— Что?!
— Скажи своим людям, чтобы не двигались. Сундук мы не отдадим.
— Центурион. — Вителлий с явным усилием взял себя в руки. — Ни ты, ни я ничего тут поделать не можем. Я действую по прямому приказу Веспасиана.
— А я получил приказ от Авла Плавтия, — не дрогнув, солгал Макрон. — И не отдам сундук, пока я с ним не увижусь.
Взгляды трибуна и центуриона скрестились, а сирийцы замялись, не зная, как быть. Напряженность росла, потом Вителлий холодно усмехнулся:
— Ладно, центурион. Пусть все остается как есть, но знай, что ты в скором времени о том пожалеешь. Клянусь тебе, пожалеешь… дай срок.
Трибун повернулся и пошел к своим людям, но не прямо, а странным образом забирая чуть вбок. Катон, заметив это, насторожился, а подозрительное шевеление полускрытых туманом фигур обеспокоило его еще больше, и, когда Вителлий, покинув пространство между сирийцами и повозкой, резким движением намотал на руку полу плаща, он закричал:
— Тревога! Ложись!
Легионеры, привычные к повиновению, незамедлительно попадали наземь, а сам юноша бросился на Макрона и сбил его с ног. В то же мгновение в воздухе свистнули стрелы. Одна из них с отвратительным чмоканьем вонзилась в горло замешкавшегося солдата. Тот упал на колени, захлебываясь кровью и отчаянно пытаясь вырвать из кадыка оперенное древко. Две следующие стрелы умертвили его, угодив в лицо и грудь.
— За повозку! — крикнул Макрон. — Все за повозку!
Легионеры и без команды уже заползли за прикрытие, ограждающее их от дождя стрел. Двое были ранены и, шипя от боли, дергали древки.
— Оставьте их! — буркнул Макрон. — Обломайте, и все тут. Жала зазубрены, выйдут лишь с мясом. Пусть лучше с ними разберется хирург.
«Если мы до него доберемся», — добавил он про себя, ибо положение осложнялось.
Сирийцы рассредоточились, стараясь, насколько позволял островок, обойти повозку с боков. Легионеры, сбившись в плотную кучку, спешно передавали на фланги щиты и вскоре были защищены от смертоносного ливня. Впрочем, одна из стрел нашла все же цель, ранив в ногу соседа Катона.
— Какого черта они это делают? — спросил Пиракс. — Что такого в этом долбаном сундуке, изза чего свои бьют своих же?
— Сколько их там? — спросил Макрон. — Ктонибудь разглядел?
— Я насчитал восьмерых, — ответил Катон. — Вителлий, Пульхр и шестеро сирийцев.
— Тогда силы у нас равные. Можно в броске попробовать смять их.
— В броске? — переспросил потрясенный Пиракс. — Командир, да они перебьют нас раньше, чем мы до них добежим.
— Не перебьют, если у них кончатся стрелы.
— Мы не продержимся так долго.
Неожиданный дикий рев прервал перепалку. Одного из мулов ранили в бок, и теперь он ревел от боли и бился, вскидываясь на дыбы. В какойто миг казалось, что животное в панике утащит повозку, лишив легионеров укрытия, но второй мул, похоже, оцепенел от страха. Он словно врос в землю, тараща испуганные глаза, и повозка осталась на месте.
— Осторожней, глупцы! — крикнул из тумана Вителлий. — Вы перебьете животных. Я вам приказываю, цельтесь только в людей!
— Ай, молодец, — ожесточенно прохрипел Макрон, вслушиваясь в несмолкаемый стук стрел. Поймав взгляд Катона, он большим пальцем ткнул в атакующих. — Чтото мне стали надоедать эти сирийцы. Пора бы и нам чтонибудь предпринять.
— Немного погодя, командир, — отозвался Катон. — Лучше выждать, чтобы несколько уравнять наши шансы.
Стрелы продолжали лететь, но уже не так густо: сирийцы начали их беречь. Они все пытались подобраться к легионерам поближе и бить прицельно, однако болото не позволяло им взять повозку в кольцо. Солдаты в свою очередь, сомкнули щиты, сводя к нулевой результативность обстрела. Становилось ясно, что между враждующими сторонам достигнуто некое равновесие: сирийцы не могли расстрелять легионеров, а те, свою очередь, не решались их атаковать. Конечно, стрелки имели возможность перейти в наступление, однако ближний бой с равным по силам противником им вовсе не улыбался, а потому ситуация заходила в тупик.
Неожиданно стрельба прекратилась. Легионеры притихли, гадая, что замышляют враги.
— Макрон! — позвал Вителлий. — Макрон! Ты еще жив?
— Так точно, командир! — отозвался центурион машинально.
— Хорошо. Так вот, послушай меня, Макрон. В конечном счете сундук все равно достанется мне. Вы в ловушке, и вам из нее не выбраться. Я послал за подкреплением, так что ваша гибель только вопрос времени. Я вполне могу дождаться подмоги, держа вас под прицелом, но если ты оставишь сундук, то, так и быть, позволю тебе уйти.
— Хрена лысого, командир! — крикнул Макрон в ответ. — Если ты хочешь заполучить его, то приди и возьми. А нет — убирайся.
— Послушай меня, центурион! Если я, по твоей милости, потеряю здесь время, пощады не будет никому. Ни тебе, ни твоему сброду. Перебьем всех до единого. Лучше отдай сундук, и все вы останетесь живы. Даю слово, что отпущу вас!
— Слово? — Катон поднял брови. — Он явно держит нас за дураков.
— Держит, — кивнул согласно Макрон. — Для этих штабных все мы — быдло.
— Макрон! — крикнул трибун снова. — Поговори со своими людьми, я дам тебе время. Пусть выберут, что для них лучше — неизбежная смерть или возможность подобрупоздорову уйти восвояси.
Макрон повернулся к легионерам.
— Ну?
— Он все равно никого не оставит в живых, — ответил за всех Пиракс. — Что бы мы ни решили.
— Ты прав, — кивнул Макрон. — Так что же нам делать? Атака исключается?
— Если только мы не ударим с двух сторон, — сказал вдруг Катон.
— И как, спрашивается, это устроить?
Катон перекатился на спину и приподнялся на локтях, потом подбородком указал на болото.
— Комуто из нас, троим или четверым, надо доползти до воды. Трава тут высокая, да и туман, так что это возможно. Потом вплавь, по широкой дуге надо обогнуть островок и выбраться в тылу у сирийцев. Думаю, они растеряются, когда на них кинутся с двух сторон, и чуть замешкаются со стрельбой, а это нам и надо. — Катон умолк, но увидел, что остальные продолжают смотреть на него, и виновато прибавил: — Это все.
— Это весь план?
Катон кивнул.
— Ну, на худой конец, и он сгодится. Похоже, нам остается либо сделать, как ты предлагаешь, либо полечь тут костьми. — Макрон оглядел уцелевших бойцов. — Значит, так, оптион. В обход пойдешь ты и возьмешь с собой Пиракса, Лентулла и Пизона.
Катон смущенно замялся.
— Прошу прощения, командир, но вести людей придется комуто другому.
— Почему?
— Я не умею плавать.
— Ты ведь сказал, что умеешь. Легату. В тот вечер, когда поступил в легион.
— Боюсь, командир, что я несколько преувеличил.
— Сбрехнул, ты хочешь сказать?
— Так точно. И ужасно об этом жалею.
Макрон окинул его хмурым взглядом.
— Да, оптион, это и вправду ужасно. А знаешь, почему? Потому что теперь в эту хренову топь придется лезть мне.
— Виноват, командир.
Макрон отстегнул застежку плаща и кивком велел остальным сделать то же. Лентулл, Пиракс и Пизон проверили крепление мечей и кинжалов, затем вслед за своим командиром поползли попластунски к воде, соскользнули в нее и растворились в тумане. Катон, рискнувший выглянуть изза колеса, убедился, что у сирийцев все тихо. Они оставались там, где и были, а чуть поодаль высилась безошибочно узнаваемая фигура Вителлия. Бочкообразный, приземистый Пульхр присматривал за лошадьми. Тут над ухом Катона просвистела стрела, и он счел за благо снова нырнуть в укрытие. Раненых уже обложили щитами. Трое невредимых, готовых к атаке легионеров припали к земле, сжимая мечи. Время, казалось, остановилось, но сумерки ощутимо сгущались, и Катон поневоле задумался, куда же запропастился центурион.
Затем Вителлий пошевелился и нетерпеливо окликнул:
— Эй, Макрон! Твое время вышло. Отдай сундук. Или умри.
Катон оглянулся на сотоварищей.
— Эй, центурион!
— Скажи ему чтонибудь, — прошептал один из легионеров.
— Что? Что сказать? — беспомощно пискнул Катон.
— Да что угодно, дурень несчастный!
— Молчишь? — сердито спросил Вителлий. И заключил: — Похоже, ты выбрал смерть. Ну так и подыхай, как собака!
В то же мгновение за спинами лучников раздался яростный боевой клич. Макрон и три его пехотинца устремились в атаку. На долю секунды этот крик ошеломил и Катона, но он моментально опомнился, вскочил и с диким воплем бросился на ближайшего из сирийцев. Тот, увидев мчавшегося к нему легионера, выронил лук и принялся торопливо вытаскивать изза пояса кривой тесак. Однако спешка сослужила ему дурную службу: тесак, вывернувшись из руки, упал в грязь, и безоружный сириец, сноровисто развернувшись на пятках, кинулся наутек. Катон попытался достать его длинным выпадом, но лишь пропорол ему ягодицу. Беглец заорал и прибавил ходу, огибая своих товарищей, падающих под ударами римских мечей.
Раздосадованный тем, что его враг удрал, Катон резко повернулся, ища взглядом другого противника, и увидел Пульхра, подсаживавшего трибуна в седло.
— Эй! — закричал он. — Все к Вителлию! Быстро! Иначе он удерет!
Не дожидаясь подмоги, юноша бросился к Пульхру. Тот обернулся, с немыслимой быстротой обнажил свой клинок и направил его острие в горло летевшего на него идиота. Катон, вмиг осознавший, что гибель неотвратима, обмер от ужаса и вдруг почувствовал, что обе ноги его разъезжаются в луже грязи. Потеряв опору, он упал на колени, счастливо поднырнув при этом под меч перуджийца, и сам нанес встречный удар вверх, в непомерно широкий живот. Инерция швырнула его Пульхру под ноги, и они оба покатились по мокрой траве. Катон удерживал меч, сколько мог, однако, высвободившись, увидел, что крови на лезвии нет. Меч не пробил металлические пластины нагрудника, но все же удар был так силен, что вышиб из груди Пульхра весь воздух, и тот сейчас корчился, пытаясь вздохнуть.
Катон пополз к врагу в намерении прикончить его, но тут над ним чтото свистнуло, и он, вскинув глаза, увидел Вителлия, второй раз заносящего меч для удара сплеча. Юноша едва успел вскинуть свой меч и отбить смертоносный клинок.