Нарцисс сделал полшага к императору:
– Государь, я протестую!
– Хватит! – Клавдий поднял руку. – Придержи язык, Н-нарцисс! Я должен подумать. – Он почесал свою растрёпанную седую шевелюру. С минуту он молчал, потом поднял взгляд на жену: – А ты что думаешь, моя м-м-милая? Что я должен делать?
Агриппина лёгкой походной обошла стол и опустилась перед ним на колени.
– Мой дражайший, Паллас прав. На тебя ведь все люди смотрят. Ты не можешь бежать, когда они более всего в тебе нуждаются.
– Император не бежит, – прервал её Нарцисс. – Он всего лишь проявляет благоразумие в интересах и для блага Рима. Что это может принести империи, если мы поставим под угрозу его жизнь и жизнь его семьи?
Агриппина обернулась к нему и злобно на него посмотрела:
– Ты что, защищаешь жизнь императора или свою собственную?
Катон смотрел на Нарцисса. Тот со свистом втянул в себя воздух и ледяным тоном ответил императрице:
– Я посвятил всю свою жизнь службе императору, государыня. Я от зари до зари думаю только о его безопасности, только этим заняты мои мысли. – Нарцисс сделал паузу, затем кивнул в сторону Палласа: – Не имею понятия, какие мотивы движут моим коллегой, но он подвергает жизнь императора реальной опасности. Паллас, друг мой, зачем ты так последовательно подрываешь все мои усилия, все меры, которые я предпринимаю, чтобы уберечь императора от его врагов?
Второй императорский советник, такой же вольноотпущенник, бросил на Нарцисса ледяной взгляд и ответил спокойным и ровным тоном:
– Мы всего лишь советники императорского величества. Я считаю недостойным и неподобающим навязывать своё мнение столь настырным образом, как это делаешь ты. Император сам в состоянии принимать решения.
– Отлично сказано! – воскликнула Агриппина и улыбнулась. Потом обернулась к мужу и взглянула ему в лицо с выражением искреннего обожания: – Это ты сам должен решить, мой дорогой. Должны мы оставаться здесь и смело смотреть в лицо всем бедам, что обрушились на наш народ, или же поступить разумно, как предлагает наш добрый Нарцисс, и бежать из города и спрятаться, пока не минует опасность?
Клавдий полным любви взглядом посмотрел на неё, по-прежнему стоящую на коленях, и погладил её по щеке.
Агриппина чуть повернула голову и поцеловала его в ладонь, потом прихватила губами его палец. Глаза императора на мгновение затуманились, ресницы затрепетали, прежде чем он убрал руку.
– Я принял решение. Мы ос-с-стаёмся в Риме. Это самое лучшее, что мы можем сейчас сделать. По к-крайней мере, сегодня.
Катон отметил, как при этих словах опустились плечи Нарцисса. Паллас постарался удержаться от усмешки, а Гета сложил руки за спиной, большим пальцем правой руки расчёсывая ладонь левой.
– Хорошо сказано, супруг мой, – заявила Агриппина и поднялась на ноги. – Смело сказано. Но одной смелости мало, чтобы поддержать и укрепить человека. Ты весь день ничего не ел. Идём, тебе следует подкрепиться. Поедим вместе, в моих покоях. Я велю чего-нибудь принести. Твои любимые блюда, хочешь?
– Грибы! – радостно заулыбался Клавдий. – Как ты добра ко мне, Агриппина!
Он легко поднялся на ноги, выпрямил спину и повернулся к остальным:
– Я сообщил вам своё решение. Пусть объявят всем, что император остаётся в Риме.
Гета, Паллас и Нарцисс склонили головы и отступили в сторону, а Клавдий с женой, держась за руки, вышли из кабинета. Гета последовал за ними. Двое императорских советников были последними, кто покинул помещение – так требовал принятый этикет. Как только префект претория вышел из кабинета, Паллас обернулся к Нарциссу. На его лице было выражение ледяного высокомерия.
– На твоём месте, – бросил он, – я бы воспользовался своим собственным советом и как можно скорее убрался из города. Пока это ещё возможно.
– Что?! И бросить императора на произвол твоих друзей?! – Нарцисс говорил очень громко, чтобы Катон и Макрон могли его услышать.
– Моих друзей?
– Освободителей! Ты же на них работаешь! И ты, и Гета. Интересно, что они тебе пообещали в качестве награды?
Паллас насмешливо покачал головой:
– Ты не на ту собаку лаешь, мой друг. Я не имею ничего общего с Освободителями. Могу тебе в этом поклясться. Жизнью своей клянусь!
– Лжёшь!
– Отнюдь. – Паллас встал прямо перед Нарциссом и ткнул ему пальцем в грудь. – Ты доживёшь и сам убедишься, что это истинная правда, но я бы не поручился, что ты проживёшь хоть немного дольше. – Он помолчал и оглядел императорского советника с головы до ног. – Это было истинное наслаждение, работать рядом с тобой все эти годы, Нарцисс. Ну, по крайней мере, большую часть этого срока. Мы хорошо служили Клавдию, но император ведь не вечен. И встаёт один-единственный вопрос: кто наследует Клавдию. Ты сделал свой выбор, решил, кому будешь служить, а у меня выбор свой. Прощай, Нарцисс. – И он протянул руку, но его коллега не сделал ни единого движения ему навстречу. Паллас грустно покачал головой: – Я бы предпочёл, чтобы мы с тобой расстались друзьями. Жаль. Прощай.
Паллас повернулся и вышел из комнаты. Нарцисс смотрел ему в спину, не скрывая ненависти во взгляде. Когда шаги его соперника стихли, он повернулся к балкону и подошёл поближе к Катону с Макроном.
– Всё слышали?
Катон кивнул:
– Каждое слово.
– Они хотят убить Клавдия. Я в этом уверен. Все эти идиоты лишь играют им на руку. – Нарцисс горько скривился. – Эта маленькая сука всё время обводит его вокруг пальца, вертит им, как хочет. И им, и этим ублюдком, Палласом. Надо действовать, и быстро! – Он замолчал и удивлённо уставился на них: – Как это случилось, что вас поставили на пост именно здесь?
– Фусций получил от Тигеллина готовый приказ, где распределялись все посты охраны.
– От Тигеллина? – Императорский советник напряжённым взглядом уставился на него. – Он, значит, хотел расставить своих людей как можно ближе к императору. Он дал вам какие-нибудь инструкции?
– Он велел нам быть готовыми действовать.
– И всё?
Катон кивнул.
Нарцисс озабоченно потёр челюсть.
– У Освободителей есть свои люди рядом с императором. Префект и некоторые его командиры участвуют в заговоре, и они взяли под контроль весь дворец. Можно считать, что они скоро выступят. Может, даже нынче ночью. И уж наверняка не позднее завтрашнего полудня.
– Это почему же? – спросил Макрон.
– Потому что к тому времени закончится представление на озере. Большая часть народа на ночь останется там, на озере. Они отправятся обратно в Рим при первых лучах зари, а к полудню будут в городе. Если бы здесь было какое-то продовольствие, чтобы их накормить, ничего бы не случилось. А при нынешнем положении вещей нам нечем их остановить, если они начнут бунтовать. Я так полагаю, что к тому моменту Освободители уже завладеют властью. Император будет мёртв, и они вывалят на рынок всё зерно, которое до того тайно хранили. Толпа будет страшно благодарна любому, кто её накормит. – Нарцисс смотрел на них с циничной улыбочкой. – И как только они заполучат расположение и поддержку народа, они начнут убирать тех, кто был лоялен по отношению к предыдущему режиму. В каковом случае меня уже вполне можно считать мертвецом. Меня и Британика.
– А как насчёт остальных? – спросил Катон. – Почему бы им заодно не отделаться и от Агриппины с Нероном?
– Почему? – горько переспросил Нарцисс. – Да потому что, как я полагаю, они тоже участвуют в этом заговоре. Зачем ещё Агриппине было убеждать императора остаться во дворце? И теперь Клавдий полностью в их власти.
Катон напряжённо думал.
– Нет, это не имеет никакого смысла. Агриппина не может участвовать в заговоре Освободителей.
– Это почему?
– Она была в нашей колонне, когда Освободители напали на императорский кортеж на Форуме. Они пытались убить её сына, и это им чуть не удалось. – Катон хорошо помнил этот инцидент, но некоторые его подробности всё ещё оставались без должных объяснений. Он продолжил развивать свою мысль: – После этого Нерон говорил со мной. И сказал, что наградит меня, когда станет императором. Как мне показалось, он был в этом совершенно уверен.
– И что?
– Если он верит, что станет императором, это значит, что такую мысль заронила ему в голову именно Агриппина. Ты же сам говорил, что она использует его для осуществления своих собственных честолюбивых замыслов. В таком случае, зачем ей что-то замышлять вместе с Освободителями?
– Он прав, – заметил Макрон.
Нарцисс раздражённо выпустил воздух сквозь сжатые зубы.
– Ну хорошо. Тогда, если она не участвует в заговоре Освободителей, почему она старается удержать Клавдия в Риме, где опасность наиболее велика? Этому может быть только одно стоящее объяснение. Она осуществляет собственный заговор! Она действует совместно с Палласом с целью убрать императора и посадить на трон своего сынка. Ни для кого не секрет, что она не жалела сил, чтобы сделать Клавдия послушным своей воле. Сперва соблазнила его, потом убедила жениться, потом заставила усыновить своего сынка и в конце концов сделать Нерона наследником трона.
– Ну вот, теперь всё складывается в логически безупречную картину, – кивнул Макрон. – Стало быть, мы имеем дело не с одним заговором, а с двумя. Освободители желают убрать всю императорскую семью, а Агриппина стремится заменить императора своим сыночком. С ума можно сойти!
Да, это имеет смысл, думал Катон. Но есть одна маленькая деталь, и она портит всю картину.
– Ты прав. У неё и у Палласа есть чёткая мотивация и имеются в распоряжении средства, если они намерены нанести свой удар прежде Освободителей и таким образом обезоружить их. Но есть кое-что, что выпадает из общей картины. Кое-что такое, чего я до сих пор никак не могу объяснить.
– Ну, говори же! – прошипел Нарцисс. – У нас времени почти не осталось! Пора действовать! Так что это за проблема?
– Это имеет отношение к тому дню, когда Освободители напали на императора и его свиту на Форуме. Их главарь, Цестий, оттолкнул Британика в сторону, прежде чем броситься на Нерона.