В дымном мраке Ринсвиндова разума ярким фейерверком вспыхнуло еще одно воспоминание.
— Точно, там были ЖИВОТНЫЕ! И они пили!
— И да и нет, — отозвался кенгуру. — Ну сколько раз тебе объяснять…
— Я весь внимание, — произнес Ринсвинд. Вдруг глаза его остекленели. — Нет, не внимание. Мочевой пузырь. Я сейчас.
Жужжание мух и широко известный запах привели Ринсвинда к небольшому сараю. Кое-кто называет такие заведения «ватерклозетами» — пока не посетит их лично.
Ринсвинд нырнул в сарайчик и тут же, взволнованно подпрыгивая, вынырнул обратно.
— Э-э… там на стульчаке паук…
— И чо, ты теперь будешь дожидаться, пока он закончит? Смахни шляпой — и вся недолга!
«И все же странные создания, эти человеческие существа, — думал Ринсвинд, прогоняя паука. — Даже посреди абсолютного ничто, когда в нашем распоряжении все кусты в округе тысячи миль, мы все равно будем мечтать о таком вот благе цивилизации».
— И не вздумай ломиться обратно, — грозно предупредил он паука, сначала убедившись, что тот его точно не слышит.
Поскольку человеческий мозг просто-напросто не способен концентрироваться на какой-то одной задаче, даже столь механической, очень скоро взгляд Ринсвинда начал блуждать по сторонам. Данный сарай не был исключением из правил, и местные посетители отхожих мест так же любили порисовать на стенах, как и прочие обитатели всей множественной вселенной.
Возможно, злую шутку сыграло освещение, но среди обычных надписей, выражающих тоску одних человеческих существ по другим человеческим существам, и рисунков, сделанных не столько по памяти, сколько под воздействием распалившегося воображения, — так вот, среди всего этого обнаружились довольно отчетливые изображения человечков в остроконечных шляпах.
Весь в задумчивости, Ринсвинд выскользнул из сарайчика и тихонько двинулся прочь через кусты.
— Ну что, будь спок, а? — Голос кенгуру прозвучал так близко, что Ринсвинд весьма порадовался своему предусмотрительному визиту.
— Я не поверил своим глазам!
— Они повсюду и везде. Они проникли в людские мысли и стали частью этого мира. От судьбы не убежишь, друг.
Возражать Ринсвинд не стал.
— Придется тебе с этим разобраться, — продолжал Скрябби. — Ведь причина — это ты.
— Я?! Но это со мной вечно что-то происходит, а не наоборот!
— Знаешь, мне достаточно тебя разок лягнуть, чтобы вышибить из тебя весь дух. Хочешь убедиться?
— Гм-м… Нет.
— А ты не замечаешь, что своими попытками удрать ты каждый раз только осложняешь ситуацию?
— Да, но от любой ситуации, какой бы сложной она ни была, можно убежать, — возразил Ринсвинд. — В этом и заключена красота системы. Умираешь ты раз и навсегда, а убегать можно вечно.
— А ты не слышал другого изречения: трус умирает тысячу раз, а герой — только однажды?
— Зато его «однажды» смертельнее!
— И не стыдно тебе?
— Нет. Я отправляюсь домой. Найду город под названием Пугалоу, там найму лодку и поплыву домой.
— Пугалоу?
— Только не говори, что такого города нет.
— Ну что ты! Город большой. Так ты туда направляешься?
— И не пытайся меня остановить!
— Вижу, друг, ты уже все для себя решил, — сказал Скрябби.
— Читай по губам! Я ИДУ ДОМОЙ!
— Усы мешают.
— В таком случае читай по бороде!
Кенгуру пожал плечами.
— Что ж, похоже, у меня нет выхода. Придется и дальше тебе помогать.
Ринсвинд приосанился.
— Сам справлюсь, — сказал он.
— Но ты ж не знаешь, куда идти.
— Спрошу у кого-нибудь!
— А еда? Ты ведь умрешь от голода.
— А-а, вот здесь ты заблуждаешься! — отрезал Ринсвинд. — Я обладаю одной удивительной способностью. Гляди!
Приподняв ближайший камень, он сунул под него руку, достал оттуда свой обед и с аппетитом откусил.
— Ну что, убедился?
— Более чем.
— То-то!
Скрябби кивнул.
— Впервые вижу, чтоб с таким наслаждением ели скорпиона.
Бог, примостившись на самой верхушке дерева, трудился над особо многообещающим жучком, когда далеко внизу протопал казначей.
НАКОНЕЦ-ТО. Один из них нашел его подарок!
Бог довольно долго наблюдал за попытками волшебников построить лодку, но так и не понял, чем они там занимались. Очевидно было одно: особый восторг у них вызывали различные плавучие предметы. Что ж, его подарок умеет плавать…
Он подбросил жучка в воздух. Тот ожил и, ознаменовав начало своей жизни бодрым жужжанием, устремился прочь — яркий радужный мазок на фоне верхушек деревьев.
Бог плавно спустился с дерева и последовал за казначеем.
Он еще не решил, как поступить с этими созданиями, но остров, к величайшему сожалению и вопреки всем тщательно спланированным мерам предосторожности, преподносил сюрприз за сюрпризом. Еще из своих наблюдений за волшебниками бог сделал вывод, что они животные общественные. Каждый индивидуум в их социуме выполнял определенную задачу. Рыжий и волосатый должен был лазить по деревьям, а задумчивый, что так не любил муравьев, должен был в эти деревья врезаться. Вероятно, причины такого распределения ролей вскорости станут более понятны.
— А, казначей! — добродушно поприветствовал декан. — Как насчет небольшого путешествия по лагуне?
Уставившись на еле видное над водой бревно, казначей задумался. Порой, в случае острой необходимости, господину Мозгу удавалось скоординировать свои действия с господином Ртом.
— У меня когда-то была лодка, — наконец сообщил он.
— Замечательно! У нас тут как раз есть одна на примете, и ты…
— Зеленая.
— Неужели? Что ж, можно…
— И я нашел еще одну. Тоже зеленую, — продолжал казначей. — Она плавает по воде.
— Ну конечно, конечно плавает, — ласково произнес Чудакулли. — Большая лодка и с множеством парусов. Наверное. А теперь, декан…
— Парус один, — покачал головой казначей. — А спереди большая голая женщина.
Витающий над собеседниками бог неслышно выругался. ЭТУ деталь он даже не планировал. Порой хочется просто бросить все и заплакать.
— Женщина? Голая? — переспросил декан.
— Спокойно, декан, — вмешался главный философ. — Скорее всего, он просто переборщил с пилюлями из сушеных лягушек.
— Она качается на воде, — рассказывал казначей. — Вверх-вниз, вверх-вниз.
Декан перевел взгляд на собственное творение. Вопреки ожиданиям, оно вверх-вниз не качалось. Оно оставалось неподвижным, а вверх-вниз колыхалась вода, то захлестывая бревно, то откатываясь.
— Это остров, — произнес он. — Вполне возможно, что кто-то сюда приплыл. Так что там за голая женщина? Она смуглокожая?
— Декан!
— Интересуюсь исключительно в научных целях, главный философ. Это ведь очень важная биогеографическая информация.
Казначей выждал, пока его мозг опять включится.
— Она зеленая, — нерешительно сообщил он.
— Для человеческого существа, не важно, одетого или нет, цвет не вполне естественный, — отметил главный философ.
— А может, у нее морская болезнь? — предположил декан.
В его душе зародилось легкое томление, и он никак не хотел расставаться с этим сладким чувством.
— Вверх-вниз, вверх-вниз, — добавил казначей.
— Думаю, нам стоит взглянуть, — решил декан.
— А госпожа Герпес? Она еще не выходила из шалаша.
— Если хочет, она тоже может пойти с нами, — милостиво разрешил декан.
— Вряд ли госпожа Герпес так обрадуется голой женщине, хотя бы и зеленой, — сказал главный философ.
— А что в этом такого? Уж по крайней мере одну голую женщину она в своей жизни видела. Хотя, разумеется, не зеленую.
Главный философ чопорно выпрямился.
— Я не допущу, чтобы так отзывались о даме!
— Как отзывались? Она ведь наверняка…
Декан осекся. Пальмовые листья на шалаше раздвинулись, и на лужайку шагнула госпожа Герпес.
Ее волосы, похоже, украшал цветок. По-видимому, выполняющий роль царственной тиары. Некоторые изменения коснулись и ее одежды.
Начать с того, что одежды стало существенно меньше.
Поскольку название ее нового одеяния происходило от названия острова, на Плоском мире не существующего, волшебники никогда не слышали о бикини. К тому же то, что госпожа Герпес соорудила из своей прежней одежды, было гораздо существеннее бикини. Скорее оно имело отношение к Новой Зеландии, поскольку состояло из двух довольно больших и почтенных половин, разделяемых узким каналом. Оставшиеся части своего бывшего одеяния она обмотала вокруг талии — на манер саронга.
Одним словом, все было вполне прилично. Но странное дело, общее впечатление складывалось совершенно обратное. Похожего эффекта госпожа Герпес достигла бы, прикрывшись фиговым листком шести футов шириной. Он все равно остался бы фиговым листком.
— Йа вот подюмала, здесь так жарко, надо одеться ЧЮТЬ-ЧЮТЬ иначе, — сообщила она. — Разюмеется, мне бы и в голову не пришьло одеваться так в Универьситете, но посколькю мы здесь немного задержимься, йа как раз вспомьнила одну чюднюю иконографию королевы Зазумбы Сумтрийской. Как вы дюмаете, где здесь можьно принять ванню?
— Ммяяя, — отозвался главный философ.
Декан прокашлялся.
— В джунглях есть небольшой водоем.
— С кувшинками, — добавил заведующий кафедрой беспредметных изысканий. — Розовыми.
— Ммяяя, — снова выразился главный философ.
— И с водопадом, — уточнил декан.
— Ммяяя.
— И с мыльным кустом, если уж на то пошло.
Они проводили ее взглядом.
— Вверх-вниз, вверх-вниз, — прокомментировал казначей.
— Прекрасная фигура, — заметил Чудакулли. — Без туфель у нее совсем другая походка — вы не находите? Эй, главный философ, ты как там себя чувствуешь?
— Ммяяя?
— Похоже, ты перегрелся. Рожа у тебя совсем красная.
— Я, ммяяя… мне… проклятье, эта жара и вправду меня доконает. Пожалуй, мне тоже не мешало бы окунуться…
— В лагуне, — с нажимом произнес Чудакулли.
— Но ведь соленая вода очень вредна для кожи, аркканцлер.