Он поднял чашу и отпил вина.
Катон, сидевший возле Анобарба, повернулся к нему.
— Как заживают твои раны?
— Неплохо. Но еще побаливают. Такое впечатление, будто кожа на груди села и теперь годится для человека в половину моего размера.
Катон кивнул.
— Знаю, у меня самого были ожоги. Все будет в порядке, надо только потерпеть.
— Вот и лекарь то же самое говорит. Будь здоров!
Они сдвинули чаши и выпили. Катон с одобрением отметил, что они с Анобарбом родственные души: тот тоже лишь пригубил вина, а не поспешил осушить чашу, как будто другого случая уже не представится.
— Миниций сказал, что тебе уже довелось побывать в плавании, — промолвил Анобарб, поставив чашу.
Катон вскинул на него взгляд.
— Было дело. В патруле.
Анобарб улыбнулся.
— Ну и каковы твои впечатления от жизни на море?
— Какие там впечатления: всю дорогу маялся от морской болезни.
— А куда плавали-то?
— Да просто патрулировали, — осторожно ответил Катон. — Прошлись у побережья Иллирии и обратно.
— Да ну? — удивился Анобарб. — Мне кажется, в нынешних обстоятельствах, когда свирепствуют пираты, соваться туда небезопасно. А ты, надо думать, непривычен к морю?
Катон покачал головой.
— Плавал до этого пару раз, и мне не понравилось. Да ладно, что мы все обо мне, ты-то как? Раздобыл редкостей для своих клиентов?
— Нет. Торговли сейчас, считай, никакой, но я все равно задержусь, пока полностью не поправлюсь. Возможно, побываю и в других портах вдоль побережья: глядишь, посмотрю, не найдется ли там что для продажи в Риме…
— Ну что ж, надеюсь, это твое путешествие будет удачнее предыдущего.
— Я тоже, — тихо ответил Анобарб. — Удача мне не помешает.
— Эй, ребята, — Макрон подался к ним через стол. — Давайте выпьем, мы ведь в питейном заведении! Предлагаю тост за женщину Миниция, да благословят ее боги!
Чаши сдвинулись, на стол пролилось еще больше вина, но остальное, как положено в таких случаях, осушили до дна. Вино, к удивлению Катона, было пристойного качества, и молодому центуриону хотелось, чтобы Макрон тоже смог оценить его вкус. Но тому, похоже, было уже не до букета: они с Миницием уже прикончили первый кувшин, и Макрон поднялся с лавки.
— Теперь я угощаю!
— Здесь это без надобности, — улыбнулся Миниций. Усадив гостя обратно на скамью, он полез под стол и вытащил оттуда второй кувшин.
Глаза Макрона расширились.
— И много их там у тебя?
— Ну, нам до поры до времени хватит. Выпьем!
— А где твоя женщина? — Макрон огляделся по сторонам, но стойку от него загораживала толпа посетителей. — Где она, хочу ее обнять.
— Обнимешь еще, она подойдет к нам позже. Когда тут все малость поутихнет.
— Тогда ладно. — Макрон повернулся к остальным. — Эй, слышали новости?
— Что за новости? — поинтересовался Анобарб.
— Префект собирается задать жару пиратам. Весь флот и корабельная пехота отправятся в Иллирию, охотиться за ублюдками.
Катон подался через стол и положил руку на запястье друга.
— Макрон!
— Чего?
— Это не для всеобщего сведения.
— Чего-чего? — не понял Макрон.
— Предполагается, что это тайна.
— Тайна? От кого тайна? Как только мы начнем загружать корабли, все, один хрен, станет ясно для каждого.
— Это не имеет значения. Префект хочет, чтобы пираты узнали о походе только тогда, когда им будет уже поздно что-то предпринимать.
— Но ведь мне ты сказал.
— Тебе я верил.
Макрон виновато поежился.
— Ладно, понял. Извини, парень. Все равно, кроме нас четверых, никто об этом не знает, верно ведь, ребята?
— Само собой, — улыбнулся Миниций. — Мы сейчас принесем клятву и скрепим ее тостом.
— Нет, — твердо заявил Катон, — просто не будем больше об этом вспоминать. Это всех касается, и тебя, Анобарб.
Торговец кивнул.
— Буду держать рот на замке. Не беспокойся.
— Не беспокойся? Легко сказать… Попробуй не беспокоиться рядом с такими двумя пьянчугами.
Неожиданно Миниций просиял и вскочил, так толкнув при этом стол бедром, что едва не уронил только что поставленный на него кувшин. Но Анобарб успел выбросить вперед руку и удержать его, прежде чем из него успела пролиться хоть капля.
— Отличная реакция, — восхитился Макрон.
— Вот она, ребята, — промолвил Миниций. — Моя подруга. Моя девочка. Любовь всей моей жизни.
Катон обернулся, всматриваясь в толпу, которая неожиданно расступилась перед высокой, стройной и элегантной, хоть и немолодой женщиной, на которую посетители посматривали с вожделением. Центурион узнал ее по одежде: та самая особа, которую он уже видел возле стойки. Она подошла к столу и улыбнулась Миницию.
Светясь от гордости, ветеран повернулся к собутыльникам:
— Ребята, разрешите представить вам Порцию, хозяйку этого заведения, которая скоро станет моей стыдливой невестой.
— Не слушайте его, — рассмеялась Порция. — Он уже лет двадцать как обещает сделать меня честной женщиной.
Миниций рассмеялся и повернулся к сидевшим за столом.
— Порция, это те люди, о которых я тебе рассказывал, как и про наше приключение в горах. Это Анобарб, молодого человека зовут Катон; ну, а этот безнадежный тип, ясное дело, центурион Макрон.
Анобарб с Катоном кивнули, но Макрон стоял как громом пораженный, с побелевшим лицом.
— Что с тобой? — встревожилась Порция.
Макрон нервно сглотнул, а потом пробормотал:
— Привет, матушка.
Глава пятнадцатая
Воцарившееся было гробовое молчание нарушила Порция, вскрикнув и тут же прикрыв рот ладонью. Глаза ее закатились, и она осела на пол. Миниций подскочил к ней, отчаянно взывая:
— Порция, что с тобой? Откликнись, любовь моя!
Пока он пытался привести женщину в чувство, взгляд Катона перебегал с нее на Макрона и обратно, в то время как сам Макрон смотрел только на Порцию, словно эта немолодая женщина представляла собой самое удивительное зрелище во всем мире. Наконец Катон сам осознал значение произошедшего, и реакция друга стала ему понятна.
— В чем вообще дело? — Ничего не понимающий Анобарб подергал Катона за рукав. — Как он ее назвал?
— Матушка. Он назвал ее матушкой.
— Она его мать? — Анобарб улыбнулся. — Но как она сюда попала? Я думал, вы оба явились из Рима.
— Не знаю, — покачал головой Катон. — Макрон рассказывал, что мать бросила его еще в детстве: сбежала с каким-то малым из корабельной пехоты… Ох!
Катон посмотрел на Миниция, который сидел на корточках и гладил седые волосы своей возлюбленной.
— О нет! Макрон!
Макрон все еще смотрел на Порцию с ошеломленным видом. Катон схватил его за руку и сильно встряхнул.
— Макрон, пошли отсюда. Нам пора.
Тот перевел на Катона непонимающий взгляд.
— Пора? Куда?
— Ты меня слушай: раз говорю, значит, надо идти. Прямо сейчас.
— Но это моя матушка.
— Я знаю. Вернешься и повидаешься с ней, когда будешь трезвым.
— Я ее двадцать лет не видел. — В уголках глаз центуриона выступили слезы. — Последний раз видел еще мальчишкой.
— Да, конечно… — Катон легонько похлопал его по руке. — Удивительная встреча, ничего не скажешь! Но ты ведь не хочешь, чтобы она после столь долгой разлуки увидела тебя таким пьяным? Тебе надо сначала протрезветь. Пошли!
Катон встал, подошел к Макрону и, встав между ним и его матушкой, попытался поднять друга с лавки.
— Анобарб, помоги.
— Да что тут происходит?
— Просто помоги. Нужно увести его отсюда.
— Это моя матушка, — бормотал Макрон, и по его щекам струились слезы. — Моя матушка. Она бросила меня, сбежала с каким-то флотским…
Неожиданно Макрон замер, и взгляд его переместился на Миниция.
— Он!
— О, нет! — Сердце Катона сжалось. — Да пошли же!
Невероятным усилием ему удалось-таки поднять Макрона с лавки, но унять его было уже невозможно.
— Это ты, ублюдок! — заорал тот во всю глотку, бросаясь на Миниция. — Ты сманил ее! Заставил ее бросить нас!
Миниций поднял глаза, напуганный таким приступом ярости, машинально прикрылся руками, и голова Порции стукнулась об пол. Она открыла глаза, увидела Макрона и закричала.
Прежде чем Катон успел что-то предпринять, Макрон налетел на Миниция, схватил за плечи и оттолкнул назад, в толпу посетителей. Люди отпрянули во все стороны, несколько столов опрокинулось, кувшины попадали на пол, разбиваясь и расплескивая красное, словно кровь, вино. Отчаянно завизжали шлюхи, толпу которых Макрон, толкая перед собой Миниция, пропахал, словно разъяренный бык, подцепивший на рога гибкого акробата.
Катон повернулся к Анобарбу и пожал плечами.
— Ну вот, опять…
Торговец нахмурился.
— И часто с ним такое?
— Не очень. Опять же: сегодня, как ни крути, особый случай. Воссоединение семьи.
В дальнем конце таверны Макрон прижал Миниция к деревянному столбу и колошматил что было мочи. Посетители, по большей части, рванули наружу: никто не хотел подвернуться под руку провостам, когда те явятся на шум, а некоторые вдобавок решили воспользоваться суматохой и свалить, не заплатив за выпивку.
Порция между тем оправилась, сориентировалась в происходящем и, прихватив по дороге железный ковш, устремилась к дерущимся.
— А ну оставь его! — кричала она на бегу. — Оставь, кому сказано, кошмар ходячий!
Макрон, однако, этим призывам не внимал и продолжал обхаживать его увесистыми тумаками.
— Ах так, неслух несчастный! Получай!
Размахнувшись изо всех сил, Порция приложила Макрона ковшом по макушке. Раздался звук, похожий на удар гонга. Колени Макрона подогнулись, хватка разжалась. Миниций, с разбитым в кровь лицом, зашатался и рухнул на пол. Порция уронила ковш и заверещала, как попугай, угодивший по неосторожности в мясорубку. Все ее тело содрогалось от рыданий.
— Эй там! — послышался испуганный голос с улицы. — Провосты идут.
— Надо убираться, — сказал Катон Анобарбу. — И его забрать, пока провосты не отходили как следует и его, и нас.