– Да, потому что они уж об этом позаботились, – сказал Трев. – Спросите зрителей! Они видели!
– И вообще, у них башмаки, которыми можно дробить камни! – запротестовал Чудакулли.
– Да, Наверн, то есть, прости, капитан, но пока что не существует правил касательно того, какими должны быть башмаки. Более того, это именно такие башмаки, которые, по традиции, носят игроки в футбол.
– Это просто орудия убийства!
– Я отлично понимаю, что ты имеешь в виду, но чего ты от меня хочешь? – спросил Генри. – Я всерьез подозреваю, что, если прервать матч сейчас, мы с тобой не выйдем отсюда живыми. Даже если мы ускользнем от разъяренной толпы, то не спасемся от разъяренного Витинари. Игра будет продолжена. «Незримые Академики» могут выпустить на поле замену, и я… сейчас скажу… – Он вытащил записную книжку. – Ах да. Я позволю вам сделать свободный удар с того самого места, где произошла столь досадная случайность. И примите к сведению, что в дальнейшем на подобные случайности я буду смотреть не так благосклонно. Надеюсь, мистер Боров, вы доведете эту мысль до своей команды.
– Кончайте в солдатики играть! – закричал Трев. – Они только что вынесли вашего лучшего игрока, и вы им позволите стоять тут и ухмыляться?
Но судья, в конце концов, некогда был деканом Незримого Университета, то есть человеком, привыкшим к лобовым столкновениям с Наверном Чудакулли. Он смерил Трева ледяным взглядом, неторопливо повернулся к аркканцлеру и сказал:
– И я надеюсь, что ты, капитан, тоже внушишь своей команде, что мои решения не оспариваются. Объявляю пятиминутный перерыв для разъяснительной беседы, и пусть кто-нибудь вынесет бедного профессора Макарону с поля. Найдите какого-нибудь костоправа, пусть глянет на него.
Голос у него за спиной прогремел:
– Я уже здесь, сэр.
Оба обернулись. Необъятных размеров фигура в цилиндре и с маленьким саквояжем кивнула им.
– Я не ожидал увидеть тебя тут, – сказал Чудакулли.
– Да я бы в жизни не пропустил матч! – воскликнул доктор Газон. – Ну-ка, ребята, оттащите пострадавшего в тот угол, и я посмотрю, что с ним такое. Счет я пришлю тебе, Наверн.
– Может быть, перенести его туда, где потише и поспокойней? – намекнул судья.
– Ни в коем случае, я хочу видеть игру!
– И им это сойдет с рук, – пожаловался Трев, шагая обратно за линию. – Все знают, что им ничего не будет.
– У нас есть остальные игроки, мистер Трев, – напомнил Натт, шнуруя башмаки. Он, конечно, сшил их сам, и они больше напоминали перчатки для ног. – И, разумеется, я как первый запасной. Обещаю сделать что могу, мистер Трев.
До сих пор для библиотекаря день тянулся скучно, не считая одной-единственной минуты славы. Стоять в воротах было довольно тоскливо, и он проголодался, а потому приятно удивился, когда перед воротами вдруг появился огромный банан. Впоследствии все пришли к выводу, что в футбольном контексте к загадочно появляющимся фруктам следует относиться с изрядной осторожностью. Но библиотекарь хотел есть, перед ним лежал банан, поэтому он послал к черту метафизику и съел его.
Гленда, сидевшая на трибуне, подумала, что, кажется, была единственной, кто заметил пугающе яркий желтый банан в полете, а затем – огромную ухмылку на лице мамаши Аткинсон, которая смотрела на Гленду из толпы. Мать Глупса Аткинсона сама по себе являлась смертельным оружием. Всякий, кто хоть раз стоял в Толкучке, знал ее как весьма изобретательную и разностороннюю правонарушительницу. Ей все всегда сходило с рук, потому что ни у кого не хватит совести ударить старушку. Особенно ту, с которой рядом стоит Глупс.
– Прошу прощения, – сказала Гленда, вставая. – Мне нужно поскорей спуститься.
– Исключено, детка, – ответил Пепе. – Здесь яблоку негде упасть. Толкучка как она есть.
– Присмотри за Джульеттой, – велела Гленда, наклонилась и похлопала ближайшего болельщика по плечу. – Я хочу спуститься как можно быстрей. Вы не против, если я спрыгну?
Тот посмотрел на сверкающий силуэт Джульетты и сказал:
– Не возражаю, если твоя подружка меня поцелует.
– Нет. Если хочешь, я сама тебя поцелую.
– Э… не утруждайтесь, мисс. Вот, держитесь за руку.
Спустилась она довольно быстро, переходя с рук на руки, в сопровождении непристойных шуток и веселой возни, в процессе которой Гленда искренне радовалась, что надела самые просторные и непроницаемые панталоны[144].
Протискиваясь и проталкиваясь в толпе, она добралась до ворот в ту самую секунду, когда банан был проглочен одним заходом. Беспомощно отдуваясь, Гленда остановилась перед библиотекарем. Он широко улыбнулся, задумчиво взглянул на нее и рухнул навзничь.
Сидя высоко на трибуне, госпожа Марголотта повернулась к Витинари:
– Это тоже часть игры?
– Боюсь, что нет, – ответил тот.
Ее светлость зевнула.
– По крайней мере, стало капельку увлекательней. Они больше спорят, чем играют.
Витинари улыбнулся.
– Да, мадам. Футбол во многом похож на дипломатию – короткие периоды борьбы сменяются долгими периодами переговоров.
Гленда потрясла библиотекаря.
– Эй, вы в порядке?
Ответом ей был хрип. Она сложила руки рупором и крикнула:
– Люди… в смысле, кто-нибудь! Сюда!
Под аккомпанемент шиканья и – поскольку дело происходило в Анк-Морпорке – радостных возгласов кочующий комитет, объединивший судью и игроков, заспешил к воротам «Незримых Академиков».
– Кое-кто бросил на поле банан, и я видела кто. Кажется, банан отравлен, – на одном дыхании выпалила Гленда.
– Он тяжело дышит, – сказал Чудакулли. Это замечание было излишним, поскольку от храпа тряслись ворота.
Аркканцлер присел на корточки и приложил ухо к груди библиотекаря.
– Сомневаюсь, что его отравили, – наконец изрек он.
– Почему? – спросил Думминг.
– Я по природе не мстительный человек, но если кто-нибудь отравит нашего библиотекаря, то я лично позабочусь о том, чтобы университет выследил отравителя при помощи всех имеющихся в нашем распоряжении магических, мистических и оккультных средств и сделал его жизнь такой ужасной, что он и представить себе не может! Более того, что и я представить себе не могу. И даже не сомневайтесь, господа, что я уже предпринял кое-какие шаги.
Думминг оглядывался, пока не заметил Ринсвинда.
– Профессор Ринсвинд, вы были… то есть вы его друг. Что вам стоит сунуть пальцы ему в глотку или что-нибудь такое?
– Ну нет, – сказал Ринсвинд. – Я очень привязан к своим пальцам и смею надеяться, что они также привязаны ко мне.
Шум толпы становился все громче. Люди пришли смотреть футбол, а не дебаты.
– Но доктор Газон еще здесь, – продолжал Ринсвинд. – Он, между прочим, зарабатывает на жизнь тем, что сует пальцы в разные места. Он в этом спец.
– Ты прав, – сказал судья. – Давайте поручим ему и второго пациента.
Он повернулся к Чудакулли.
– Вам придется выставить второго запасного игрока.
– Сейчас выйдет Тревор Навроде, – сказал аркканцлер.
– Нет! – воскликнул Трев. – Я обещал своей старушке.
– А я думал, ты часть команды.
– Да, сэр, типа того… я помогаю и все такое… но я обещал своей старушке, сэр, когда папаша умер. Да, да, меня внесли в список, но кто же думал, что так обернется?
Чудакулли уставился на небо.
– Что ж, господа, я полагаю, что нельзя требовать от человека, чтобы он нарушил обещание, данное старушке матери. Это хуже, чем убийство. Нам придется играть вдесятером. Как-нибудь обойдемся.
Редактор «Таймс», сидя в своей хлипкой будочке, взял блокнот и объявил:
– Я пойду туда. Глупо сидеть здесь сложа руки.
– Вы собираетесь на поле, сэр?
– По крайней мере, я хоть пойму, что происходит.
– Вряд ли судья вам разрешит, сэр!
– Ты будешь играть, Трев? – спросила Гленда.
– Я же сказал! Сколько раз надо повторить? Я обещал своей старушке!
– Но ты в команде, Трев.
– Я обещал своей старушке!
– Да, но, разумеется, она бы поняла.
– Легко тебе говорить. Откуда ты знаешь?
– О, есть разные варианты, – жизнерадостно отозвался какой-то голос.
– Здравствуйте, доктор Икс, – сказала Гленда.
– Я, как вы понимаете, подслушал ваш разговор. Если мистер Навроде скажет мне, где похоронена его мать, а судья даст небольшую отсрочку, может быть, я сумею…
– Так я тебя и подпущу с лопатой к моей матери! – заорал Трев. По его лицу катились слезы.
– Трев, мы тебя понимаем, – сказала Гленда. – Старушка мать – это всегда нелегко… – И она добавила, даже не задумываясь о смысле своих слов: – И я не сомневаюсь, что Джульетта тоже поймет.
Она взяла его за руку и увела с поля. Трев был прав, все пошло наперекосяк. Лучезарные перспективы начали увядать.
– Вы подарили им гол, сэр, – напомнил Думминг, когда они с Чудакулли заняли свои места на поле.
– Я верю, что из мистера Натта получится неплохой вратарь, – ответил Чудакулли. – И я покажу им, что бывает с теми, кто пытается отравить волшебника!
Прозвучал свисток.
– ДВАДЦАТЬ ОТЖИМАНИЙ! Прошу прощения, господа, я сам не знаю, что говорю…
Вот что бывает с теми, кто пытается отравить волшебника: в футболе у них появляется преимущество, хотя бы на некоторое время. Отсутствие профессора Макароны стало смертельным ударом для «Незримых Академиков». Он был краеугольным камнем, на котором основывалась стратегия университетской команды. Осмелев, «Юнайтед» ринулись в бой.
«И все-таки, – думал редактор «Таймс», лежа на кромке поля со своим иконографом, – волшебники как-то держатся». Он писал с бешеной скоростью, стараясь не обращать внимания на обертки от пирогов, пивные бутылки, банановые шкурки и сальные пакетики из-под гороха, которые градом сыпались на поле. У кого сейчас мяч? Редактор заглянул в список игроков, который успел набросать. Ах да. «Юнайтед» прорвались на сторону противника, и мяч у Энди Шенка, весьма неприятного молодого человека, но… на поле явно происходит что-то выходящее за рамки нормальной футбольной тактики. Несколько игроков «Юнайтед» выстроились вокруг Энди – таким образом, он бежит, окруженный телохранителями. Даже товарищи по команде как будто не понимают, что происходит, но мистер Шенк, тем не менее, нанес уверенный удар по воротам… и мяч ловко перехвачен в воздухе мистером Наттом». Редактор заглянул в шпаргалку: «Орк». Он дописал: «…которому привычно хватать большие круглые предметы». Но потом он устыдился и вычеркнул эти слова. «Как бы низко мы ни пали, – сказал де Слов сам себе, – мы все-таки не желтая пресса».