– Вам кого?
– Гиппарха.
– Из какой части?
– Гражданский. Мы его сегодня поутру доставили, с ранением головы.
– А, этот… Помню. Его так, считай что приласкали. Уже в себе. – Хирург поднялся и указал в дальний конец палатки. – Вон там, последний справа.
Катон благодарственно кивнул, и они с Макроном двинулись по проходу меж лежачими ранеными, который проходил через всю палатку. Ступая между густыми рядами человеческого страдания, Катон ощутил, как гнев к верховному разгорается в душе с новой силой. Большинства этих людей могло бы здесь и не быть, если бы не решение Остория атаковать в лоб хорошо укрепленные вражеские позиции. Скажем, легат Веспасиан, командуй он этим приступом, ни за что не совершил бы подобной ошибки, граничащей с преступлением. Своего первого командира Катон вспоминал с уважением и преданностью, переходящими в немое обожание. Если есть в этом мире хоть какая-то справедливость, Веспасиан в конечном счете непременно достигнет ранга и положения, достойного его талантов. Вот за таким человеком можно смело идти в бой.
По мере приближения к дальнему концу палатки друзья заметили сидящего Септимия со свежей аккуратной повязкой вокруг головы. Там, где из раны на макушке сочилась кровь, образовалось красное пятнышко. Увидев их, имперский соглядатай слабо улыбнулся.
– Ба-а, префект Катон и центурион Макрон! Двое излюбленных клиентов Гиппарха, поставщика самых отборных вин в лагере!
По соседству с ним тотчас зашевелились раненые, один из которых прикрикнул, чтобы он заткнулся и не мешал отдыхать другим. Но Септимий этот призыв проигнорировал и приподнялся на локтях.
– Как голова? – спросил Катон, вместе с Макроном опускаясь на корточки рядом с имперским агентом.
– Да неплохо. Голова пока немного кружится, но до конца дня думаю сделать отсюда ноги. Не могу больше терпеть компанию этих мужланов.
– Но-но, – проворчал Макрон. – Эти мужланы – мои боевые товарищи.
– Ну да, это многое объясняет, – вздохнул Септимий.
Он огляделся, чтобы убедиться, что из соседей его никто не слышит, и, понизив голос, спросил:
– Каратака-то поймали или нет? Тут только об этом и разговоров.
Катон покачал головой.
– Нет. А из лагеря он сбежал на твоей повозке. Выехал через восточные ворота, а теперь уже скрылся в горах.
– Надо же, Аид его поглоти… – Септимий болезненно покривился.
– Ты что-нибудь помнишь об этой ночи?
Септимий нахмурил лоб в попытке восстановить детали.
– Помнится, под вечер я подловил своего раба с одним из моих кувшинов. Думал спустить с подлеца шкуру, да он уже так окосел, что ничего и не чувствовал. Ладно, думаю, оставлю это занятие на завтра. А затем отправился к тебе, пока еще окончательно не стемнело: куда-то запропастился кошелек, я и решил, что, может, обронил его у тебя, пока мы разговаривали. На подходе увидел, как из твоей палатки выходит Тракс, чтобы помочь твоим людям укрепить оттяжки, и скользнул внутрь. Тебя там не оказалось, и я решил дождаться твоего возвращения, чтоб спросить насчет кошелька. И вот вскоре я услышал невдалеке какую-то возню: как будто сцепился кто. Вышел поглядеть – смотрю, дверь в загородку открыта. – Он посмотрел в глаза Катону. – И тут кто-то сзади сшибает меня наземь. Не успел я отреагировать, как он уже вдавливает меня со спины в грязь и подставляет к горлу нож. Спрашивает, кто я такой. Я ему сказал, что мол, Гиппарх, вином торгую. Затем обмен фразами, короткий, и меня вздымают на ноги. Того, кто меня сшиб, я мельком разглядел: волосатая глыба.
– Каратак?
– Не знаю. Наверное.
– А второй?
– Не разглядел. Он держался позади, вне поля зрения.
– Они говорили на латыни? – чуть подумав, спросил Катон.
– Да.
Префект кивнул.
– Что дальше?
– Каратак повел меня перед собой, приставив нож к ребрам. Сказал: хочешь жить – веди к своей хибаре и не вздумай по пути дергаться, орать или оглядываться.
– И что, вас троих никто не видел? – спросил Макрон. – Не заподозрил неладное?
Септимий покачал головой.
– У всех в те минуты совсем другое было на уме. Кому было дело до троих шагающих среди жилья обозников? Ну, идут себе и идут. А тут хлопот полон рот: добро спасать надо от бури. Ну я их и отвел к своей кибитке, сам встал сзади… Это последнее, что я помню перед тем, как очутился здесь.
– А то, как мы с Макроном тебя нашли, помнишь?
На секунду Септимий прикрыл глаза, после чего скорбно качнул головой.
– Что ж, ладно, – вздохнул Катон, осмысливая сказанное. – Стало быть, не повезло тебе, что ты явился ко мне в палатку именно в тот момент.
– Что ты под этим подразумеваешь? – не сводя глаз, пытливо спросил Септимий.
– Да ничего я не подразумеваю. Просто не повезло, и все.
– А Каратаку с его дружком, наоборот, свезло невероятно, – усмехнулся Макрон.
– Такова природа подобных совпадений, – сдержанно ответил Септимий. – Так боги играют в свои маленькие игры. А верховному известно, что здесь был задействован еще кто-то?
– Да.
Септимий огорченно цыкнул.
– Тогда получается, этот человек прознает, что за ним объявлена охота, и заляжет на дно.
– Может, и нет. Осторий убежден, что Каратаку помогал кто-то из местных, затесавшихся в обозники. Он считает, что вождь внедрил среди них лазутчика, и будет шерстить участок здешних бриттов, пока его не разыщет.
– О-па… Хотя опять же, будь я на месте верховного, тоже стал бы искать именно среди них.
– Если Осторий настроен изловить шпиона среди местных варваров, то тогда есть вероятность, что злоумышленник решит: он вне подозрения. И таиться не станет. А это нам на пользу.
– Действительно, – согласился Септимий. – И даже очень.
– Ну вы даете, – фыркнул Макрон. – Доброхоты.
– Ты о чем? – не понял Катон.
– Верховный думает переворошить лавчонки несчастных торговцев, а всех, на кого падет подозрение, передать в руки пыточников на дознание. И единственное, что вы можете сказать, – что считаете это полезным?
– Ну, а как еще, – развел руками Септимий. – Какое мне дело до того, что станет с кучкой этих волосатых варваров-жестянщиков? Есть вещи и поважнее, центурион. Речь идет о судьбе провинции. Может, даже о самом императоре. Что же до горстки бриттов, которых думает пытать Осторий, так мне на них, извини, начхать.
Макрон прищелкнул языком.
– Я же говорил: ты весь состоишь из сердобольности. И именно такие моменты напоминают мне, почему я солдат, а не какой-то там змей-интриган на довольствии у высокопоставленного вольноотпущенника.
– В самом деле? – пронзил его жестким взглядом Септимий. – Если откровенно, то причина, почему ты не имперский агент, обусловлена скорее тем, что тебе не хватает надлежащей сметки.
– Сметки? – Макрон скрипнул зубами. – Ты на что, черт возьми, намекаешь? Что я, по-твоему, тупица, что ли?
Между ними встрял Катон:
– Хватит! Яйца Юпитера, нам и без того есть о чем тревожиться: не хватало еще, чтобы вы тут двое цапались! Свои чувства держите при себе, ясно? Мне нет дела до того, что вы ненавидите друг друга до глубины души, – нам надо найти того изменника и положить конец интригам Палласа. Макрон, ты понял?
Тот в ответ низко зарычал, а затем кивнул.
– Ладно. Но говорю серьезно: как только все это закончится, я с тобою и такими, как ты, даже рядом не встану. – Он ткнул в Септимия пальцем: – Приблизишься ко мне, и я тебе шею сверну!
– Ага, – холодно улыбнулся соглядатай, – если сумеешь меня заметить.
– Да вашу ж мать! – окончательно потеряв терпение, рявкнул Катон. – А ну заткнулись оба!
К ним на шум уже оборачивались головы. Префект резко встал и, глядя сверху на имперского помощника, тихо произнес:
– Твои слова я передам верховному, но умолчу о том, что те двое изъяснялись на латыни. Если он захочет допросить тебя сам, в таком виде все ему и представь.
Септимий кивнул.
– Когда выйдешь из лазарета, поговорим с тобою еще. – Катон махнул рукой другу: – Идем, Макрон.
Они направились к выходу из длинной палатки. Когда вышли наружу под отрадное тепло солнца, префект снова напустился на своего товарища:
– Я знаю, какого ты мнения о Нарциссе и ему подобным. Но что для нас толку повторять это из раза в раз?
Макрон, сжав кулаки, заговорил:
– Вот уже несколько лет эти ублюдки водят нас за нос, Катон, бесстыдно используют. Одна гнусная работенка за другой. Нарцисс говорил, что мы с ним квиты. Уезжая тогда из Рима, он сказал, что отсылает нас в Британию, после чего мы возвращаемся в армию – и нашему шпионству на этом конец. Выходит, врал… Подлый лжец.
– Думаешь, я не чувствую себя точно так же? – горько откликнулся Катон. – Думаешь, мне нравится разыгрывать из себя шпиона? Но мы вляпались, Макрон, нравится нам это или нет. И не можем выйти из игры. Насчет лазутчика Септимий был прав. А это значит, что он говорит правду и о том, что за нами кто-то ходит по пятам. Кому-то очень хочется нас угробить. Или ты предпочитаешь закрывать на эту опасность глаза?
Ветеран, сдерживаясь, изо всех сил старался взять себя в руки. Наконец он качнул головой:
– Конечно, нет.
– Тогда помоги мне, Макрон. Помоги пройти через это, чтобы мы нашли изменника и заставили его сгинуть. Тогда мы сможем вернуться к своей солдатской жизни. Помоги, чтобы я когда-нибудь смог вернуться к Юлии. Хорошо?
Он протянул ладонь, которую Макрон с обреченным вздохом пожал.
– Извини, парень. Просто я ужасно зол на Септимия и ему подобных.
– Я тоже, – устало улыбнулся Катон.
– Так что теперь делать будем? – убрав руку, спросил центурион.
Префект, медленно выдохнув, окинул лагерь взглядом.
– Каратак в бегах. Поймать его у нас уже не выйдет. Верховный думает ополчить против себя единственных дружелюбно настроенных варваров во всей округе. В лагере бдит изменник, готовый пойти на все, чтобы подсидеть императора и при малейшей возможности прикончить нас… Что я собираюсь делать? А вот что. Сейчас я собираюсь пойти к себе в палатку и рухнуть спать без задних ног. А когда проснусь, то не присяду, пока не разыщу того выродка, что выпустил на волю Каратака и убил двоих наших людей.