– И да, и нет, – заговорил он наконец.
Несколько астрономов рангом пониже, стоящих за спинкой трона, при виде подобной неучтивости судорожно втянули в себя воздух, но их повелитель, такое впечатление, ничего не заметил.
– Продолжай, – велел он.
– Я не владею некоторыми существенно важными навыками. Тем не менее я – Златоглаз Сереброрук Дактилос, – сказал ремесленник. – Я изготовил Железных Воинов, которые охраняют Гробницу Питчю, спроектировал Световые Дамбы Великого Нефа, построил Дворец Семи Пустынь. Однако… – он поднял руку и постучал по одному из своих глаз, который в ответ слабо зазвенел. – После того как я закончил армию големов для Питчю, он отвалил мне кучу золота, но, чтобы я не создал ничего такого, что могло бы сравниться с работой, которую я выполнил для него, он приказал выколоть мне глаза.
– Мудро, но жестоко, – с сочувствием отозвался архиастроном.
– Да. Так что я научился слышать закалку металлов и видеть пальцами. Я стал различать руды по вкусу и запаху. Я выковал эти глаза, но я не смог заставить их видеть. Потом меня призвали строить Дворец Семи Пустынь, и в результате эмир осыпал меня серебром, а затем, чему я совсем не удивился, повелел отрубить мне правую руку.
– Серьезная помеха в таком деле, как твое, – кивнул архиастроном.
– Часть серебра я использовал для того, чтобы смастерить себе новую руку, в чем мне помогли несравненные познания по части рычагов и точек опоры. Рука начала действовать. После того как я создал первую великую Световую Дамбу вместимостью пятьдесят тысяч часов дневного света, племенной совет Нефа одарил меня превосходными шелками, а потом приказал перерезать мне сухожилия, чтобы я не убежал. В результате из этого шелка, а также некоторого количества бамбука я построил летательную машину, на которой спустился с высокой башни, являющейся моей тюрьмой.
– И вскоре ты очутился в Крулле, – сказал архиастроном. – Знаешь, я не могу избавиться от ощущения, что в других занятиях риска куда меньше. К примеру, вряд ли тебя предадут смерти в рассрочку за выращивание салата. Почему ты упорно возвращаешься к своему ремеслу?
Златоглаз Дактилос пожал плечами.
– Потому что я в нем мастер.
Архиастроном снова взглянул на бронзовую рыбу, которая сияла, как гонг, в свете полуденного солнца.
– Какая красота, – пробормотал он. – Единственная в своем роде. Ну, Дактилос, напомни мне, что я пообещал в награду за это творение?
– Ты попросил меня спроектировать рыбу, которая могла бы плавать по морям пространства, что лежат между мирами, – произнес главный ремесленник. – В обмен на это… в обмен…
– Да? Моя память уже не та, что раньше, – промурлыкал архиастроном, поглаживая теплую бронзу.
– В обмен, – без особой надежды продолжал Дактилос, – ты обещал отпустить меня на свободу и воздержаться от отрубания каких бы то ни было конечностей. Я даже не прошу у тебя сокровищ.
– Ах, да. Что-то припоминаю, – кивнул старик, но потом, подняв руку, добавил: – Так вот, я солгал.
В воздухе пронесся еле слышный шелест, и златоглазый ремесленник пошатнулся. Опустив глаза на торчащий из груди наконечник стрелы, он устало кивнул. Из уголка его рта скатилась струйка крови.
В полной (если не считать гудения нескольких кружащих в ожидании мух) тишине серебряная рука медленно поднялась и ощупала стрелу.
Дактилос крякнул.
– Дрянная ковка, – сказал он и опрокинулся навзничь.
Архиастроном толкнул тело ногой и вздохнул.
– Как и полагается, когда умирает главный ремесленник, мы почтим его память кратким периодом траура. – Он проследил взглядом за навозной мухой, которая уселась было на золотой глаз, но, озадаченная, вспорхнула и улетела прочь. – Все, траур закончен. Достаточно.
Знаком он приказал рабам унести тело и спросил:
– Рептилионавты готовы?
Главный распорядитель запуска протолкался вперед.
– Так точно, ваше светлейшество.
– Подобающие молитвы произносятся?
– Именно так, ваше светлейшество.
– Сколько осталось до дверей?
– До окна запуска, – осторожно поправил главный распорядитель. – Три дня, ваше светлейшество. Хвост Великого А'Туина придет в наиблагоприятнейшее положение.
– Следовательно, нам остается только подыскать подходящие кандидатуры на роль жертв, – заключил архиастроном.
Главный распорядитель поклонился.
– Океан нам их обеспечит.
– Как всегда, – улыбнулся старик.
– Если бы ты умел прокладывать курс…
– Если бы ты мог нормально держать руль…
Палубу захлестнула волна. Ринсвинд и Двацветок посмотрели друг на друга.
– Вычерпывай давай! – в один голос крикнули они и схватились за ведра.
Спустя некоторое время из залитой водой каюты снова просочился голос Двацветка:
– Не понимаю, я-то в чем виноват? – сказал турист, подавая наверх очередное ведро, которое волшебник тут же вылил за борт.
– Ты должен был нести вахту, – огрызнулся Ринсвинд.
– Может, ты забыл, но именно благодаря мне мы удрали от работорговцев, – заметил Двацветок.
– Уж лучше бы я стал рабом, чем трупом, – парировал волшебник.
Вдруг он выпрямился и озадаченно уставился на море.
Этот Ринсвинд сильно отличался от того волшебника, который месяцев шесть назад спасался бегством из пылающего Анк-Морпорка. На теле его появилось больше шрамов, а за плечами осталось больше путешествий. Он побывал в Пупземелье, открыл для себя любопытные обычаи многих колоритных народов – неизменно приобретая в процессе все новые шрамы – и даже в течение нескольких незабываемых дней плыл по легендарному Безводному океану, который располагался в самом сердце невероятно засушливой пустыни по имени Великий Неф. В намного более холодном и мокром море он видел плавающие горы льда. Он катался верхом на воображаемом драконе. Он чуть было не произнес самое могущественное заклинание на Диске. Он…
…Расстояние до горизонта определенно сократилось.
– Гм? – сказал Ринсвинд.
– Я говорю, нет ничего хуже рабства, – повторил Двацветок.
Его рот изумленно раскрылся – Ринсвинд забросил свое ведро далеко в море и тяжело опустился на залитую водой палубу. Лицо волшебника посерело.
– Послушай, да, я был не прав, я проглядел риф, но наша лодка тонуть не собирается, а значит, рано или поздно мы обязательно наткнемся на какуй-нибудь остров, – успокаивающе сказал Двацветок. – Это течение наверняка принесет нас куда-нибудь.
– Ты на горизонт посмотри,-– бесцветным голосом посоветовал Ринсвинд.
Двацветок прищурился.
– Горизонт как горизонт, – изрек он спустя пару минут. – Признаю, его вроде бы стало меньше, чем обычно, но…
– Это из-за Краепада, – объяснил Ринсвинд. – Нас несет за Край света.
Наступила долгая тишина, нарушаемая только плеском волн о борта полузатопленной, медленно кружащейся лодки. Течение заметно усилилось.
– Вот почему мы налетели на риф, – добавил Ринсвинд. – Ночью мы сбились с курса.
– Перекусить не хочешь? – спросил Двацветок, начиная рыться в узелке, который он привязал к лееру, подальше от сырости.
– Да ты что, не понимаешь? – рявкнул Ринсвинд. – Мы падаем за Край, будь он проклят!
– Мы можем что-нибудь изменить?
– Нет!
– Тогда не вижу смысла паниковать, – спокойно сказал Двацветок.
– Я знал, что нам не следует приближаться к Краю, – пожаловался Ринсвинд небу. – Вот бы сейчас…
– Вот бы сейчас иконограф! – подхватил Двацветок. – Однако он остался на работорговческом судне вместе с остальными моими пожитками, что лежали в Сундуке…
– Там, куда мы направляемся, сундуки тебе не понадобятся, – успокоил Ринсвинд.
Его плечи обмякли, и он мрачно уставился на виднеющегося вдали кита, который имел неосторожность заплыть в идущее к Краю течение и теперь пытался выбраться.
На укоротившемся горизонте просматривалась какая-то белая полоса, и волшебнику почудилось, что до его ушей донесся отдаленный рев.
– А что происходит после того, как корабль свалится за Краепад? – спросил Двацветок.
– Да кто его знает…
– Может быть, мы проплывем через пространство и причалим к какому-нибудь другому миру, – в глазах маленького туриста появилось отсутствующее выражение. – Это было бы здорово, – сказал он.
Ринсвинд злобно фыркнул.
В небе поднялось солнце, которое в такой близости от Края было куда крупнее, чем обычно. Они стояли, прислонившись спинами к мачте, погруженные в свои мысли. Время от времени то один, то другой вдруг хватался за ведро и ни с того ни с сего начинал отчаянно вычерпывать воду.
Море вокруг стало намного оживленнее. Ринсвинд заметил несколько плывущих бревен, а вода у поверхности кишмя кишела всевозможными рыбами. Все правильно, здесь и должно быть много рыб, поскольку течение изобиловало пищей, которую волны смывали с континентов, расположенных вокруг Пупа. Ринсвинд спросил себя, что же это за жизнь, когда приходится постоянно плыть, чтобы остаться на одном месте. «В точности мой случай», – решил он.
Его взгляд упал на маленькую зеленую лягушку, которая отчаянно барахталась, увлекаемая неумолимым течением. К вящему изумлению Двацветка, Ринсвинд нашел весло и осторожно выдвинул его в сторону крошечной амфибии, которая с благодарностью взобралась на лопасть. И тут же пара челюстей пробила поверхность воды, бессильно защелкнувшись там, где только что плавала добыча.
Лягушка посмотрела на Ринсвинда, который держал ее в ладонях, и задумчиво цапнула волшебника за палец. Двацветок хихикнул. Ринсвинд засунул лягушку в карман и сделал вид, что ничего не слышал.
– Все это очень человечно, но ради чего? – спросил Двацветок. – Все равно через час ее ждет та же участь.
– А ради того, – туманно ответил Ринсвинд и некоторое время молча вычерпывал воду.
В воздухе повисла водяная пыль, а течение стало таким сильным, что поднялись волны. Воздух и вода казались неестественно теплыми. Море было затянуто жаркой золотистой дымкой.
Рев зазвучал громче. В нескольких сотнях ярдов на поверхности показался кальмар, который превосходил размерами все, когда-либо виденное Ринсвиндом. Щупальца чудовища бешено колотили по воде, пока оно опять не ушло в глубину. Что-то еще, громадное и, к счастью, не поддающееся опознанию, завывало в тумане. Стайка летучих рыб выпрыгнула в воздух, беспорядочно мелькая в облаке окаймленных радугой капель. Рыбешкам удалось преодолеть несколько ярдов, после чего они вновь упали в море и их затянуло водоворотом.