— Ваш голос, ваши манеры выдают вас, — сказал он. — Но женщина, рискнувшая выйти на улицу во время карнавала, сама просит, чтобы ее похитили.
Его спутники зааплодировали, как аплодировали всему, что он говорил.
— Мы выпьем с вами немного вина, после чего сразу уйдем, а вы оставайтесь, — заявила Санчия.
— Мы полны желания получить все удовольствия, которые может предложить карнавал, — вмешался один из мужчин, не сводя глаз с Джованни.
— Все! — повторил, словно эхо, Джованни. Появился хозяин с вином.
— Это самое лучшее, что у тебя есть? — поинтересовался молодой человек.
— Самое лучшее, ваша светлость.
— В таком случае оно должно быть неплохим, а если нет, я могу рассердиться.
Трактирщик буквально дрожал от страха.
— А теперь, — крикнул Джованни, — запри все двери. Мы хотим остаться одни., совсем одни, ты меня понял?
— Да, ваша светлость.
— Еду принесешь потом. Я понял, что еще не голоден. Пока достаточно вина. У тебя есть удобные комнаты?
— Могу поручиться, что они вам понравятся, — с усмешкой сказал хозяин, — ими уже пользовались.
— Оставь нас теперь, приятель, — велел Джованни. И, повернувшись к девушкам, сказал:
— Давайте выпьем за ту радость, которую подарит нам этот день. Санчия встала.
— Синьор, — начала она. Джованни обхватил ее руками и крепко обнял. Она стала сопротивляться, пытаясь вырваться, но Джованни прекрасно понимал, что она только делает вид и знает, кто он такой и что она, так же как и он, ждет того, что должно неминуемо произойти. , Он скинул камзол и сказал:
— В такой момент мне ни к чему вино. — Он подхватил Санчию на руки и громко произнес:
— Хозяин! Покажи мне твою лучшую комнату. И поторапливайся, я спешу.
Санчия лениво и безуспешно сопротивлялась. Бернандина и Франческа прижались друг к другу, но их будущие любовники схватили обеих. Санчия и Джованни исчезли.
Комнатка была небольшая, с низким потолком, но чистая, как и обещал хозяин.
— Не кушетку бы я выбрал для тебя, моя принцесса, — сказал Джованни. — Но придется довольствоваться этим.
— Вы должны узнать, кто я, — заметила Санчия.
Он снял с нее маску.
— Я знал это с самого начала, как и вы. Зачем, милая Санчия, вам понадобилось разыгрывать спектакль с похищением? Взаимное согласие встретить неизбежное, — так, кажется, было бы проще.
— Но менее забавно.
— Я убежден, что вы боитесь Чезаре, — бросил он ей вызов.
— Это почему?
— Потому что вы стали его возлюбленной, как только приехали в Рим, а он имеет репутацию ревнивого любовника.
— Я никого не боюсь.
— Чезаре не похож на остальных. Санчия, ненасытная Санчия. Вы не можете посмотреть на мужчину без того, чтобы не пожелать его. Я видел, какие взгляды вы бросаете… Я видел ваши сомнения. Потом я понял, что вы решили, что мы должны быть вместе, но вам не хотелось подвергать себя опасности. Пусть Джованни возьмет вину на себя, сказали вы себе. Значит, пусть будет похищение.
— Вы думаете, что меня интересует, что скажут мои прежние любовники?
— Вы Чезаре даже боитесь.
— Я никому не позволю командовать собой.
— Вот тут вы ошибаетесь. В этой комнате, при закрытых дверях, командовать буду я.
— Вы забыли, что минуту назад обвиняли меня в том, что я все это затеяла.
— Давайте не спорить. Санчия… Санчия! Она улыбнулась.
— Как вы уверены в себе! Если вы были бы так же решительно настроены против Орсини, как против беззащитных женщин…
Он схватил ее за плечи и резко тряхнул, вспыхнув от гнева. Потом рассмеялся.
— Вам вовсе не нужен нежный любовник, мадонна Санчия. Я понимаю.
— Я думаю о Франческе и Бернандине.
— Сейчас они во власти своих кавалеров. Они целыми днями смотрят друг на друга; уж если вам вздумалось поменять братьев, то эти четверо только и мечтали о таком дне. Давай, к чему медлить?
— Правда, к чему? — пробормотала Санчия.
Чезаре впал в ярость, поскольку только что его шпионы донесли ему, что Санчия и Джованни все время вместе.
Он вошел в ее комнату, когда ее служанки причесывали ее. Наткнувшись на них, он услышал, как они хихикают, обсуждая свои любовные похождения. Он шагнул к Санчии, смахнул со столика блюдо со сладостями и крикнул служанкам:
— Оставьте нас одних!
Они в страхе покинули комнату — им показалось, что сейчас Чезаре способен на убийство.
— Ты просто шлюха! — сказал он. — Я узнал, что ты любовница моего брата. Санчия пожала плечами.
— Почему это тебя удивляет?
— Не потому, что ты отдаешься любому, кто попросит, нет! Меня удивляет, что ты осмелилась вызвать мой гнев, да!
— А меня удивляет, что у тебя нашлось время сердиться на меня… У тебя, который так много времени тратит на ревность к Джованни из-за его титула и отношения к нему вашего отца.
— Замолчи. Неужели ты думаешь, я позволю тебе оскорблять и унижать меня подобным образом?
— Что-то я не вижу, чтобы тебя это особенно беспокоило.
Она с улыбкой смотрела на него, в ее голубых глазах светилось желание. Когда у него бывали приступы гнева, он казался ей привлекательнее, чем когда был нежным любовником.
— Увидишь, Санчия, — сказал он. — Только прощу тебя набраться терпения.
— Я не слишком-то терпелива.
— Ты шлюха, я знаю, самая скандально известная шлюха в Риме. Жена одного из братьев и любовница двух других. Ты знаешь, ведь весь город говорит о тебе.
— И о тебе, дорогой братец… и о Джованни… и о святом отце. Даже о Лукреции.
— Лукреция не имеет никакого отношения к скандалу.
— Неужели?
Чезаре шагнул к ней и резко ударил по щеке; она схватила его за руку и вцепилась в нее зубами. Глядя, как кровь струится по руке Чезаре, она схватилась за горящую щеку.
При виде крови он словно потерял голову. В глазах его светилась ненависть, он схватил ее за руку с такой силой, что она вскрикнула от боли.
— Чезаре, убери руки. Ты делаешь мне больно.
— Приятно слышать. Именно этого я и хотел. Не думай, что ты можешь обращаться со мной, как с другими.
Снова ее острые зубы впились ему в руку; он ухватил ее за плечо, ослабив хватку на запястье. Она стала царапать его лицо. Азарт борьбы охватил обоих. Он снова попытался схватить ее за руки, но она сумела вцепиться ему в ухо и стала его выкручивать.
Через несколько мгновений они катались по полу, каждый из них испытывал смешанное чувство ненависти и желания — уж такими они были.
Она сопротивлялась; не потому, что ей хотелось сопротивляться, а потому, что хотела продлить борьбу. Он называл ее проституткой, ничтожеством и прочими словами, которые мог вспомнить, лишь бы побольнее задеть ее самолюбие, которого у нее, он знал, хватало. Она отвечала оскорблением за оскорбление.
— Ублюдок! Скотина! Кардинал! — насмехалась она.
Она лежала на полу, тяжело дыша, глаза ее сверкали, одежда порвалась, мысли были заняты поиском новых оскорблений, которые можно было бы бросить ему в лицо.
— Весь Рим знает, как ты ревнуешь к своему брату. Ты, кардинал! Я ненавижу тебя вместе с твоими одеждами и любовницами… Я ненавижу ваше святейшество. Я ненавижу тебя, кардинал Борджиа. он бросился на нее; она отбивалась; он сыпал проклятьями; через некоторое время оба замолчали.
Потом она засмеялась, поднявшись с пола и взглянув на свое отражение в блестящем металле зеркала.
— Мы похожи на двух нищих, — заметила она. — Как я скрою эти царапины, синяки, которыми ты меня украсил, скотина? Ну, я тебя тоже неплохо отделала. Но не стоит жалеть. Я начинаю думать, что пол не хуже кровати.
Он с ненавистью смотрел на нее. Ей нравилась его ненависть. Она возбуждала сильнее, чем нежность.
— Теперь, вероятно, — сказал он, — ты будешь более осмотрительной, когда встретишь моего брата.
— Это почему?
— Потому что ты убедилась, что я человек с характером и не лишен темперамента.
— Я в восторге от твоего темперамента, Чезаре. И не проси меня отказаться от удовольствия подстегнуть его.
— Ты хочешь сказать, что не собираешься отказываться от моего брата?
Она сделала вид, будто раздумывает.
— Мы получаем друг от друга такое наслаждение, — произнесла она почти печально, стремясь вызвать у него новый приступ гнева.
Но он хранил спокойствие.
— Если ты предпочитаешь того, над кем смеется вся Италия, что ж, продолжай с ним развлекаться.
И вышел из комнаты, оставив ее возбужденной, но несколько разочарованной. ***
Папа с тревогой наблюдал за все растущей враждой братьев.
Маленький Гоффредо ничего не понимал. Он так радовался, что обоим его братьям нравилась его жена; но когда он узнал, что восхищение его женой стало причиной их раздоров, подобных которым раньше не было, то начал беспокоиться.
Джованни редко покидал апартаменты Санчии. Он любил кататься с ней верхом по улицам города. Он старался распускать слухи о своих отношениях с женой Гоффредо и очень хотел, чтобы они достигли ушей Чезаре.
Потом неожиданно, казалось, Чезаре потерял всякий интерес к Санчии.
Его отец послал за ним, чтобы вместе обсудить какое-то важное дело; Александр начинал понимать, что предпочитает решать политические вопросы с Чезаре, а не с обожаемым Джованни.
— Дорогой мой, — сказал папа, обнимая и целуя Чезаре, — я хочу обсудить с тобой довольно важный вопрос.
Александр с восторгом увидел, как хмурое лицо сына прояснилось, едва он услышал его слова.
— Я хочу, — продолжал Александр, — поговорить о муже Лукреции, о Сфорца.
Губы Чезаре скривились, выражая презрение.
— Твое мнение полностью совпадает с моим, — заметил папа.
— Я не могу без горечи думать о том, что моя сестра вынуждена проводить дни в далеком городке, вдалеке от нас… А ваше святейшество посылали ему приказы, которым он не подчинялся. Хотел бы я избавить Лукрецию от этого недоумка.
— Именно для того, чтобы обсудить такую возможность, я и послал за тобой, Чезаре. Но это должно остаться строго между нами.