— Но она — твоя рабыня.
Веспасиан поднял глаза, Флавия тут же потупилась:
— А… в чем, собственно, дело?
— Возможно, ни в чем. Но, похоже, мне стоит потолковать с этой девицей. Если ты, конечно, не против. Мне кажется, она может очень многое прояснить.
Глава 26
— Если я не ошибаюсь, под этим чудовищно огромным шлемом прячется юный Катон? — Нарцисс улыбнулся и протянул юноше руки. Катон инстинктивно, но с внутренней неохотой вложил в них свои. Приветственное пожатие было на удивление крепким.
— Приятно увидеть тебя, — продолжил Нарцисс. — Но что ты делаешь здесь? И в таком странном виде? Это выше моего понимания.
— Я ведь теперь солдат, командир, — сухо ответил Катон. — Если ты помнишь, свобода была мне дарована при условии, что я вступлю в армию.
— Кажется, что-то припоминаю, — рассеянно отозвался Нарцисс. — Но смутно. Ну и как ты находишь армейскую жизнь? Я бы предположил, что юноше твоих лет свежий воздух должен идти лишь на пользу.
— Не могу пожаловаться, командир, — ответил Катон. Задетый ханжеством царедворца, он решился на шпильку. — Конечно, в сравнении с пребыванием во дворце тут приходишь в куда лучшую форму.
Нарцисс слабо улыбнулся:
— Ты прав — я не упражнялся годами. В последнее время меня занимает только политика, но я все равно рад видеть тебя. Я полагаю, он служит исправно, центурион?
— Да, командир. Он у нас оптион, хоть и молод. Вы во дворце можете по праву гордиться тем, что растите для армии таких прекрасных парней.
— Освежи мою память, будь добр. Оптион — это кто же по рангу?
— Ну… он помогает мне, командир, — ответил Макрон, глубоко потрясенный невежеством столь высокопоставленного лица. — И неплохо справляется с этим.
— Весьма приятно, что даже в армии образованному человеку находят достойное его уровня место. — Увидев, как вытянулось лицо служаки, Нарцисс добавил: — Ну-ну. Я пошутил. Тут не на что обижаться.
Сделав знак Макрону следовать за собой, императорский секретарь прошел в караулку. Глаза его окружала сетка мелких морщин, особенно углублявшихся при улыбке. Он выглядел человеком пожившим, однако не горбился, двигался быстро, легко и явно знал себе цену. Макрон поджал губы, мысленно заключив, что перед ним задавака и выскочка. С таким каши не сваришь. Нечего и пытаться.
— Что тебе приказали, центурион? — спросил Нарцисс, когда они остались одни. — Точно, конкретно.
— Сопроводить тебя к месту соединения с основными силами корпуса, а потом дожидаться подхода нашего легиона в зоне, которая пока не уточнена. Ну и еще в случае необходимости оказывать тебе помощь.
— Но степень этой необходимости определяется мной? Иными словами, ты должен мне подчиняться?
— Так точно, — откликнулся неохотно Макрон. — Во всем, что не идет вразрез с генеральным заданием.
— Хорошо, — кивнул Нарцисс. — Рад слышать, что Веспасиан хоть здесь сумел правильно распорядиться.
Столь неуважительный отзыв о его командире, вызвал в Макроне волну молчаливого возмущения. Подобное высказывание даже в устах полноценного римского гражданина звучало бы вопиюще бестактно, безродный же вольноотпущенник вообще не имел на него прав.
— Центурион, мы должны немедленно сняться с места. — Нарцисс для пущей убедительности ткнул в помрачневшего воина пальцем. — Мне необходимо как можно скорее прибыть в Гесориакум. Фактически от этого зависит успех всей кампании, если не нечто большее. — Он многозначительно помолчал. — Надеюсь, ты понял меня?
— Не вполне, командир, — откровенно ответил Макрон. — Вторжение — операция длительная. Зачем же спешить?
— Существуют такие вещи, как государственная необходимость.
— И она требует целой центурией охранять тебя на территории, подвластной Риму?
— Достаточно сказать, что кое-кто из находящихся на этой территории людей очень многое дал бы, чтобы я не добрался до места. Это все, что тебе нужно знать.
— Понятно.
— Вот и прекрасно, — сказал Нарцисс. — Тогда в путь. Я путешествую налегке. Только с рабами-носильщиками, личным телохранителем и небольшим багажом, однако те малые, что несут его, прихворнули. Распорядись, чтобы твои ребята их подменили. Пусть заберут из конюшен два моих сундука.
Темный, как туча, Макрон вышел из караулки. Катон почти слышал скрежет его зубов.
— Отряди пятерых солдат для переноски вещичек этого типа.
— Для переноски?
— Ты что, оглох? Давай шевелись. Свое оружие и поклажу парни могут забросить в возок.
— Хорошо, командир.
— И расстанься с мыслью о неспешной прогулке по Галлии. Нас поторапливают. — Макрон сплюнул. — Лучше бы мы потихонечку двигались с легионом, — заключил хмуро он.
Восемь огромных нубийцев с привычной легкостью пронесли в центр колонны довольно скромный крытый портшез, за ним встали с двумя сундуками легионеры, низведенные необычным приказом до положения рабов. Лица их были мрачны, а нубийцы, похоже, внутренне веселились, довольные тем, что кому-то из заносчивых римлян доведется узнать, насколько сладок их хлеб. Рядом с портшезом высился здоровенный мускулистый детина в отполированном черном нагруднике, вооруженный коротким мечом. Его длинные, завязанные в конский хвост волосы, множество шрамов на зверской физиономии и черная нашлепка, прикрывающая один глаз, безошибочно изобличали в нем бывшего гладиатора — ветерана арены. Неожиданно из портшеза высунулась рука, тонкие пальцы повелительно щелкнули.
— Ты! Полифем! Подними полог и закрепи его. Почему бы мне, раз уж я здесь, не ознакомиться с этой дикой страной? Эй, центурион! Мы что, ждем кого-то? Если нет, то пора бы и в путь.
Макрон с кислым видом взмахнул рукой, и центурия скорым маршем пересекла городок, чтобы выбраться на совершенно прямую дорогу, уходившую вдаль. Поднявшись на низкий кряж, Катон оглянулся и далеко позади себя заметил движение. К Дурокорторуму подтягивался выступивший из леска легион. Где-то там была и Лавиния. Вспомнив о ней, юноша горько вздохнул. Он поспешно отвернулся, чем ничуть не умерил вновь принявшуюся терзать его боль.
Глава 27
В Дурокорторуме обоз легиона застрял. В этом была повинна местная ребятня, вздумавшая швырять в тягловых животных камнями. Один из булыжников, довольно увесистый, попал в молодого быка, угодив тому прямо по яйцам. Взревев от боли и ярости, бык попытался повернуться в ярме, в результате чего подвода с тяжеленной баллистой перевернулась и перегородила главную улицу городка. Веспасиан, поскакавший назад, чтобы выяснить причину задержки, задохнулся от гнева, но ничего не мог поделать. Нехватка тяглового скота, заставившая впрячь в повозки не только волов, но и не оскопленных бычков, дала себя знать, и хорошо еще, что не под ливнем вражеских копий. В конце концов и подводу, и баллисту оттащили в боковой переулок, где механики занялись их починкой. Быка, успокоенного погонщиком, отогнали к стаду охромевших животных, представлявших собой ходячий запас свежего мяса для поваров, проштрафившемуся мальцу задали порку, и колонна возобновила движение, однако от всего этого Веспасиану не сделалось легче. Не улучшилось его настроение и к полудню, когда легион остановился на отдых. Усевшись за стол, он велел привести к нему новую служанку жены, а сам отдал должное холодной курятине с местным вином — непонятного происхождения и ужасающе кислым.
Лавинию привели. Легат, энергично работая челюстями, дал себе время ее рассмотреть. «Да, — решил он, — это и впрямь весьма аппетитная штучка». Использовать такую красотку для домашних работ просто нелепо: любой римский бордель с радостью выложит за нее очень и очень хорошие деньги.
Быстро прополоскав рот водой, легат приступил к делу. Вынув из-за пазухи ленту, он положил ее на стол и с удовлетворением отметил, что рабыня явно ее узнала.
— Твоя?
— Да, господин. Я думала, что потеряла ее.
— Ты и потеряла. Она завалилась за подушку одной из кушеток, расставленных в штабном отсеке моей палатки.
Лавиния потянулась за лентой, но Веспасиан, улыбнувшись, накрыл свою находку ладонью.
— Нет, — сказал он. — Сначала поговорим. Ответь-ка мне, как она там оказалась?
— Господин?
— Что ты делала в штабном отсеке прошедшей ночью?
— Прошедшей ночью? — переспросила Лавиния, широко раскрывая невинные, непонимающие глаза.
— Именно. Когда я уходил оттуда, ленты там не было. Так что скажи мне, Лавиния, и скажи без утайки, честно, что же ты делала там?
— Ничего, господин! Клянусь! — Ее глаза молили о снисхождении. — Я просто зашла туда отдохнуть. Прилечь на минутку. Я очень устала. И искала укромное место. Должно быть, лента за что-нибудь зацепилась, когда я легла.
Веспасиан смерил ее нарочито долгим, суровым взглядом:
— Ты просто хотела там отдохнуть? И это все?
Лавиния кивнула.
— И ты ничего не брала там?
— Нет, господин.
— И ты не видела ничего и никого, пока там находилась?
— Нет, господин.
— Понятно. Держи.
Он подвинул ленту к краю стола и откинулся на спинку стула. Девчонка, похоже, не врет, хотя после допроса с пристрастием вполне может заговорить по-другому. Впрочем, мысль о пытках Веспасиан тут же отбросил. И отнюдь не из жалости к этой оказавшейся не в то время и не в том месте дурехе. Просто он слишком хорошо знал, что подозреваемые говорят в пыточных правду много реже, чем лгут, пытаясь угадать, что из них хотят выбить мучители. Да и сама по себе эта рабыня стоит немало, а потому к ней нужен иной, более деликатный подход.
— Жена говорит, что ты взята в наш дом совсем недавно.
— Да, это так, господин.
— А кому ты принадлежала раньше?
— Трибуну Плинию, господин.
— Плинию! — Брови Веспасиана взметнулись. Это меняло дело. Что делает в его доме бывшая невольница Плиния? Она лазутчица? Шпионка, пытающаяся получить доступ к документам повышенной важности? Правда, с виду в ней нет ни большого ума, ни коварства, однако не исключено, что все ее внешнее простодушие не более чем притворство, игра.