было видно по его глазам. — Катон поежился, вспоминая безумную ненависть, сверкавшую во взгляде гладиатора. — Я в этом не сомневаюсь. Он сожжет корабли в тот самый момент, когда ощутит, что вместе со своими сторонниками очутился в недосягаемости. Если я прав, то мы ничем не рискуем, решаясь на нападение. Эти корабли в любом случае обречены. И потому мы обязаны предпринять попытку их немедленного спасения. Я надеюсь на то, что, предприняв ночную атаку, мы сумеем застать врага врасплох.
Катон сделал паузу, предоставляя возможность собравшимся оценить его слова.
Бальб по-прежнему не испытывал уверенности.
— Если наше нападение не окажется внезапным и они подожгут корабли, тогда императора невозможно будет убедить в том, что мятежники все равно хотели это сделать. Клавдий потребует головы ответственных за гибель хлебного флота, господин.
Наварху возразил Фульвий:
— Вот поэтому-то нам и надлежит добиться успеха, так ведь? Ты со своим флотом сделаешь свое дело, а мы свое.
Ощутив невольную симпатию к подчиненному, Катон ответил:
— Бальб, если это нужно для твоего душевного спокойствия, я приму на себя полную ответственность за приказ. Готов дать такую гарантию любому офицеру, которому она нужна.
Наварх кивнул и проговорил:
— Благодарю тебя за это, господин. Я охотно приму такую гарантию — на тот случай, если наша атака потерпит неудачу и корабли сгорят.
Катон устало вздохнул:
— Что ж, нет никакой нужды в том, чтобы за неудачу расплачивалось больше народу, чем это необходимо, так?
— И в самом деле, господин, — непринужденно согласился Бальб, после чего склонил голову набок с вопросительным выражением на лице. — Остался последний вопрос.
— Ну?
— Зачем атаковать именно сегодня ночью? Мне кажется, что это несколько поспешно.
Катон замер и посмотрел на наварха. Именно этого момента в обсуждении он опасался. Вопрос был вполне справедливым, и хотя подготовленный им ответ был хорошо обоснован с тактической точки зрения, он прекрасно понимал, что на принятие этого решения первейшее влияние оказали его собственные чувства. Раз этим людям предстояло рисковать своими жизнями, справедливость требовала, чтобы Катон доверился им и рассказал полную правду. Прочистив горло, он обратился к собравшимся голосом, в котором не звучало и тени эмоций:
— Почти все вы знаете, что некоторое время назад мятежники захватили в плен префекта Макрона и дочь правителя. Аякс дал мне понять, что они еще живы и находятся в его лагере.
— Тогда тем больше у нас причин не спешить с атакой, их непременно убьют в самый первый момент, — возразил Бальб. — В таком случае лучше не спешить с действиями. Хотя бы до тех пор, пока ты не попытаешься выторговать их освобождение.
Катон покачал головой:
— Ждать мы не можем. Аякс обещал мне завтра на заре казнить одного из них. Он сказал, что именно я должен выбрать, кого именно. Если я откажусь сделать выбор, смерть ждет их обоих. Вот почему атаковать приходится сегодня ночью.
— Вот дерьмо, — пробормотал Фульвий, с ужасом посмотревший на Катона, осознавая все последствия. — Сочувствую тебе, господин.
Катон потер челюсть.
— Аякс играет с нами. Все части его плана рассчитаны на то, чтобы по возможности долго мучить меня. Но на самом деле для нас здесь открывается возможность. Если Аякс считает, что я парализован тревогой за друзей и неуверенностью, то он и не станет ожидать от меня стремительных действий. Он решит, что я не стану рисковать, чтобы не подвергнуть их жизни опасности. Поэтому-то мы и должны сделать попытку сегодня, пока можно рассчитывать на неожиданность.
— Но что, если все это задумано, чтобы спровоцировать тебя на атаку? — спросил Бальб. — Именно сегодня ночью?
— Зачем ему это? Если мы нападем и он сожжет корабли, тогда мятежникам нечего будет предложить Риму… Сделка сорвется.
— А если он уже отдал приказ поджечь корабли?
— Но зачем ему отдавать такой приказ, если он хочет спровоцировать меня на атаку? — устало вздохнул Катон. — Вот что, Бальб, и так, и этак сразу не бывает.
Дискуссия утомила Катона. Он понимал, что без некоторых возражений его приказы восприниматься не будут. Бальб очевидным образом относился к тем офицерам, которые возводили осторожность в религию, а нерешительность оправдывали желанием учесть все возможные варианты, не предпринимая никаких действий. Классический случай извинения собственного бездействия. Он уже мог понять, почему Макрон так ярился в подобных оказиях и предпочитал самое прямое решение проблемы. «Я принял решение», — сказал себе Катон, оглядев офицеров.
— Итак, выступаем сегодня ночью, господа. А теперь прошу обратить свое внимание к плану.
Достав свиток пергамента, на котором заранее набросал план залива, Катон разложил карту на столе и пригласил офицеров к трем его сторонам, после чего приступил к рассказу.
— Лагерь мятежников расположен в самом конце залива и на берегу упирается в частокол, в конце которого устроено небольшое укрепление, охраняющее наиболее уязвимый фланг. На другой стороне, на этом полуострове, располагается ставка Аякса. Думаю, именно там он и содержит заложников. От нападения со стороны суши бунтовщик защищен собственной армией, а со стороны моря его берегут утесы и обрывы противоположного берега. У оконечности полуострова находится небольшая бухточка с песчаным пляжем, однако она слишком мала и хорошо охраняема, чтобы там можно было высадиться в полной мере. — Катон помедлил, давая время офицерам изучить карту. — Наша цель проста: мы должны не позволить рабам поджечь корабли до того, как мы захватим их.
— Едва ли это возможно, господин, — промолвил, наконец, Фульвий. — У нас есть три варианта: мы нападаем по суше, по морю, или по суше и морю одновременно. Беда в том, что мятежники увидят нас на подходе. При любом нападении с суши нам придется, прежде всего, преодолеть частокол. Если мы придем с моря, часовые рабов увидят корабли еще до того, как те войдут в бухту, даже несмотря на то, что ночь сегодня будет безлунной. Так или иначе, они поднимут тревогу и успеют сжечь корабли хлебной флотилии.
Катон кивнул:
— Ты прав. Всякое предпринятое обычными средствами нападение с суши или с моря обречено на неудачу. Что оставляет нам только один вариант.
Наклонившись вперед, он постучал пальцем по карте в самом конце залива, почти у выхода его в открытое море.
Бальб нахмурился.
— Здесь? Какой в этом смысл? До конца палисада отсюда еще целая миля.
Центурион Фульвий поджал губы.
— Что именно ты хочешь этим сказать, господин?
— Если мы начнем свое нападение с суши или открытого моря, тогда нам придется действовать из самого залива. А с этого направления мятежники не будут ждать никаких неприятностей.
Катон заранее обдумал свою идею. Она была очень рискованной и зависела от точного расчета. В случае неудачи тем, кто пойдет в передовых рядах, едва ли удастся уйти живыми. Хуже того, Катон понимал, что возглавлять их придется ему, а это означало встречу с одним из немногих занятий, которых он страшился, — с плаванием. Распрямившись, трибун посмотрел на Фульвия и ответил:
— Я поведу в залив два отряда. Мы возьмем легкое оружие и проплывем в самое сердце вражеского лагеря, пока не окажемся напротив причаленных к берегу кораблей. После этого мы разделимся на два отряда: один направится к кораблям на берегу, другой — к кораблям, сцепленным в конце бухты. Расстояние примерно одинаково, поэтому мы сможем произвести нападение одновременно. Мы захватим корабли, очистим их от горючего материала, и тогда начнется главная атака. Легионеры захватят укрепление и ударят во фланг. Ауксиларии будут защищать лагерь и перекрывать дорогу к бегству. Тем временем, — Катон повернулся к Бальбу, — твоя эскадра обогнет мыс у входа в залив и на полном ходу подойдет к концу бухты, где ты высадишь корабельную пехоту, которая поможет легионерам.
— Господин, это безумие, — запротестовал Бальб. — Ты хочешь, чтобы твои люди проплыли почти две мили с оружием в руках, а потом забрались на корабли и одолели экипажи… Что, если мятежники держат много народа на каждом из кораблей? Если Аяксу нужен хлебный флот, чтобы поторговаться с Римом, он должен хорошо охранять его.
— Я все утро наблюдал за кораблями, — ответил Катон, — и увидел только горстку людей на каждом из них. Если мятежники по приказу Аякса натащили туда горючих материалов, тогда ему нужно, чтобы на каждом корабле было немного людей, которые должны зажечь огонь и дождаться, чтобы он как следует разгорелся, прежде чем покинуть судно. Выделив по десятку солдат на корабль, стоящий на якоре, и по два десятка на вытащенные на берег, мы без труда захватим их. На якоре стоят двадцать кораблей, еще двенадцать находятся на берегу. Поэтому для выполнения этого задания потребуется одна когорта, не более. Наши люди должны быть хорошими пловцами, а чтобы переправить оружие, мы используем надутые кожаные меха. Вовремя отплыв и двигаясь осторожно, мы сумеем незамеченными подобраться к кораблям, тем более в безлунную ночь. В каждом отряде будет по два человека с буцинами. Как только будут захвачены стоящие на якоре корабли, они подадут сигнал к началу главной атаки.
Катон огляделся.
— Центурион Фульвий, ты будешь командовать сухопутной атакой. Тебе придется взять это укрепление и ударить вдоль пляжа, пока враги не сумели вывести из лагеря достаточно людей, чтобы попытаться отбить у нас и уничтожить корабли хлебного флота.
Фульвий кивнул, и Катон окинул взглядом других офицеров.
— Еще вопросы будут?
Таковых не нашлось, и он с облегчением вздохнул:
— Ну что ж, господа, приказы вам доставят поближе к вечеру. Убедитесь в том, что ваши люди готовы и пораньше накормите их ужином. Ночь будет долгой. Центурион Фульвий, останься. Остальные могут идти. Бальб, ты тоже останься. Все прочие свободны.
Когда офицеры вышли из шатра, Катон обратился к Бальбу:
— Сегодня ночью тебе предстоит исполнить важную роль. Если флот подведет нас, мы можем проиграть и все сражение. А в таком случае тебя ждет не больше милосердия от императора, чем меня, когда он узнает эту новость. Ты понял?