его плебейским трибуном. Для большинства выходцев из простого народа политическая карьера на этой должности заканчивалась. Но Мария его неуемное честолюбие влекло дальше. Свое положение в обществе он упрочил, женившись на девушке из древнего знатного рода Юлиев. Она приходилась теткой Юлию Цезарю, который впоследствии стал самым великим из римлян и часто стремился подражать Марию. После ряда неудач Марий добился избрания в преторы и получил в управление провинцию Дальнюю Испанию. Здесь он подтвердил свои военные дарования, разгромив разбойников, и приобрел славу твердого и честного человека.
Однако решающим этапом в карьере Мария стала война в Нумидии, известная под названием Югуртинской (111-105 гг. до н. э.). Это название она получила по имени нумидийского царя Югурты, внука знаменитого Масиниссы. В его лице Рим неожиданно нашел серьезного противника. И дело не только в том, что Югурта был даровитым полководцем и изворотливым дипломатом. Не столько силен и страшен был сам по себе нумидийский царь, сколько бессильной, продажной и бездарной была правившая в Риме аристократия. Ни одна из прежних войн не выявила с такой силой того разложения, до какого докатились в конце II в. до н. э. люди, стоявшие во главе римского государства и армии.
Югурта, бесспорно, был незаурядной личностью. Его военные таланты и храбрость отметил еще Сципион Эмилиан, под командованием которого нумидийский царевич сражался во главе союзного отряда под Нуманцией. Благодаря своей энергии и ловкости он сделался фактическим правителем нумидийского государства еще при жизни своего дяди, царя Миципсы (одного из сыновей Масиниссы). А после его смерти отстранил от власти двух родных сыновей и законных наследников Миципсы. Одного из них он убил, а второй Адгербал, потерпев поражение, вынужден был бежать в Рим за помощью. Сенатская комиссия, отправленная в Африку, решила спор в интересах Югурты: он получил плодородную западную часть Нумидии. Разумеется, самым весомым доводом для послов в пользу такого решения были взятки, на которые Югурта не поскупился, хорошо зная корыстолюбие римских сенаторов. Властолюбивый Югурта, однако, на этом не остановился. Он вновь напал на Адгербала, разгромил его в сражении и осадил его столицу город Цирту. Оба посольства, отправленные сенатом, не добились от Югурты снятия осады. В Цирте находилось немало римских граждан и италиков. Измученные осадой, они потребовали сдать город. Югурта не побоялся вызвать прямой конфликт с Римом и приказал не только казнить Адгербала, но и перебить всех жителей сдавшегося города, включая находившихся там римлян. Это преступление вызвало взрыв возмущения в Риме, и сенат вынужден был объявить нумидийскому царю войну.
Это была очень странная война. Направленная в Африку армия во главе с консулом довольно быстро добилась крупных успехов. Югурта запросил перемирие. Но он знал по опыту, что «против римлян золото надежнее меча», и поэтому купил мир на очень выгодных для себя условиях. В Риме известие о мирном договоре с убийцей римских граждан вызвало шумный скандал. В особенности возмущались всадники, многие из которых имели друзей и родственников среди погибших в Цирте римских купцов. Один из плебейских трибунов потребовал официально расследовать, как был заключен этот договор, и допросить в народном собрании самого Югурту. В назначенный день тот явился, но был совершенно спокоен за исход дела. Он заранее подкупил другого трибуна, который своей властью просто запретил царю отвечать на поставленные перед ним вопросы. Уверенный в своей безнаказанности Югурта совершил еще одно наглое преступление: по его приказу был убит проживавший в Риме его двоюродный брат, также имевший права на нумидийский престол. Только после этого сенат отменил мирный договор и приказал Югурте покинуть Рим. Покидая столицу, царь воскликнул: «О, продажный город, ты перестанешь существовать, как только найдется подходящий покупатель!»
Военные действия в Африке возобновились. Но римские военачальники вели их настолько бездарно и опрометчиво, что позволили Югурте легко заманить себя в отдаленные места. Лазутчики Югурты чуть ли не в открытую подкупали офицеров и центурионов, склоняя их к предательству. В итоге дело дошло до того, что одним ночным нападением Югурта разбил и обратил в бегство все римское войско, захватил его лагерь и продиктовал унизительнейшие условия мира: побежденные римляне, чтобы сохранить жизнь, должны пройти под ярмом.
Скорбь и негодование охватили Рим после известия о таком позоре. Все римские владения в Северной Африке, приобретенные столь дорогой ценой в борьбе с пунийцами, теперь могли быть потеряны. Возмущение всадников и простого народа было направлено прежде всего против правящей знати. Это ее представители довели армию до полного развала; это они оптом и в розницу продавали за нумидийское золото жизни солдат и государственные интересы. Честь Рима на сей раз была задета очень сильно. Позорный мир был расторгнут. Командующим в Африку сенат назначил Квинта Метелла, который, хотя и принадлежал к высшей знати, был опытным и твердым военачальником, но, главное, он слыл человеком неподкупным. Было у него и другое редкое для высокомерного аристократа качество – своих помощников он подбирал не по родовитости, а по их деловым способностям. Одним из своих легатов Метелл и назначил Гая Мария.
Армию, вверенную его командованию в Африке, Метелл застал в безобразнейшем состоянии. Римский историк Саллюстий, посвятивший Югуртинской войне одно из своих сочинений, пишет, что это было «войско бездействующее, утратившее воинский дух и выносливость в опасностях и лишениях, на словах более храброе, чем на деле, склонное грабить союзников и само страдавшее от грабежей, чинимых врагами, не знающее ни дисциплины, ни порядка... Лагерей неукрепляли и ночных часовых не выставляли, как того требовал воинский устав. Всякий покидал знамена по своему усмотрению; бродячие торговцы днем и ночью слонялись среди солдат и, бродя, опустошали поля, врывались в усадьбы, захватывали скотину и рабов и выменивали на них у купцов привозное вино и другие товары...» Новому командующему пришлось первым делом приложить колоссальные усилия, чтобы привести это разложившее войско в боеспособное состояние. Только после этого он повел легионы на врага.
Действия Метелла и его неподкупность произвели на Югурту такое впечатление, что он, еще ни разу не вступив в сражение, отправил консулу послов с выражением полной покорности и просил лишь сохранить жизнь ему и его сыновьям. Однако после пережитых унижений римляне могли удовлетвориться только полным подчинением Нумидии и казнью дерзкого царя. Югурте ничего не оставалось делать, как снова взяться за оружие. На равнине у реки Мутул он занял выгодные позиции, устроил засады и поджидал римское войско, продвигавшееся в глубь Нумидии. Но все замыслы Югурты разбились о доблесть и стойкость римской пехоты. Нумидийцы были отброшены и обращены в бегство. После этого Югурта перешел, по сути дела, к партизанской войне, поддерживая те города, которые оказывали сопротивление римлянам. Метелл пытался захватить Югурту, действуя против него его же излюбленными средствами – подкупом и хитростью. Но эти попытки не дали результата. Избегая открытых сражений, дерзкий враг появлялся то в одном, то в другом месте и оставался неуловимым. Туземные племена продолжали ему помогать, считая его освободителем от римского гнета. К тому же мавританский царь Бокх, на дочери которого был женат Югурта, объединился со своим зятем и привел ему на помощь свою многочисленную конницу. Война грозила затянуться. В Риме, где не ослабевало народное недовольство знатью, Метелла стали открыто обвинять в недостаточно активных действиях. Эти нападки тем более усиливались, что все солдаты писали из Африки домой, что не будет ни конца, ни предела войне с нумидийцами до тех пор, пока консулом не изберут Гая Мария.