Когда Андрей заметил подростка, который протискивается к нему, боксер внутренне насторожился. Опять этот языкастый парнишка!
Но на сей раз Васыком был другим. В его глазах не было колючего недоверия. Васыком бросился боксеру на шею.
— Здорово, дядя Андрей!
Васыком обнимал боксера своими худыми руками и доверчиво прижимался к его щеке.
— Здорово, дядя Андрей! Ай, как здорово!
В глазах паренька Бурзенко заметил слезы. Он шепнул ему:
— Мы им еще не так дадим!
Празднично, насколько было возможно в условиях Бухенвальда, политические и советские военнопленные отметили победу Андрея. У русских приподнятое настроение. Бунцоль торжественно вручил Андрею кусочек — граммов двести — свиного сала. Сало белое, с розовыми жилками, сверху и снизу обсыпанное красным перцем.
— От немецких друзей, — сказал Бунцоль, — они сегодня посылку получили.
Андрей разрезал сало на мелкие кусочки. Каждый сидящий за столом получил из рук Бурзенко свою порцию. Заключенные отказывались. Но Андрей настаивал, шутил:
— Из рук победителя, возьми-ка!
Каримов тоже взял кусочек и, подержав его в руке, отдал обратно Андрею.
— Съешь за мусульманина, — шутя, сказал он, — что в твоем животе, что в моем — все одно, общее.
— Ты и похлебку отдай, — добавил киевлянин, — она у Андрея целей будет.
Заключенные смеялись, перебрасываясь шутками, вспоминали о спортивных состязаниях.
Вдруг раздался щелчок репродуктора. Потом послышался лающий голос дежурного эсэсовского офицера. И все сидящие за столом оцепенели.
Эсэсовец выкрикивал номера узников. Заключенные, которые являются обладателями этих номеров, обязаны завтра в восемь утра явиться в комендатуру к окошку № 3. Вызов к окошку № 3 буквально обозначал расстрел. Те, кого вызывали к третьему окошку, назад никогда не возвращались. Люди, забыв обо всем, жадно вслушивались в номера. Они следуют один за другим. Чехи, французы, поляки, югославы, болгары, греки, русские с первых же дней пребывания в лагере вызубрили немецкие числительные. Языка не знали, а счет изучили назубок. И в такие минуты — а они повторяются еженедельно — весь лагерь замирал.
У Андрея выступила испарина на лбу. Он ничего не видел, кроме черного круга репродуктора, ничего не слышал, кроме голоса эсэсовца. Ложка с брюквенной похлебкой так и застыла в руке на полпути ко рту. Все с нетерпением ожидали конца кошмарной лотереи. Эсэсовец дважды повторил номера. И репродуктор, щелкнув, умолк.
Андрей нагнулся над своей чашкой: «Сегодня смерть прошла мимо».
Он доедал брюквенную баланду торопливо, без аппетита. Нервное напряжение и большая физическая нагрузка легли на плечи тяжелой усталостью. Нары, подушка и жесткий матрац стали будто магнитными. Они неудержимо тянут к себе. Усталое тело просит отдыха. Только мозг лихорадочно работает…
Часть вторая
Глава двадцать пятаяЗАПИСНАЯ КНИЖКА КАРЛА ПАЙКСА
Страница первая.
Вы не знаете, какая это радость — держать в пальцах карандаш и писать! Три года я не знал такой радости. Я долбил киркою проклятый камень, а камень — мою жизнь.
Кто я? Прошлое не соответствует настоящему, а настоящее не определяет будущее. Скажу одно — я немец. Сегодня я, начиная свои записи, даю клятву: быть объективным и записывать сюда только то, что видел своими глазами. Здесь только факты.
Концлагерь Бухенвальд расположен в центральной части Германии, в Тюрингии, в восьми километрах севернее города Веймара. На юго-западе, в восемнадцати километрах от концлагеря, находится город Эрфурт, а на юго-востоке, в тридцати километрах, — город Иена.
Построен концлагерь на северном склоне горы Этерсберг (четыреста семьдесят метров над уровнем моря). Вокруг густой лес (бук и сосна). Особенно плотная стена деревьев на юго-востоке. Она задерживает проникновение солнечных лучей. А постоянно дующим северо-западным ветрам нет преград. Осадки — тысяча двести миллиметров в год, что значительно выше средних показателей для Тюрингии. Суточная температура резко колеблется.
Резкие колебания температуры, недостаток кислорода, дожди и постоянные туманы влияют на психику, способствуют массовым заболеваниям туберкулезом. В осенне-зимнее время политзаключенные из стран Западной Европы: испанцы, французы, бельгийцы, итальянцы — ежедневно сотнями гибнут.
Почва — лесной суглинок, толщина слоя доходит до десяти сантиметров, большая примесь щебня. Растут ячмень, рожь, овес, картофель, брюква. Брюква — основной продукт питания заключенных.
Наша униформа — это пародия на одежду. Она лишена всех качеств, присущих даже самому плохому костюму. Видно, основатели концлагеря позаботились о том, чтобы одежда узников была самой дешевой, непригодной, холодной и уродливой. Наша химическая промышленность выполнила и этот заказ. Материал сделан из дерева, тонкий, как сетка.
Страница вторая.
Пиджак и брюки, расцветка яркая. Правильно чередуются белые и синие или темно-зеленые полосы, каждая шириной в два сантиметра. В таком зеброобразном костюме видно человека издалека и на любом фоне.
Зимой выдают подобие пальто. Во время работы его обязательно нужно снимать.
Головной убор — такой же полосатый колпак. Материал непрочный, рвется часто. Это лишняя работа для узников. Если охранник заметит дырки — жестокие побои.
Носить две пары брюк или две куртки или просто подкладывать под грудь бумагу запрещено. В лучшем случае побои, в худшем — смерть. Все зависит от настроения охранника.
Обувь — выдолбленные деревянные колодки или деревянная подошва с брезентовым верхом. От них незаживающие мозоли и ревматизм.
Площадь концлагеря Бухенвальд составляет чуть более половины квадратного километра. И если отбросить территорию подсобного хозяйства, сада и огорода, то на шестьдесят тысяч человек останется совсем немного. Такую плотность населения можно встретить только на кладбищах.
Концлагерь окружен проволочным забором. Железобетонные столбы высотою в два с половиной метра забетонированы в фундамент. В каждый столб вмонтированы ролики для восьми нитей колючей проволоки с внутренней стороны забора и девять роликов для наружной. Кроме того, колючая проволока переплетена поперек несколькими рядами нитей.
По колючей проволоке пропущен ток напряжением в триста восемьдесят вольт.
Вокруг концлагеря через каждые сто метров сторожевая трехэтажная вышка. Их всего двадцать две. На крышах мощные прожекторы, а в окнах — зрачки счетверенных пулеметов.
Страница третья.
Охрану концлагеря несут солдаты Тюрингского полка отборной дивизии СС «Мертвая голова». Командует полком полковник Хиртес. Его семья живет в Бухенвальде, в отдельной вилле.
Специальный собачий лагерь. Овчарки, боксеры, баркадины и другие породы. Собак держат исключительно для травли заключенных.
У собак имеется специальная кухня, где им готовят всевозможные блюда: мясо, молочную кашу, специальные галеты и другое. Им готовят бульон — по два литра в день. Отдельных свирепых псов время от времени отправляют на специальный собачий курорт, расположенный где-то в окрестностях Берлина.
Заключенным категорически запрещено ухаживать за псами, ибо псы могут потерять вкус к человеческому мясу.
Наш дневной рацион:
Эрзац-хлеб из опилок, картофеля и процентов тридцати ржаной муки. Норма — триста граммов. Дают утром.
Брюквенная или из ботвы сорняков похлебка — восемьсот граммов.
Маргарин, который делают из угля, — двадцать пять граммов. Творог — пять граммов.
Эрзац-кофе (без сахара) — кружка утром.
При скромном подсчете весь паек дает семьсот пятьдесят — восемьсот калорий. А каторжная четырнадцатичасовая работа выматывает из заключенного более трех с половиной тысяч калорий.
Люди обречены на истощение и медленную смерть. Живые скелеты бродят по лагерю. Общая слабость, анемичность. Затем следуют голодные отеки. Сначала «полнеют» нижние конечности, а через две-три недели и верхние, отекает лицо, все тело. В таком состоянии человек выдерживает не более двух-трех месяцев.
Страница четвертая.
Что я помню?
29 июля 1937 года. Нас, девяносто заключенных, привезли на машинах сюда. Два барака, обнесенные колючей проволокой. Вокруг в пелене тумана дикий лес.
Первый лагерфюрер Редл держал перед нами речь:
— Вы, свиньи, вступаете в концлагерь политических заключенных, который только еще создается. Отсюда возврата нет. Здесь каждый из вас поймет, что такое работа. А кто из вас, свиней, вздумает бунтовать или попытается бежать, будет расстрелян. Это у нас просто — чик-чик!
В бараках уже были «новоселы», те, что прибыли раньше нас на пару недель.
Ни коек, ни матрасов, ни соломы. Спали на полу.
Дневной распорядок тот же, что и сейчас: подъем в половине пятого, завтрак, проверка, выход по командам на работы. В полдень часовой перерыв для пищи. И снова работа до восьми часов вечера. Обед, проверка, чистка и починка одежды, отбой. Через пять часов все повторяется сначала.
Август, тринадцатый день. Первое убийство. Охранник застрелил политзаключенного Германа Кемпека якобы «при попытке к бегству».
Начинаем строить виллу для коменданта. Она должна быть построена к 10 октября. Кох сам приходит смотреть ежедневно. Едва разогнешь спину, чтобы передохнуть, как твой номер уже запишет форарбайтер и в первый же четверг получишь двадцать пять ударов хлыстом из бычьих жил, а в воскресенье должен будешь простоять у ворот без пищи с самого утра до отбоя.
Страница пятая.
30 сентября 1937 года. Двое смельчаков совершили побег. Всех заключенных выстроили и продержали под дождем всю ночь и весь день. Пищи не давали. Охранники избивали каждого, кто пошелохнется.