Глава тринадцатаяСекретная база
Снаружи бухнул выстрел. И тут же трещотками, взахлеб залаяли автоматы. На полминуты грохот стрельбы заглушил все прочие звуки. Потом пальба смолкла, и стали слышны плач и жалобные крики.
— Сидеть! — скомандовал мулат, хотя Черепанов даже и не пытался подняться.
Снаружи заговорили по-испански. Кто-то повелительно гаркнул. Черепанов поднялся, выглянул в окошко.
— Сидеть! — приказал мулат.
— Да пошел ты в жопу, — пробормотал Геннадий.
К вертолету двигалась цепочка местных: детей, женщин, мужчин. У некоторых руки были связаны. Молодчики Ляна — по обе стороны…
Мулат схватил Черепанова за руку, потянул книзу. Геннадий перехватил его руку, сжал… Физиономия мулата перекосилась.
Когда Геннадий еще не был летчиком, а всего лишь подающим большие надежды спортсменом, в силовую часть их подготовки входили упражнения с брезентом. То есть вдоль стены зала вешался брезент, и будущие чемпионы, хватаясь руками за ткань, лазали по нему, как мухи по стенке. Очень полезное упражнение. Одно из многих полезных упражнений. И с тех пор если уж Геннадий брал кого-то за руку или еще за что-нибудь по-настоящему, то это производило нужное впечатление.
— Не нервничай, — спокойно произнес Черепанов, ослабив хватку. — Я просто посмотрел.
— Я тебе добра желаю, — обиженно проворчал мулат, растирая запястье.
— Спасибо, Сэм. — Черепанов не собирался ссориться с этим парнем. В конце концов, тот его выручил. Кабы не он, Геннадия уже доедали бы крабы.
В соседнем отсеке шла погрузка. Туземцев загоняли наверх. Из-за переборки доносился детский плач, перемежаемый бодрыми командами «погонщиков».
Спустя некоторое время в пассажирский отсек ввалилось полдюжины бандюков-«коммандос». Очень довольных. Старший из них, бычара с крохотными черными усиками и следом ожога на полщеки, что-то сказал по-испански. Сэм ответил. Потом покосился на Черепанова и продемонстрировал запястье, на котором остался след от хватки Геннадия.
«Обожженный» кивнул, а остальные «амигос» одобрительно защелкали.
— Говорит, ты такой здоровый, — пояснил Сэм. — Панчо говорит: сразу видно — русский.
Черепанов ухмыльнулся. Он знал, что в маечке смотрится достаточно весомо. В отличие от многих бывших спортсменов, Геннадий тщательно следил за тем, чтобы поддерживать себя в форме. Профессия летуна требовала идеального здоровья. Тем более он уже тогда целил на самый верх, за пределы воздушной стихии. А там требования еще выше…
Вертолет рвануло, дернуло, мотнуло в сторону. В грузовом завизжали. Практически пустая машина пошла вверх так, словно поднималась с предельной загрузкой.
«Любитель», — пренебрежительно подумал Черепанов о пилоте. Вспомнилось, как взлетают настоящие боевые вертолетчики. Резко, низко, под острым углом к горизонту, чтоб затаившийся вражина не влепил подарочек на взлете…
И тут Геннадия пробила тоска. Остро захотелось неба. Не так, как сейчас: грузом в неуклюжей машине, а чтобы ходил в руках теплый чуткий штурвал, чтобы заворачивалось вокруг пространство…
Молодчики гомонили по-испански, перекрикивая рев двигателей. Оружие они держали между колен, беспечно. Черепанов мог бы легко дотянуться до ближайшего автомата…
И что дальше? Даже если он сумеет положить всех в отсеке?
Летели недолго. Может, с полчаса. Потом вертолет ухнул вниз так, что уши заложило, завис, опять нырнул — и сел. Вернее, плюхнулся.
«Коммандос» полезли в грузовой отсек. Меченый Панчо мимоходом звонко хлопнул Черепанова по плечу, изрек что-то одобрительное.
Минут через пять поднялся и Сэм:
— Пошли!
Это была узкая долина, к удивлению Черепанова, «оборудованная» самой настоящей взлетной полосой. В дальнем конце ее имелся прикрытый камуфляжными сетками ангар. За ангаром, под деревьями, — одноэтажные бараки.
Индейцы из поселка сбились в кучу, жались друг к другу. В основном — молодежь и подростки. Несколько взрослых мужчин со связанными руками и окровавленными физиономиями.
Из кабины вертолета спустился Лян. Вернее, спрыгнул. С четырехметровой высоты. Отлично спрыгнул, мягко. Черепанов оценил. Сам бы он так не смог, хотя прыжковый опыт и навыки имел изрядные. Оценил и отметил: опасный мужик. Очень опасный.
Азиат подошел к кучке аборигенов, что-то сказал своим, и индейцев погнали к баракам. Геннадий профессионально отметил, что с воздуха поселок прикрыт идеально. Да и полоса тоже неплохо замаскирована. Во всю длину ее выложена полоса мелких и крупных камней, между которыми проложили тусклую металлизированную ткань. Но это снизу видно, что тряпка, а сверху наверняка покажется, что ручеек. И на солнышке блестит. Да уж, такое не лох придумал. Но возникает вопрос: зачем?
Лян жестом поманил их к себе:
— Как тебя зовут, русский летчик? Кто ты и как сюда попал?
— Геннадий Черепанов. Летчик-испытатель, — лаконично ответил Геннадий. — Демонстрировал модель на столичной ярмарке. Были неполадки с системой. Катапультировался. Попал к местным… — подумал, не пошутить ли по этому поводу? Нет, не стоит. Физиономия китайца не располагала к шуткам. — Теперь у вас. Это все.
— Какой самолет ты пилотировал?
— «МиГ»-двадцать пятый.
Азиат кивнул:
— Военный летчик?
— Да.
Не было смысла скрывать то, что очевидно.
— Сейчас где служишь?
— Нигде. У нас сокращение штатов. — Черепанов криво усмехнулся.
Вспомнился анекдот советских времен.
На совещании в генштабе:
«Товарищи офицеры. Главный вопрос сегодняшнего совещания — сокращение штатов. Вопросы есть? Предложения? Так, если других предложений нет, начнем с Канзаса…»
Нынче все реализовалось с точностью до наоборот.
Зато вот у боевого офицера самой что ни на есть закрытой категории во время отпуска появилась возможность подкалымить в западном полушарии. Вот и подзаработал… Нет, правильно их при совке за бугор не пускали.
— Все, что ты сказал, будет проверено, — заявил китаец. — Если врешь, то лучше признайся сейчас.
Черепанов пожал плечами:
— Проверяйте. В том, что я сказал, ничего секретного нет.
— Он будет жить в шестом блоке, — сказал китаец Сэму по-английски. — Покажешь ему, где столовая.
Глава четырнадцатаяРазвлечения латиноамериканских мачо
Пронзительный вопль раздался снаружи. Черепанов опустил ложку…
— Ты кушай, русский, — невозмутимо посоветовал Сэм. — Тебя это не касается.
В столовой, приземистом здании на коротких сваях, кроме них, было еще человек десять. Все — мужчины. И никто не обратил внимания на крик.
Черепанов поглядел в окно, затянутое противомоскитной сеткой: на лужайке перед столовой старый индеец чистил котел. Кричал явно не он.
Еще один вопль.
— А посмотреть я могу? — спросил Геннадий.
— Можешь, — кивнул мулат. — Посмотреть можешь. Но лучше сначала покушай.
«Ешь, когда дают, и спи, когда есть возможность». Старое солдатское правило.
Это происходило за углом. Расчищенная от джунглей лужайка. Яркое солнце. Яркие цветы. Вопли попугаев в зарослях. В куче отбросов под полом «столовой» рылась пегая свинья.
А на лужайке развлекались головорезы Ляна.
Туземец, один из тех, кого взяли в поселке, был подвешен к перекладине за ноги. Руки его были свободны, и он изо всех сил пытался защититься от двух усатеньких латиносов, которые тыкали его палками. Туземец снова взвыл, и приятели латиносов разразились одобрительными воплями.
— Такая игра, — пояснил Сэм. — Кто заставит обезьяну подать голос, получает очко.
По животу и груди индейца текла кровь. Один глаз заплыл, щека была разорвана.
Неподалеку, сбившись в кучку, как перепуганные овцы, стояли сородичи подвешенного. Дети, женщины, подростки. Одна девочка плакала, остальные просто смотрели.
— Хочешь сыграть? — спросил Сэм. — У тебя ведь к обезьянам должок?
Черепанов в упор поглядел на мулата.
— Если кто и похож здесь на обезьяну, то это ты, — произнес он по-русски. И добавил уже по-английски: — Нет, не хочу.
— Дело твое.
На полянке появились еще двое, Панчо с приятелем. Деловито направились к пленникам, выдернули из группы девочку лет десяти. Женщину, попытавшуюся им помешать, приятель Панчо ткнул кулаком в лицо. Та упала. Приятеля Панчо это очень развеселило. Панчо что-то громко сказал, обращаясь к остальным пленникам.
Парочка, мучившая подвешенного, на некоторое время прекратила игру, заинтересовались. Ублюдки.
— Он говорит: если кто после его удара устоит на ногах, может быть свободен, — перевел Сэм. — Он шутник, наш Панчо! — добавил мулат, ухмыльнувшись.
Тут девочка, о которой на время забыли, сорвалась с места и бросилась к Черепанову.
Упала на коленки, обхватила ноги Геннадия и быстро-быстро заговорила. В ее черных и блестящих антрацитовых глазах плескался ужас.
Хрупкие смуглые плечи, толстые черные косы с вплетенными яркими перьями, в вырезе платья, между чуть обозначившихся грудей — дурацкая китайская игрушка на красном шнурке. Запах юной, нагретой солнцем кожи… Запах не женщины — ребенка…
— Что она говорит? — спросил Черепанов, хотя и так было ясно, о чем она говорит.
— Прогони ее, — велел Сэм. — Быстро!
А к ним уже двигался Панчо.
Головорез был намного выше Черепанова и так же широк в плечах. Он наклонился, намереваясь отцепить девочку от ног Геннадия.
— Не тронь ее! — четко произнес летчик по-английски.
Панчо медленно выпрямился, поглядел на Черепанова сверху вниз. Осклабился.
— Что, русский, любишь маленьких сучек? — перевел Сэм. — Они пока не про тебя. Ты еще не заработал. А если свербит, можешь трахнуть вот ее! — Меченый махнул в сторону свиньи, рывшейся в отбросах. — Хочешь?
— Или тебя, — холодно произнес Геннадий. — Не вижу разницы между тобой и свиньей.
Не стоило это говорить, но Черепанов ничего не мог с собой поделать.