Добрая треть тех, кого с трудом, силой оружия и дубинок, эсэсовцы выгнали из блоков и собрали на площади, была переправлена назад, в бараки.
Все же около пяти тысяч узников вывели из лагеря. Эсэсовцы погнали их в сторону Веймара и по дороге начали расстреливать…
Наступил вечер. О заключенных словно забыли. Ни построений, ни проверки. Лагерь затих.
Перед бараками лужи крови. Глухо стонут раненые. Изуродованные трупы сотнями валяются по лагерю. Об уборке никто и не думал, не до них. Команда крематория разбежалась.
Ночь прошла тревожно. Лагерь усиленно патрулировался эсэсовцами и вооруженными ополченцами. Из блоков выходить не разрешалось. То там, то здесь раздавались одиночные выстрелы, доносился топот кованых сапог.
На рассвете в барак пробрался Николай Кюнг с группой помощников. Крепкие, волевые ребята. Они увели лидеров, которые все эти дни жили в подполье, Андрей и Мищенко вздохнули свободней. Огромная тяжесть свалилась с их плеч.
Глава сорок пятая
Прошло три дня. 11 апреля 1945 года борьба заключенных за срыв массовой эвакуации достигла высшей точки. Всю ночь в одном из помещений блока патологии заседал штаб восстания, возглавляемый полковником Иваном Ивановичем Смирновым. На заседании присутствовали Вальтер Бартель, а также военные и политические руководители различных национальных групп. Подпольщикам удалось узнать, что в пять часов 11 апреля начнется уничтожение оставшихся в живых узников. С фронта подошли новые части. Огневая мощь врага выросла в несколько раз. Узникам лагеря смерти оставалось безропотно ждать расстрела или умереть в бою!
Командиры подпольных бригад докладывали о готовности к выступлению. Начальник политотдела Сергей Котов уточнял текст обращения к узникам. Распределяли оружие, закрепляли участки боя.
На рассвете, когда участники заседания стали спешно расходиться по своим блокам, Андрей задержал Ивана Ивановича:
— Когда? Сегодня?
Подполковник, положа руку на плечо Андрея, ответил утвердительным кивком.
Бурзенко радостно схватил Ивана Ивановича в свои объятия.
— Андрей, не дури!
Потом Иван Иванович пригласил боксера зайти в барак, Андрей последовал за подполковником.
В полутемном коридоре Смирнов остановился и протянул боксеру новенький немецкий пистолет.
— Спасибо тебе от всей организации. А от меня — вот, получи в подарок.
Андрей схватился за оружие.
— Спасибо, Иван Иванович. Спасибо!
— Патроны к нему, — подполковник дал две обоймы, — обращаться умеешь?
Бурзенко зарядил и разрядил пистолет. Его действия говорили сами за себя.
— А сейчас разыщи Кононова. Пусть срочно приведет Соколовского и всю его группу. Надо готовить походный госпиталь.
— Есть! — откозырял Андрей и отправился выполнять задание.
В бараке узники томились в предчувствии надвигающейся грозы. А она должна вот-вот грянуть. На сторожевых вышках подозрительное спокойствие. Узники, разбившись на кучки, группируются вокруг смельчаков, готовятся дорого продать свою жизнь. Нашлись и такие, которые испугались надвигающихся событий. Они трусливо, поспешно отдирают доски пола, торопливо роют спасательные ямы.
— Сопротивление бесполезно, — говорят они, — все равно из-за вас страдать нам придется…
— Глупцы, хотят голыми руками атаковать пулеметные вышки! Или вы забыли, что каждый метр лагеря простреливается и пристрелян?
С такими спорить было бесполезно.
Время тянулось томительно медленно. Напряженное ожидание накладывает отпечаток на всех. Члены подпольной группы сидят вокруг Андрея и Мищенко. Они молчат. Говорить не о чем.
В два часа дня в барак вбежал запыхавшийся связной. Он был бледный и даже растерянный. Связной передал Мищенко листок бумаги и побежал дальше.
— Друзья, внимание! — Мищенко поднял руку. — К нам обращается подпольный центр Бухенвальда!
В блоке наступила тишина. Алексей развернул листок и стал громко читать:
— «Товарищи!
Фашистская Германия, потрясшая мир чудовищными зверствами, под мощными ударами Советской Армии и союзных войск рушится по частям. Вена окружена, войска Советской Армии наступают на Берлин. Союзники в сорока километрах от Ганновера, взят Зуль, Гота, идет борьба за Эрфурт.
Кровавый фашизм, окончательно озверевший от предчувствия собственной гибели, в предсмертных судорогах пытается уничтожить нас. Русскому военно-политическому центру достоверно известно, что уничтожение Бухенвальда назначено на семнадцать часов 11 апреля.
Но время фашизма сочтено. Настал долгожданный час расплаты! Свобода, которую ждали годами, близка!
Товарищи! Командир подпольной армии советских военнопленных дал приказ: сегодня в пятнадцать часов, опережая врага, начать вооруженное восстание.
Все, как один, на борьбу за свое освобождение! Смерть фашистским зверям!
Будь проклят тот, кто в эти решительные минуты, забыв свой долг, спасует в последней и беспощадной борьбе.
Да здравствует свобода!»
Лагерь кажется мертвым. Десятки тысяч узников притаились и с замиранием сердца ждут.
Вдруг тишину разорвали пулеметные и автоматные очереди. Это эсэсовцы со своих вышек начали обстреливать группы заключенных. Бойцы подпольной армии перебегают от угла к углу, стремятся к седьмому и восьмому баракам, к умывальне Малого лагеря. Там хранится оружие.
Такими же группами возвращаются назад, неся завернутые в одеяла винтовки. Из карманов торчат рукоятки пистолетов и ручки самодельных гранат.
Увидев оружие, некоторые узники в ужасе замахали руками:
— Что вы делаете? Еще рано! Из-за вас и нас уничтожат!
Но их мало кто слушал. Жажда борьбы охватила большинство пленников, каждый вооружался чем мог: куском железа, палкой, камнем.
Мищенко послал Андрея и Курта в распоряжение главного штаба.
— Вас туда требуют.
Андрей и Курт скрылись. Их включили в ударный батальон, которым командовал Логунов. Перед ними стояла задача — овладеть главными воротами.
Алексея Мищенко, ставшего во главе барака, окружили товарищи по плену. Он торопливо объяснял им боевое задание:
— Наша рота должна незаметно пробраться к месту свалки мусора. Знаете? Там в ямах мы будем ждать, пока первый эшелон прорвет колючую проволоку и завяжет бой с охраной. Тогда мы бросаемся в прорыв мимо вышки и направляемся к четырнадцатой казарме, той, что слева под горой. Ясно? В подвале казармы хранится оружие. Мы должны уничтожить охрану и захватить арсенал. Вооружившись, продолжаем борьбу до победы!
На сторожевых вышках заметили необычное оживление в бараках. За колючей проволокой забегали эсэсовцы.
Но час возмездия пробил! Ровно в пятнадцать часов раздался взрыв у угловых ворот. Это был сигнал. В то же мгновение электрик, немецкий антифашист Вальтер, выключил главный рубильник и бросил самодельную бомбу в распределительную будку. Ток отключен!
— Ура-а! — заключенные ринулись вперед. Каждая бригада и батальон знали свое место, имели свое боевое задание.
Начался необычный и жестокий бой, бой, не предусмотренный ни в одном учебнике военного искусства. С одной стороны — вооруженные до зубов по последнему слову современной техники эсэсовские войска, а с другой — пятьдесят тысяч голодных и истощенных людей, вооруженных ненавистью к фашизму, окрыленных верой в свою победу. И эти люди творили чудеса. Лопатами и железными крюками рвали они ненавистную колючую проволоку, накрывали ее одеялами, куртками, поджигали самодельными бомбами блиндажи, забрасывали гранатами казармы.
Первым устремился на штурм главных ворот батальон сорок четвертого блока под командованием старшего лейтенанта Валентина Логунова. Слева не менее организованно действует батальон двадцать пятого и тридцатого блоков. Следом за ними выступают все четыре бригады русских и отряд чехословацких патриотов.
Узники Бухенвальда с недоумением смотрели на русских. Потом недоумение сменяется восторгом: русские ведут бой!
На подмогу бросаются отряды немцев, чехов, французов, болгар.
Взят карцер. Выпущены заключенные.
Весь лагерь пришел в движение. Вслед за первыми отрядами на эсэсовцев ринулись отряды венгров, югославов, греков, норвежцев, бельгийцев, поляков и других национальностей.
Ошеломленные неожиданным нападением, эсэсовцы на первых порах растерялись. Придя в себя, они пустили в ход все имеющееся у них оружие. Над Бухенвальдом стоял грохот взрывающихся фаустпатронов и снарядов, треск пулеметов и автоматов. Два деревянных барака вспыхнули и запылали. Эсэсовцы бесновались. Но остановить массовый прорыв узников оказалось невозможным.
Смяв проволочное заграждение, заключенные штурмовали сторожевые вышки, блиндажи, ворвались в эсэсовский городок.
Андрей вместе с товарищами атаковал главные ворота, на вершине которых находилась сильно укрепленная сторожевая башня. Засевшие в ней эсэсовцы отчаянно оборонялись. Счетверенный пулемет и пять автоматов сдерживали натиск заключенных.
— Идем так, — Курт показал рукой на крышу канцелярии, примыкавшей к главным воротам.
Бурзенко сразу понял замысел Курта. К ним присоединился Сергей Кононов. Короткими перебежками они добрались до стены канцелярии. Пули сюда не долетали. Но как забраться на крышу?
Сергей вышиб окно и влез в помещение. Через минуту он подавал ящики от картотеки, стулья, крышки столов. У стены быстро росла пирамида. По ней первым полез Андрей.
На крыше боксер лицом к лицу столкнулся со Смоляком. Унтершарфюрер СС в расстегнутом мундире, без фуражки трусливо прятался за трубой, пытаясь незаметно ускользнуть с вышки. Заметив русского, Смоляк вскинул автомат. Андрей остолбенел. Послышался сухой щелчок — осечка.
— Подлюга! — Андрей бросился на Смоляка.
Тот широко взмахнул автоматом. Боскер увернулся. Смоляк промахнулся и, потеряв равновесие, оступился.
Не удержавшись, унтершарфюрер СС упал на черепицу крыши и, давя ее, покатился вниз. Андрей увидел перекошенное от страха лицо, грязные пятна на серой спине…