Как только триремы встали на якоря, образовав линию нос к корме, Вителлий отдал приказ установить на палубах и развернуть к морю метательные машины. Теперь, попытавшись атаковать римский флот, корабли пиратов попали бы под обстрел десятков катапульт и понесли тяжелейшие потери прежде, чем смогли бы приблизиться к триремам. Но Телемах не предпринимал таких попыток: его суда курсировали в отдалении, наблюдая за римлянами и дожидаясь захода солнца. Затем, когда горизонт осветился заревом заката, пиратский флот отошел дальше в море и удалился вдоль побережья, оставив потрепанного противника подсчитывать понесенные за день потери.
Префект Вителлий положил таблички и уставился на стол: весь облик обычно невозмутимого аристократа выдавал отчаяние. Катон едва не проникся к нему сочувствием, но тут же вспомнил, что во всех бедах прошедшего дня виновен сам префект. Малые корабли ни в коем случае нельзя было так перегружать припасами и снаряжением, бо́льшая часть которого теперь покоилась на морском дне. Если бы для этой цели собрали караван транспортных судов и повели его под охраной, все необходимое было бы доставлено на побережье, а любые попытки пиратов помешать транспортировке грузов — легко отбиты. Да, конечно, сбор и переход такого каравана занял бы больше времени, но зато это не пришлось бы оплачивать столь страшной ценой.
Однако, размышляя о том, что могло бы быть, Катон пришел к заключению, что виноват в случившемся не только префект. То, что его флот посреди дня подвергся атаке, не могло быть результатом несчастливой случайности. Даже если какой-то пиратский корабль заметил, как римский флот покидает Равенну, времени на то, чтобы он доложил об этом Телемаху, а тот успел собрать воедино свои суда и перехватить римлян в открытом море, в наиболее уязвимом положении, все равно бы не хватило. Телемах явно был предупрежден заранее.
Вителлий глубоко вздохнул и встал.
— Новости — как, я уверен, вы и сами понимаете, — отнюдь не радуют. Мы потеряли восемь бирем, а вдвое большее их число получили тяжкие повреждения. И одну трирему — у нее пробоина, и ей потребуется ремонт в доках. Кроме того, мы лишились большей части метательных и осадных машин. Провизия, по большей части, была погружена на триремы, так что голод, по крайней мере, нам не грозит. — Он слабо улыбнулся, но никто из командиров его не поддержал, и улыбка растаяла, когда префект, оставивший самые болезненные известия напоследок, продолжил: — Около восьмисот человек погибли вместе с кораблями; еще шестьдесят были убиты, а восемьдесят три на уцелевших судах получили ранения.
Катон оглядел других командиров и увидел на лицах большинства мрачную озлобленность. Людские потери были ужасны, и многие из присутствовавших лишились товарищей, которых знали годами. Но для Вителлия, напомнил себе Катон, это еще более тяжелый удар. Фактически он потерпел поражение, и скрыть этот факт, докладывая о ходе операции в Рим, ему не удастся. Правда, пока этот доклад достигнет Рима, будет прочитан да по нему примут решение и направят гонца к префекту, пройдет примерно месяц, за который Вителлий попытается выправить ситуацию.
— Это, на хрен, катастрофа! — послышался голос.
— Кто это сказал?
Никто не шелохнулся. Повисло молчание. Однако спустя момент поднялся Миниций.
— Это я сказал, командир. Озвучил то, что думают многие. Пираты задали нам основательную трепку, и ходят слухи, что тут не обошлось без предательства.
— Предательства?
Вителлий поднял бровь, сообразив, что он может обратить поиски предателя себе на пользу.
— Так точно, командир. Кто-то продал нас. Сообщил им, где нас искать.
Заявление ветерана было подхвачено хором гневных голосов, и он, чувствуя поддержку, продолжил:
— Надобно найти негодяя. И пусть он за все заплатит как следует. Долгой, мучительной смертью!
Командиры одобрительно закивали: некоторые стали высказывать конкретные предложения относительно расправы над еще не выявленным изменником. Вителлий переместился ближе к очагу, так что был ясно виден на фоне свечения, и поднял руки, чтобы унять гомон.
— Хорошо. Даю слово, как только мы найдем мерзавца, он ваш. Делайте что хотите, но с одним условием.
Большинством эти слова были восприняты с подозрением, и Миниций, прочистив горло, уточнил:
— Что за условие, командир?
— Вы обещаете мне, что его смерть будет настолько мучительной, насколько это только возможно.
Командиры с облегчением рассмеялись, а когда смех стих, Миниций торжественно кивнул. Воцарилось неловкое молчание, все ждали Вителлия. Наконец затянувшуюся тишину нарушил, прокашлявшись, Макрон:
— Командир, а что мы будем делать сейчас?
— Действовать согласно первоначальному плану, — твердо заявил Вителлий. — У нас достаточно кораблей, чтобы совладать с пиратами.
— Никак нет, командир! — Все обернулись к триерарху, подавшему голос из задних рядов. Альбин встал, так что все могли его видеть и слышать. — Нам нужно больше кораблей. Больше бирем.
— Это еще почему? — холодно отозвался Вителлий. — Судя по тому, что мне довелось увидеть сегодня, эти корабли более чем бесполезны.
Альбин покачал головой.
— Это несправедливо, командир. Люди на этих кораблях сражались превосходно и сделали все, что могли. В том, что преимущество было на стороне пиратов, их вины нет. А не измени мы курс и не приди к ним на помощь, я вообще сомневаюсь, чтобы у нас осталась бы хоть одна бирема.
Катон резко вздохнул и оглядел командиров. Вряд ли Альбин мог высказаться в адрес префекта еще более критично, и теперь все центурионы и триерархи ждали, как отреагирует Вителлий.
Некоторое время тот молча смотрел на Альбина, но потом кивнул и промолвил:
— Альбин, то, что ты сказал, звучит, спору нет, красиво, но все это общие рассуждения, а я хотел бы услышать конкретный ответ на свой вопрос: зачем нам больше бирем? Триремы, основная ударная сила нашего флота, в основном не пострадали. Если мы обрушим всю их мощь на пиратов, то быстро с ними покончим.
— Так точно, командир. Но лишь в том случае, если пираты будут сидеть на месте и ждать, пока к ним нагрянут триремы.
— То есть? — уточнил префект с нескрываемым раздражением. — Что ты хочешь этим сказать?
— Ты ведь служил в легионах, командир?
— Что с того?
— Значит, достаточно хорошо знаком с тактикой. Легкие формирования нужны, чтобы отыскать противника и сковать его движения до подхода основных сил. Во всяком случае, так обстоит дело на море. Но мне кажется, вы и на суше поступаете так же.
— Конечно, на хрен, так же, — буркнул Макрон. — Мы что, в легионах, дураки, что ли? Уж во всяком случае, наши парни способны построить настоящий лагерь. — Макрон махнул рукой в направлении темневших валов. — А не эти долбаные кучки земли…
— Спасибо, центурион, — прервал его Вителлий. — У тебя все?
Альбин постоял с открытым ртом, явно желая продолжить свое обличение, но потом закрыл его и кивнул.
— Вот и хорошо, — промолвил префект. — Так, стало быть, нам нужны биремы?
— Никак нет, командир. Нам нужно больше бирем! И уж в крайнем случае не меньше, чем у пиратов. Я насчитал у ублюдков не меньше дюжины, и все они хорошо управлялись. А значит, на каждой хорошая команда и толковый триерарх. Честно говоря, командир, они нас превосходят. Поэтому нам нужно больше кораблей. Нам необходимо преимущество, чтобы при следующем столкновении с ними можно было рассчитывать на успех, — твердо заключил Альбин.
— Может, и так, но больше бирем нам взять неоткуда, — отрезал Вителлий. — Я не волшебник и не могу сотворить их из воздуха.
— Ты оставил шесть кораблей в Равенне, — указал Альбин.
Катон встал, прокашлялся и добавил:
— Кроме того, командир, это еще тысяча бойцов корабельной пехоты.
— Нет! — Вителлий в раздражении ударил себя рукой по бедру. — Я не оставлю Равенну без защиты. Если с городом что-нибудь случится, в Риме с меня снимут голову.
— В Риме могут решить сделать это и сейчас, как только узнают о сегодняшнем бедствии, — спокойно произнес Катон. — Но если мы хотим продолжить операцию против пиратов, нам потребуется каждый корабль и каждый человек, кого только можно использовать.
Вителлий шагнул ему навстречу.
— А что, если они нападут на Равенну?
— Командир, нам отдан приказ, — промолвил Катон, стараясь, чтобы его слова прозвучали как можно более веско. — Операция — прежде всего.
— А Равенна? — тихо спросил префект.
— Равенну придется предоставить ее участи, командир.
— Понимаю. Это твой совет. Зафиксировать его в письменном виде?
Катон стиснул зубы, чтобы не высказать вышестоящему свое презрение, сглотнул и произнес:
— Таков мой совет, командир. Он соответствует полученным приказам. Но решение принимать тебе. Сообразно рангу.
— Понятно.
Вителлий опустил взгляд и задумался. Остальные командиры тоже молчали, ожидая его решения.
Префект отдавал себе отчет в том, что находится в весьма затруднительном положении. Вителлий потерял примерно четверть своих сил, а также значительную часть припасов и снаряжения. Поход, начавшийся как демонстрация мощи, направленной на устранение возросшей пиратской угрозы, обернулся фактическим крахом, создававшим опасность дестабилизации всего региона. Если он прервет операцию, это будет однозначно воспринято как поражение, а император не отличался терпимостью по отношению к незадачливым военачальникам. Под угрозой окажется его карьера, а возможно, и жизнь. Вителлий нахмурился: по существу, карьера и была всем, что имело для него смысл в жизни: лишиться надежды на власть и богатство было равносильно смерти. А стало быть, о том, чтобы прервать операцию, не могло быть и речи. Это однозначно: кампания должна продолжаться.
Вопрос сводился к тому, хватит ли ему людских и материальных ресурсов для достижения успеха. Да, Вителлий понес урон, но если пираты в итоге будут разбиты, а свитки возвращены, это вполне загладит неудачное начало. А если удастся возложить вину за поражение на некоего предателя, то его вообще никто ни в чем не упрекнет. Главное — добиться конечного успеха. Но есть ли у него необходимые для этого силы? Такой уверенности у префекта не было. Альбин явно в этом сомневался, и, судя по лицам остальных триерархов, те тоже считали, что для успеха дела необходимо больше бирем. А ведь они, рассудил Вителлий, свое дело знают. Корабли и люди, оставшиеся в Равенне, могут почти возместить понесенные потери, но как можно оставить порт и военно-морскую базу вообще без защиты? Нужна уверенность в том, что пираты окажутся под таким нажимом, что не смогут позволить себе пред