– Это еще что за клоун? – поинтересовался Макрон.
– Нетрудно догадаться, – откликнулся шепотом Катон. – Когидубнус, из племени регнов.
– Тот, что продался раньше, чем на землю Британии ступил первый римлянин?
– Он самый.
– Уж лучше бы этот тип не выступал на нашей стороне, – заметил Макрон, видя, с каким презрением смотрят на Когидубнуса представители других племен.
– Прежде всего хочу выразить искреннюю благодарность губернатору за то, что он предлагает нам заключить долгий и прочный мир, – четким проникновенным голосом заговорил Когидубнус. – Вы все меня знаете: я – король Когидубнус, и скажу прямо, что тоже воспитывался как воин. И не раз водил свой народ в бой. Нет нужды искать подтверждения моим словам. Я пришел сюда поддержать предложение губернатора Остория Скапулы. Рим действительно показал себя могущественным союзником и другом моего народа. Могу смело утверждать, приход римлян принес нам выгоду, и регны не исключение, это относится ко всем племенам, которые примут руку дружбы, протянутую губернатором.
– Предатель! – выкрикнул на латыни голос из толпы, а затем повторил это же слово на местном диалекте.
Когидубнус, нахмурившись, вместе с остальными устремил взгляд в ту сторону, откуда прозвучало обвинение. Среди местных жителей началось движение, и вперед вышел воин богатырского телосложения. Откинув капюшон плаща, он открыл взору длинные белокурые волосы. В ту же секунду раздался хор взволнованных голосов, а Маркоммий лишь в изумлении покачал головой:
– Каратак…
Глава 10
Заклятый враг Рима вышел вперед и остановился на расстоянии вытянутого меча от Когидубнуса. Сжав кулаки, он смерил короля регнов полным презрения взглядом и заговорил громким голосом, слышным в последних рядах толпы. Маркоммий тут же приступил к своим обязанностям.
– Еще бы, ты своей выгоды не упустил. Всем известно о великолепном дворце, что строят для тебя римляне. Шикарная будка для любимой императорской собачонки. А ты и есть комнатная собачонка. Точнее, дворняга, которая выклянчивает лакомые кусочки с хозяйского стола. Наполовину бритт, наполовину римлянин. Когидубнус, ты продал честь и душу за блестящие безделушки, и да покроется навеки твое имя позором.
Когидубнус открыл рот для ответа, но Каратак с грозным видом двинулся на него, и король регнов сразу сник, торопливо пятясь к своим подданным. Каратак проводил его гневным взором, а потом, отмахнувшись, словно от назойливого насекомого, повернулся к толпе.
– Вы все меня прекрасно знаете, всем известно, что я сражаюсь с римлянами с первых дней их вторжения в наши земли. И я ни разу не уступил, не поддался врагу, нашему общему врагу! Я веду многолетнюю борьбу за нашу свободу, и пока орлы на штандартах римских легионов кружат над нашей родиной, всем нам уготована участь рабов. Такова горькая правда. Римский губернатор предлагает нам изменить образ жизни, забыть, кто мы такие и стать частью Римской империи. А разве легко отказаться от своей сути? – Каратак прижал руку к груди. – Я Каратак, король катувеллаунов, и хотя мое королевство больше не существует, я храню его здесь, в своем сердце. Храню память о своем народе, о нашей истории, о доблести в боях и надеюсь дожить до дня, когда римлян вышвырнут в море, как уже случилось прежде, когда их привел сюда в первый раз великий полководец Юлий Цезарь. И долгожданный день наступит, я верю в это так же свято, как в наших богов. – Он указал пальцем на Остория. – Римский губернатор предлагает забыть древние обычаи или погибнуть в бою. То есть мы должны выбрать между спасением своей чести и рабским существованием, как паршивые псы. Нет ничего проще! Я выбираю честь и свободу!
Каратак выдержал паузу, чтобы смысл сказанного дошел до всех присутствующих на сходе. Из толпы послышались одобрительные возгласы, но многие молча наблюдали за Каратаком и не спешили поддержать.
– Губернатор уверяет, что наше сопротивление неминуемо закончится поражением. Да, верно, в предыдущих сражениях мы потерпели неудачу, однако стремление к свободе не угасло. Много лет мы ведем борьбу с Римом, и теперь битве в открытом поле предпочитаем иные методы. Мы нападаем на римские заставы, сжигаем припасы и убиваем дозорных. Медленно, но верно уничтожаем римские легионы. Все это время мы собирались с силами и предпринимали против нашего общего врага еще более дерзкие вылазки. В подтверждение своих слов хочу показать всем вот это.
Каратак подал знак силурам, и тут же вперед вышли два человека, которые держали под руки третьего. Его лицо скрывал капюшон, а ноги заплетались, как у пьяного. При всеобщем молчании воины выволокли его в середину круга. Все трое остановились перед Каратаком, а тот, наклонившись вперед, откинул с головы неизвестного капюшон. Взору присутствующих открылась копна кудрявых темных волос и изможденное лицо с черными провалами вместо глаз. Дрожа всем телом, несчастный издал нечеловеческий гортанный вопль ужаса.
– Ему отрезали язык! – догадался Макрон.
– Сейчас узнаем его имя, – сдавленным голосом откликнулся Катон.
Каратак отдал своим людям приказ отойти в сторону и швырнул искалеченного человека вперед, а тот, спотыкаясь, проковылял несколько шагов и упал на четвереньки. Из груди пленника вырвался приглушенный стон боли, и он пополз по утоптанной земле, стараясь оказаться как можно дальше от оглушительно хохочущего Каратака и его спутников. Вождь бриттов повернулся к Осторию и его свите.
– Возвращаю его вам, – великодушно объявил Каратак. – Мы взяли этого человека в плен несколько месяцев назад вместе с остальными, которых уничтожили. А его возили по деревням, где он подвергался всяческим унижениям и издевательствам. Жаль беднягу, уверен, его ждало блестящее будущее. Однако необходимо показать соплеменникам, что легионеры сделаны из того же теста, из плоти и крови, как и все мы, и лишить их жизни столь же просто, как любого крестьянина. Даже если речь идет о знаменитом центурионе Квертусе, с которым мы в свое время непременно расправимся. А пока нам надоело таскать за собой этого трибуна и выставлять его на всеобщее посмешище. Пора передать его в руки соратников. Верно я говорю, трибун Марцелл?
Каратак встал за спиной беспомощного пленника и подтолкнул сапогом к губернатору так, что несчастный упал лицом вниз. В рядах представителей местных племен раздались презрительные злобные смешки, однако многие смотрели на происходящее с ужасом в ожидании неизбежного возмездия со стороны римлян. Губернатор, с трудом сдерживая рвущийся наружу гнев, скрипнул зубами и, повернувшись к свите, ровным голосом приказал:
– Поднимите его и уведите отсюда.
Макрон опомнился первым и бросился к пленнику. Катон последовал за другом. Склонившись над несчастным, центурион бережно взял его под руку, но тот, движимый инстинктом, отпрянул назад и хрипло зарычал.
– Позвольте, я помогу вам встать на ноги, господин трибун, – спокойно предложил Макрон, хотя при виде изуродованного лица с незрячими заплатками вместо глаз к горлу подкатывала тошнота.
Катон поддержал Марцелла с другой стороны, и друзья повели его к остальным трибунам и телохранителям, которые в ужасе наблюдали за происходящим.
– Ваши страдания закончились, – успокаивал Макрон. – Теперь вы снова среди соотечественников.
Катон подал знак двум телохранителям:
– Позаботьтесь о трибуне, отведите в крепость и проследите, чтобы его накормили и обработали раны.
Легионеры приняли Марцелла из рук друзей и вывели из круга. Макрон проводил их долгим взглядом, а потом вдруг обратился к Катону:
– Если со мной случится нечто подобное, обещай, что перережешь мне глотку.
– Ага, а потом отвечай перед твоей матушкой.
– Этим ты сделаешь одолжение и ей, и мне, – с мрачным видом заявил Макрон. – Так что, обещаешь?
– Хорошо, – пожал плечами Катон. – Как пожелаешь.
– Поклянись!
Настойчивость друга и лихорадочный блеск в глазах удивили Катона, но спорить он не стал.
– Жизнью клянусь.
Макрон вздохнул с облегчением.
– И я для тебя сделаю то же самое, – пообещал он.
Глядя на готовность друга лишить его жизни, Катон в изумлении поднял бровь, однако вспомнив изувеченное лицо трибуна, вдруг поставил себя на его место. Представил, как возвращается домой беспомощным калекой, как встречает его Юлия, как ужас на ее лице сменяется отвращением и жалостью. Нет, слепому этого не увидеть, но все и так станет ясно при первых звуках ее голоса. Возможно, и Марцелла ждет в Риме любимая женщина. Картины участи, которая может его постигнуть, были очень яркими.
А Каратак, отступив в сторону, наслаждался устроенным спектаклем. Но вот он снова вышел в центр круга и обратился к собранию:
– Этот трибун командовал тысячью легионеров, и все они были убиты или захвачены в плен во время всего лишь одного набега. И если удалось разбить такой большой отряд римлян, как тут согласиться с губернатором и разделить его уверенность в окончательной победе Рима? Нет ни одной заставы на границе с землями силуров и ордовисов, которой не угрожала бы моя армия, ни один обоз с продовольствием не может чувствовать себя в безопасности ни на одной из дорог, по которым ездят римляне и их союзники. Вот так и будет с этого момента и до дня, когда у врага пропадет охота с нами сражаться. Даже могущественному Риму не по силам вечно нести постоянные человеческие потери, подтачивающие боевой дух. И заявляю всем, что наше стремление защитить родную землю и отстоять свободу гораздо сильнее желания римлян ее покорить. В конце концов победа будет за нами!
Каратак с вызовом посмотрел на Остория, а среди его спутников послышались одобрительные возгласы. Осмотревшись, Катон обнаружил, что помимо горных племен к Каратаку присоединились бриганты и воины других племен из северной и западной частей острова.
Губернатор выступил вперед и встал перед Каратаком. Выкрики из толпы постепенно стихли. Осторий заговорил, но уже не прежним рассудительным, взывающим к благоразумию тоном. Его голос звучал сурово и холодно: