– Держите его, – обратился Катон к двум телохранителям. – А если окажет сопротивление или начнет кричать, оглушите.
– Как, господин префект? – растерялся один из легионеров.
– Выполняйте приказ! – рявкнул Катон. – Да поторапливайтесь, пока нас всех не перебили по его милости.
Легионеры схватили Макрона, но тот был слишком потрясен, чтобы сопротивляться, и лишь с беспомощным видом смотрел на друга.
– Да что же это творится?
– Мы не можем спасти мальчика.
– Что там у вас? – послышался суровый голос Остория, продвигавшегося к месту происшествия. Легионеры на секунду замешкались, и Макрон высвободился из их рук. – А ну заткнитесь, черт бы вас побрал. Смирно! Объясните, префект, что здесь за возня!
– Уже все уладили, господин губернатор, – поспешил успокоить Катон. – Верно, Макрон?
Макрон на мгновение встретился глазами с другом, а потом в отчаянии опустил голову и сгорбился. Катон повернулся к нему спиной, чтобы загородить жуткое зрелище. Мальчик пытался взобраться на алтарь, но это ему не удавалось не то от страха, не то от нехватки сил. Вперед выступил верховный друид и, схватив подростка за талию, бросил на алтарь и крепко прижал к камню с распростертыми руками. Затем друид повернул голову мальчика к центру круга и, воздев руки к небесам, закинул назад увенчанную оленьими рогами голову и затянул нараспев молитву. Голос жреца поражал мелодичностью и богатством оттенков, каждую фразу за ним повторяли сначала все друиды, а затем собравшиеся на сход представители многочисленных местных племен. Даже лежащий на жертвенном алтаре мальчик. Его глаза были широко раскрыты, а губы шевелились, будто жили отдельной от тела жизнью. Песнопение становилось все громче, и Катон вдруг почувствовал, как чужая молитва проникает через уши в мозг, оплетая щупальцами все тело, растворяя его в мерном ритме заклинаний.
Но вот наступила кульминация: верховный жрец встал, сжимая в обеих руках кинжал с узким лезвием. Друид медленно поднял кинжал, и на отполированной стали блеснуло отражение пламени. Глаза всех присутствующих были прикованы к алтарю. Катон украдкой взглянул на друга. Макрон, стиснув зубы, придерживал левой рукой правую, инстинктивно тянувшуюся к рукояти меча. В этот момент песнопение внезапно прекратилось, будто у всех присутствующих одновременно перехватило дыхание. В воздухе повисла благоговейная тишина, лишь тихо шелестел легкий ветерок да потрескивал огонь в кострах.
Верховный друид, издав звериный вопль, с размаху вонзил кинжал в сердце подростка. От сокрушительного удара руки и ноги жертвы судорожно дернулись, а из легких вырвался предсмертный хрип, похожий на плач. Голова мальчика откинулась назад, нижняя челюсть отвисла, а пронзенное кинжалом тело все еще корчилось на алтаре. Кровь быстро пропитала белые одежды, заливая камень. Темное пятно постепенно расползалось, и кровь уже стекала струйками по алтарю. Мальчик затих, и по рядам присутствующих пронесся свистящий звук, знаменующий смерть жертвы.
– Больные на голову ублюдки! – простонал сквозь зубы Макрон. – Безумные дикари!
Катон шепотом попросил друга замолчать. Собравшиеся по внешнему краю круга люди смотрели на жреца, а тот уже приступил к работе и вскрыл кинжалом грудную клетку покойника. В холодный воздух вырвалось облачко пара, друид подался вперед, погрузил руку в рану и извлек окровавленный кусок плоти, который принялся внимательно рассматривать. Катон догадался, что это сердце мальчика, и к горлу тут же подкатила тошнота. Выдержав паузу, верховный друид опустил вниз руку, сжимающую сердце жертвы, и, оглядев зрителей, что-то объявил. По толпе пронесся вздох облегчения.
– Верховный друид говорит, что сердце здоровое и сильное, богам такой дар понравится, – тихо просвещал римлян Маркоммий. А друид повернулся к небольшой жаровне, горевшей у алтаря, и швырнул сердце в огонь. Пламя ярко вспыхнуло, и в ночные небеса поднялось огромное дымное облако. Катон понял, что это трюк, и друид вместе с сердцем бросил в огонь какое-то снадобье. Однако зрелище получилось впечатляющее и явно поразило толпу. Вдруг Катон заметил, что в это же мгновение верховный друид исчез, словно его поглотила земля. В толпе послышался тревожный шепоток, но тут вперед вышел друид, сопровождавший римлян и иценов на сход, и, подняв руку, успокоил людей.
– Он говорит, что сход племен можно начинать.
Губернатор кивнул в знак согласия, а друид продолжал говорить с толпой.
– Он говорит, что вы пригласили представителей племен с намерением обсудить условия длительного мира между Римом и королевствами Британии. Некоторые племена уже присягнули на верность Риму, но многие продолжают оказывать сопротивление. Однако и без участия Рима между рядом племен царит вражда и вспыхивают конфликты. Жрец напоминает всем собравшимся, что здесь священная земля друидов, и только они имеют право пролить кровь в пределах круга. Кроме того, римляне гарантировали беспрепятственное прохождение всем, кто явился на сход, как союзникам, так и противникам. А следовательно, на протяжении всей встречи никто не смеет затевать драки и задевать честь присутствующих. Любой, нарушивший эти правила, навлечет на себя и своих людей несмываемый позор и гнев богов. Если кто-либо из присутствующих не согласен с предлагаемыми условиями, он волен покинуть сход.
Друид умолк в ожидании ответа. Однако все молчали и не двигались с места.
– Хорошо. Тогда прошу губернатора этой части наших земель, именуемой в настоящее время провинцией Британия, произнести обращенную к племенам речь.
Поклонившись Осторию, друид отошел к алтарю. Подав знак переводчику, Осторий, под всеобщее молчание, уверенной поступью направился в центр круга. Заняв предназначенное для него место, губернатор осмотрелся по сторонам. Вокруг царила мертвая тишина: ни приветственных возгласов, ни гневных выкрикиваний. Безмолвие. Откашлявшись, Осторий начал свою речь, а переводчик переводил его слова на ритмичный кельтский язык.
– Я, Осторий Скапула, претор Рима, губернатор Британии и командующий наземными и морскими силами, базирующимися на острове, приветствую всех пришедших на сход. Мои слова относятся и к силурам, и ордовисам, являющимся заклятыми врагами Рима и всех его ценностей. – Губернатор сделал короткую паузу. – Прошло почти восемь лет с того дня, когда наши легионы высадились на остров. В первые же месяцы мы нанесли поражение самой сильной армии, которую смог собрать Каратак. И не единожды, а три раза. С тех пор ничто не стоит на пути у Рима. Ни ваши армии, несмотря на беззаветную храбрость воинов, ни горные крепости, какими бы неприступными они вам ни казались. Несмотря на достойное всяческой похвалы мужество, вы не можете победить нас в открытом сражении. Наши воины лучше обучены и экипированы. Они одержали триумфальные победы над блистательными армиями Карфагена, Греции и Галлии. Нас не остановили ни высокие горы, ни дремучие леса Германии. И не существует реки, какой бы быстрой и широкой она ни была, через которую мы не смогли бы в считаные дни построить мост. Нас ничто не остановит, каким бы долгим ни был путь. Если император дал приказ, результат может быть только один – победа. Вот так обстоят дела. Рим умеет воевать. За сопротивление вы платите сожженными дотла городами, деревнями и фермами, а ваших женщин и детей заковывают в цепи и продают в рабство. Но мы умеем не только воевать, но также строить мирную жизнь. Рим несет порядок и благосостояние всем, кто становится нашими союзниками и принимает наше покровительство. Да, приходится платить налоги. Но такова цена мирной жизни. Примите наши законы и обычаи, и со временем поймете, что римский образ жизни обеспечит вам будущее и послужит насущным интересам.
Вперед выступил высокий воин мощного телосложения, представляющий одно из племен, и с горечью в голосе заговорил на своем языке, указывая пальцем на губернатора.
– Это Венут из племени бригантов, – пояснил переводчик. – Супруг королевы Картимандуи.
– То есть король?
– Нет, господин губернатор. Племенем правит королева, а Венут ее супруг и не разделяет любви жены к римлянам.
– Понятно. И что же говорит супруг королевы?
– Возмущается наглостью вашей речи. Тем, что вы посмели призвать племена подчиниться Риму и сделали это на земле, которая является для всех нас священной с незапамятных времен. Обвиняет вас в попытке заставить нас отречься от своих богов.
Слова Венута вызвали возмущенный ропот, но Осторий поднял руку, призывая к тишине. Сердитые голоса умолкли, и губернатор продолжил речь:
– Рим не собирается отнимать ваших богов и не посягает на священные места. Можете и дальше исповедовать свою веру или принять нашу, как пожелаете. Если хотите, придерживайтесь нашего образа жизни, а нет – живите по-старому. Выбор за вами. Но вы должны научиться жить по римским законам при римском правлении. Согласитесь, мизерная плата за возможность остановить долголетнюю войну, а заодно и все межплеменные конфликты и стычки.
Выслушав губернатора, Венут не замедлил с ответом, и голос его звучал так же гневно.
– Он говорит, что именно так привыкли жить племена. Как иначе может воин проявить себя? Он должен показать всем свое мужество и ловкость в бою, и отнять у него такую возможность все равно что лишить смысла жизни.
– Значит, воинам придется поискать иную цель в жизни, – твердым голосом заявил Осторий. – Пусть станут фермерами или пойдут добровольно служить в ряды наших наемных отрядов. Другого будущего для них нет. Надо смотреть правде в лицо. Ваши воины должны отказаться от прежних замашек или пасть на поле брани, сражаясь с римскими легионами.
Венут ответил злобным смехом.
– Он говорит, вы не оставляете выбора.
– Наоборот, предлагаю выбрать между жизнью и верной смертью.
Маркоммий перевел слова губернатора, и из толпы послышались возмущенные крики протеста. У Катона возникли опасения за безопасность Остория, который, по его мнению, перегнул палку. Но тут из-за круга вышел следующий оратор и поднял руку, призывая соплеменников успокоиться. Это был крепкий мужчина, успевший обрасти жирком, с обвисшими щеками, обрамленными аккуратно подстриженной бородой. Он был одет в тканый плащ и свободные штаны, однако под плащом виднелась туника на римский лад, да и волосы подстрижены короче, чем у остальных местных жителей. Мужчина с уверенным видом вышел в центр круга и ждал, когда страсти улягутся.