Краткость его речи застала врасплох большинство командиров. Спустя мгновение один из старших по возрасту центурионов, Эшер, прихвостень покойного Аврелия, встал на ноги. Он холодно поглядел на Катона, а затем неискренне улыбнулся.
— Командир, думаю, выражу общее мнение, если скажу, что нас потрясла весть о смерти легата. Это тяжелый удар после гибели легата Кандида, в придачу к раскрытию шпиона, которого вы так неосмотрительно привели к нам.
Катон постарался не выказать удивления и раздражения по поводу того, что слух о предательстве Хамеда уже разошелся по всему легиону. Офицер продолжил говорить.
— Трудно порицать тех, кто может подумать, что «Шакалы» прокляты. Оба прежних командира были людьми исключительного воинского опыта. Оба хорошо знали легион и его солдат. Таким образом, командир, вы поймете меня, если я скажу, что в интересах легиона, армии и Рима отправить запрос губернатору в Александрию, чтобы он назначил нового легата на постоянной основе. Это ни в коем случае не вопрос сомнений в вашей компетентности, командир. Скорее беспокойство о боевом духе солдат. Они бы предпочли, чтобы ими командовал человек подобающего возраста и опыта.
Закончив, центурион сел.
— Благодарю тебя, — сказал Катон. — Кто-нибудь еще хочет высказаться?
Он огляделся, но офицеры молчали, ожидая, что он ответит на слова центуриона. Катон кивнул.
— Что ж, хорошо. Я выслушал твои замечания. А теперь слушайте, что скажу я. — Катон оглядел помещение. — Никакого запроса не будет. Нет времени обсуждать этот вопрос с губернатором. Я принял командование легионом на законном основании и не потерплю сомнений в моем праве им командовать. Ситуация слишком серьезная, господа офицеры, чтобы играть в игрушки. Провинция перед лицом огромной опасности. Мы должны устранить угрозу быстро и решительно. Протестуйте, сколько вам вздумается, когда разгромим нубийцев.
Центурион снова встал.
— Командир, можно спросить, что не так с прежним планом? Легат Аврелий…
— Исполняющий обязанности легата Аврелий, — перебил его Макрон. — А еще точнее, бывший исполняющий обязанности легата Аврелий.
Центурион раздраженно поглядел на Макрона и продолжил:
— План прежнего командира казался мне достаточно обоснованным. Ваш план куда менее тонок и с куда меньшей вероятностью приведет к тому, что нубийцы окажутся в ловушке и будут уничтожены… командир.
— Правда? — спокойно спросил Катон. — Простите меня, но я всегда думал, что одним из правил стратегии является не делить армию на части перед лицом превосходящих сил противника. Или у вас тут, в Египте, все иначе?
Центурион и его друзья не могли не заметить сарказма его слов. Не обращая внимания на их тихие разговоры, Катон продолжил:
— План Аврелия привел бы к катастрофе. Наши отряды разгромили бы по очереди, и принц Талмис принялся бы грабить провинцию до тех пор, пока император не собрал бы армию, достаточно крупную, чтобы изгнать нубийцев. Тем временем перебои с поставками пшеницы и разрушение городов вдоль Нила привели бы к последствиям, устранять которые пришлось бы многие годы. Та же судьба постигнет Египет, если мы просто усядемся и будем ждать, пока нам пришлют нового командира. Единственный способ, дающий шанс спасти армию и провинцию, — ударить по противнику сейчас же, всеми нашими силами, до последнего солдата.
Замолчав, Катон оглядел лица офицеров, людей, которых он должен был сделать своими сторонниками, чтобы иметь хоть какие-то шансы на успех. Заговорил снова, уже мягче:
— Я не обязан перед вами оправдываться, господа офицеры. Я действую в соответствии с уложениями, принятыми имперской военной коллегией от имени императора Клавдия. В нормальных условиях этого было бы достаточно. Согласен, что условия, в которых мы оказались, не совсем нормальны, но когда это на войне все было гладко и по плану? До недавнего времени Двадцать второй легион нес практически гарнизонную службу. Большая часть вас и ваших солдат принимала участие лишь в небольших стычках и полицейских операциях или карательных походах против кочевников. Говоря честно, по сравнению с легионами, в которых предоставилась честь служить центуриону Макрону и мне, «Шакалы» — посредственность. Безусловно, легионеры тренированы и обучены в соответствии с уложениями, но у них нет боевого опыта. А это единственная истинная мера профессионализма солдата. Она дается дорогой ценой. Теперь некоторые солдаты получили боевой опыт при штурме храма. Они хорошо себя проявили, но большинству еще только предстоит испытать себя. В том числе тебе, центурион Эшер. Я говорю это не из желания кого-то унизить, просто констатирую факт. Второй факт, который не подлежит обсуждению, — то, что у центуриона Макрона и у меня изрядный опыт ведения боевых действий. Хотя бы это должно вас успокоить, когда мы поведем вас в бой. Я не знаю человека более отважного, чем центурион Макрон, который личным примером показывает солдатам, как надо идти в бой.
Ветеран слегка пошевелился, чувствуя неловкость от слов друга, но снова сделал каменное лицо и стал непоколебимо.
— «Шакалы» могут стать отличными солдатами, — продолжил Катон. — Наша победа над нубийцами позволит им украсить штандарт легиона боевой наградой. Но не стану лгать вам, скрывая масштабы опасности, угрожающей нам. Вы должны понимать и объяснить своим солдатам, что когда мы выступим в поход на врага, у нас останутся лишь два пути. Один — победа, второй — верная смерть. Теперь, когда мы с центурионом Макроном возглавляем легион, наши шансы улучшились. Остальное зависит от вас. Забудьте о прошлом. Оставьте планы на будущее. Думайте только о том, как уничтожить врага. Это самое главное. Простая философия, господа офицеры, но она хорошо послужила центуриону Макрону и мне за те годы, что мы вместе служим. Так ведь?
— Да, командир! — кивнув, подтвердил Макрон.
Катон сделал глубокий вдох и оглядел офицеров. В их взглядах появился проблеск решимости. Хорошо, подумал он. Его слова достигли цели. Он сделал все, что мог, чтобы настроить офицеров нужным образом, укрепить их решимость перед лицом предстоящего великого испытания.
— Армия выступает из Карнака завтра на рассвете. У вас есть остаток дня, чтобы подготовить солдат, снаряжение и припасы. Свободны!
Офицеры встали и двинулись к выходу, тихо переговариваясь. Макрон стоял неподвижно, пока все не вышли. И только тогда он слегка уронил плечи и протяжно, устало выдохнул.
— Что думаешь? — спросил Катон.
— О, парень, ты сделал все в лучшем виде. Должен сказать, что выбор между победой и смертью передо мной ставили уже не раз. Как и перед тобой. Старая песня, но, так сказать, очень бодрит.
— Хм. Я имел в виду, что думаешь насчет офицеров?
— Всех этих? — спросил Макрон, показывая большим пальцем на вход во внутренний двор. — Не лучшие из тех, кого мне доводилось встречать, но и не худшие вроде бы.
— Не слишком-то воодушевляюще.
— А, ладно, они будут драться, когда придет время, — ответил Макрон, беззаботно пожав плечами. — В конце концов, разве у них будет выбор?
— Похоже, никакого. Незадолго до собрания мне принесли доклад одного из патрулей. Нубийская армия все так же стоит лагерем в дневном переходе к югу от нас. Стоит уже два дня. Похоже, принц Талмис провоцирует нас выходить на бой.
— Или мы можем подождать его здесь и отбить его атаку.
— Нет. Если мы так поступим, он окружит нас, никуда не торопясь, изморит голодом и вынудит сдаться. В любом случае, у него есть преимущество.
Макрон поглядел на своего молодого друга и увидел на его лице усталость. Глаза Катона покраснели. Он снял перевязь перед собранием офицеров, и теперь придерживал левую руку правой. Макрон почувствовал отеческую ответственность за него.
— Послушай, сейчас уже ничего не поделаешь. Офицеры займутся подготовкой армии, а я за ними прослежу, чтобы они все хорошо сделали. А тебе надо отдохнуть. Пусть рука восстанавливается. Нам надо, чтобы завтра ты был в форме. Нельзя, чтобы усталость затуманила твою голову. Сейчас, когда ставка в игре — все наши жизни.
Катон поглядел на него и улыбнулся.
— Благодарю тебя. Если есть время, я отдохну. Но сначала надо подумать, как выиграть эту войну. Правильные слова — одно дело, но ими бой не выиграешь. А после истории с Хамедом я понимаю, что они имеют право сомневаться в правильности моих суждений.
— Чушь. Хамед был шпионом. Хорошие шпионы должны уметь входить в доверие. В любом случае, в конце концов ему не удалось одурачить тебя. Ты видел его насквозь и положил конец его предательству, — с горечью сказал Макрон.
Поглядев на друга, Катон понял, что он скрывает свои истинные чувства.
— Его предательство очень больно тебя ранило, так?
— Да… мне нравился этот парень. Я думал, что он проявил истинную отвагу, там, в долине, отправившись на поиски логова Аякса. Теперь я знаю, что это было притворством. Этот ублюдок ловко меня обдурил.
Катон почувствовал, что надо как-то утешить друга.
— Как бы там ни было, он тобой восхищался, несмотря на то, что ты его враг.
— Какая теперь разница, даже если это правда? Хамед был человеком Аякса. Знай я об этом, убил бы его голыми руками, не раздумывая. Я чувствую себя дураком, Катон. Вот и все, что можно сказать об этом. Тем лучше.
— Да, конечно, — согласился трибун, кивая, и решил, что пора сменить тему разговора. — Макрон, мне нужна твоя помощь. Боюсь, нам предстоит самый тяжелый бой из всех, в которых нам довелось участвовать.
Первые лучи восходящего солнца появились из-за холмов на востоке, когда римляне вышли из лагеря в Карнаке. Первой шла кавалерия ауксилариев; турмы растянулись вдоль дороги, прикрывая пехоту с флангов. Основную колонну возглавляла пехотная когорта ауксилариев. Затем шли легионеры, отягощенные весом доспехов и снаряжения, которое они несли на походных шестах. Шлемы висели на поясах на бронзовых крюках, на головы солдаты повязали легкие головные повязки из хлопчатобумажной ткани, которые защищали их от жары и впитывали пот.