— Мы тебя принесли.
— Мы — это кто? — подозрительно уточнил Макрон.
— Порция выделила мне в помощь пару своих рабов.
— Ох, нет… — простонал Макрон. — Кто-нибудь видел мое возвращение?
— Несколько человек видели. Но болтать, возможно, не станут.
— Ты так думаешь? — холодно спросил Макрон. — А где этот ублюдок Миниций?
— Полагаю, у твоей матушки.
При этом слове Макрон вздрогнул и откинулся на койке.
— Нет, ну надо же было такому закрутиться…
Катон кивнул, подошел к окну и, чуть приоткрыв ставень, выглянул. Окна командирских казарм смотрели через военную гавань на укрепленный мол, за которым расстилалось поблескивавшее в свете позднего утра море. В безоблачном небе кружили чайки, оглашая воздух пронзительными криками. Приготовления к кампании против пиратов уже начались: у ремонтного пирса стояло несколько пришвартованных трирем, матросы деловито устанавливали на передних палубах какие-то мостки. Катон отвернулся и прислонился к стене.
— Что делать-то собираешься?
— Надо бы, конечно, придушить старого ублюдка и мою шлюху-матушку… А если серьезно, то не знаю. Во всяком случае, сейчас этого сказать не могу. Я слишком… растерян.
— Знаешь, мне казалось, ты должен бы обрадоваться, увидев ее после столь долгой разлуки.
— Да что ты в этом понимаешь? — буркнул Макрон. — Ты ведь своей матери вообще не знал.
— Не знал, — тихо подтвердил Катон, и в комнате повисло неловкое молчание.
— Прости, — буркнул Макрон, — это я не подумавши.
— Забудь.
— Ты пойми, она оставила меня, не сказав ни слова. В последний раз я видел ее в гавани Остии. Я ловил рыбу у входа в гавань и видел проплывавший военный корабль: она стояла на палубе, обнимаясь с этим проклятым флотским. Я звал ее, но, думаю, она не слышала, а может, и не хотела слышать. Сначала я пытался убедить себя, что принял за нее другую женщину, но когда вернулся домой, ее там не оказалось. Что тоже случалось: когда родители ссорились, она, бывало, уходила на денек-другой к сестре. Но время шло, матушка не возвращалась, и через некоторое время я рассказал папаше о том, что видел. Он взбесился, отлупил меня, а потом пошел и нажрался. Вернулся весь в слезах и наподдал мне еще. Это продолжалось долго, пока я не вырос и не решил, что с меня хватит. Ушел из дома под сень орлов… Я ее так и не простил.
— Извини.
Катон чувствовал себя беспомощным. У него не находилось подходящих слов, чтобы предложить другу в утешение, однако он чувствовал, что в этой истории все было не так однозначно. В ней имелась и другая сторона, на что Порция прошлым вечером намекнула. Другое дело, что сейчас было не лучшее время, чтобы говорить об этом Макрону.
— Извинить? — Макрон вскинул на него взгляд. — Тебе-то за что извиняться, приятель? Твоей вины тут и в помине не было. Эта история вообще к тебе отношения не имеет.
— Да, знаю. Но ты мой друг. И мне не нравится, когда ты в таком состоянии.
— В каком состоянии?
Макрон помолчал, потом сел на койке, а затем и поднялся на ноги.
— Хватит мусолить эту тему. Я одеваюсь. В полдень префект будет проводить инструктаж.
— Знаешь, тебе стоило бы попробовать поговорить обо всем этом с матерью. Не то чтобы прямо сейчас…
— Только через мой труп. Предпочтительнее через ее и, ясное дело, этого старого козла Миниция.
Катон понял, что расположение духа его друга никак не способствует продолжению разговора и лучше его до поры до времени отложить.
— Ладно, только пообещай, что не будешь наскакивать на Миниция.
— Катон, я не мальчишка, и нечего разговаривать со мной, как с ребенком. Пока дело касается службы, я буду нести ее бок о бок с ублюдком и слова не пророню. Но в свободное время — это уж извини. Ему лучше не попадаться на моем пути, если он хочет дожить до отставки.
С последним звуком полуденного сигнала весь командный состав Равеннской флотилии собрался у префекта. Обычную обстановку сдвинули к стенам и расставили в помещении скамьи, чтобы командиры могли рассесться на них лицом к занимавшей всю дальнюю стену карте. Присутствовали все центурионы и оптионы корабельной пехоты, равно как триерархи всех приписанных к флотилии кораблей. Катон сидел рядом с Макроном, ближе к центру помещения, и тайком озирался, высматривая Миниция, но того не было видно. Когда все командиры вошли и расселись, помещение заполнилось возбужденным гулом: по базе вовсю ходили слухи, которые подпитывала активность на пирсе, и каждому не терпелось узнать наконец точно, что же затевает префект.
Постум, старший писец Вителлия, выступил из дверного проема и возгласил:
— Командир базы прибыл!
Заскрипели скамьи: командиры встали и вытянулись по стойке «смирно». Префект вошел в совещательную комнату, прошел оставленным слева проемом между скамьями, остановился сбоку от карты, обвел собравшихся взглядом и сказал:
— Можете сесть, уважаемые.
Когда все сели, Вителлий присмотрелся к Макрону.
— Центурион, у тебя такой вид, будто ты уже успел побывать в бою.
По рядам собравшихся прокатился смех.
— Так что с тобой случилось, Макрон?
— Я… хм, оступился на лестнице, командир.
— Правда? — Вителлий ехидно усмехнулся. — А это было до или после того, как твоя мамаша устроила тебе взбучку?
Смех зазвучал снова, еще громче. Лицо Макрона побагровело.
— Сиди тихо! — шепнул ему на ухо Катон. — Поддашься на провокацию — доставишь ему удовольствие.
Заскрипели петли, дверь приоткрылась, и Миниций, проскользнув в щелку, занял ближайшее ко входу место. Нос его был сломан, все лицо разукрашено темневшими и багровевшими синяками и ссадинами.
— Ну вот и предполагаемый отчим явился. Теперь, когда все семейство в сборе, я думаю, можно приступить к делу.
Смех, прокатившись по рядам, стих: все выжидающе смотрели на префекта. Вителлий сцепил руки за спиной и заговорил:
— Как вам известно, в последние месяцы у побережья Апулии, Умбрии, Лигурии и Иллирии свирепствуют пираты. Они действуют как на море, так и на суше: всего несколько дней назад разорили и уничтожили колонию в Лиссе. Сегодня утром я получил донесение о налете на другую колонию. И это уже совершенно недопустимо. То, что пираты безнаказанно препятствуют торговому судоходству в прибрежных водах, уже достаточно скверно, но разорение наших колоний требует от нас самых активных действий. Они должны понести суровую кару. Их вожак, Телемах, недавно связался с нами и выдвинул требование об уплате ему выкупа взамен отказа от разорения колоний. Мой ответ был краток: Рим не ведет переговоров с пиратами. Я намерен устранить пиратскую угрозу, и сейчас мы предпримем первые шаги для достижения этой цели. Шесть бирем будут оставлены здесь, для защиты Равенны. Остальной флот должен будет в течение пяти дней принять на борт корабельную пехоту и, покинув порт, отплыть к берегам Иллирии.
Вителлий взял трость и указал на карту.
— Мы высадимся возле Бирнисиума и устроим укрепленный лагерь. Оттуда, с этой временной базы, флот начнет просматривать побережье, милю за милей, пока не будет обнаружено логовище пиратов. Оно будет найдено и уничтожено, их корабли захвачены, команды убиты или взяты в плен, а все пленники — проданы в рабство, кроме вожаков, которых ожидает казнь.
Макрон склонился к Катону и шепнул:
— А наш друг, вне всякого сомнения, стяжает себе славу.
К счастью, Вителлий, стоявший лицом к карте, этой реплики не слышал.
— Вопросы есть?
— Командир? — в задних рядах поднялась рука.
— Да, Децим.
— Я насчет тех работ, которые ведутся на триремах, у пирса…
— Один человек сказал мне, что там устанавливают «вороны».
Катон припомнил, что сам недавно видел проводившиеся на триремах работы. «Воронами» на флоте именовали вращающиеся подвесные абордажные мостки, используемые на некоторых кораблях.
— Так оно и есть. Нам предстоят морские схватки с пиратскими судами, а мне докладывали, что они очень маневренны. Значит, нужен способ, позволяющий лишить их подвижности, чтобы исход дела могла решить корабельная пехота. Поэтому я решил оснастить все наши корабли такими устройствами. Интересно будет посмотреть на физиономии пиратов, когда мостки с клювами пригвоздят их к месту. Это все равно что заколоть свинью.
— Но ты ведь не собираешься оснащать ими биремы, командир?
— Я же сказал — все корабли!
Триерархи стали озабоченно переглядываться, послышался приглушенный ропот. Вителлий постучал тростью по мозаичному полу, требуя тишины.
— Децим, с моим решением что-то не так?
— Э… хм, так точно, командир.
— Соблаговоли пояснить, что же именно, — снисходительным тоном произнес Вителлий.
— Командир, биремы, с учетом принимаемого на борт груза, недостаточно велики для «воронов». Это ведь не только сам пандус, но и уйма всяческого палубного оборудования, необходимого, чтобы поднимать его и орудовать им, а также прикрывать команду от обстрела. У биремы сместится центр тяжести, они потеряют устойчивость, что, в случае шторма или сильного волнения, может быть опасно.
— Я об этом думал, — без промедления промолвил Вителлий. — Корабли примут на борт дополнительный запас провизии и снаряжения. Этот балласт — так, кажется, принято говорить у вас, моряков, — уравновесит «вороны» и повысит устойчивость.
Децим на миг задумался и покачал головой.
— Что еще не так? — уже с видимым раздражением спросил Вителлий.
— Командир, если принять столько балласта, чтобы это уравновесило мостки, корабли будут перегружены и получат опасную осадку. У бирем слишком низкие надводные борта.
— Надводные?..
— Расстояние от ватерлинии до палубы, командир.
— А, ну да, конечно, надводные… Уверен, к новому месту базирования мы перейдем нормально, а там разгрузимся, так что проблема отпадет сама собой. Что же до нарушения устойчивости, то, когда придет время, мы проведем опыты и выясним, сколько надо балласта, чтобы уравновесить «вороны». Еще вопросы? Нет? Прекрасно. В таком случае, уважаемые, письменные приказы вы сможете получить у моего писца при выходе. Вам предстоит позаботиться о том, чтобы ваши люди были снаряжены и подготовлены к участию в длительной кампании. Нас ждут нелегкие дни и жестокие схватки. Но если эти пираты были хотя бы наполовину столь успешны, как о них толкуют, то и добыча нас ожидает завидная. На этой счастливой ноте я с вами и попрощаюсь.