В животе образовалась пустота. Мой отец редко проявлял эмоции. С тех пор, как я вернулся в Бруклин после побега из ГУЛАГа, он не знал, как со мной обращаться. Я предположил, что это потому, что он больше не знал меня. Я оставил его мальчиком, а вернулся поврежденным мужчиной. Четырнадцать лет воспитания были упущены. Я никогда не задумывался об этом раньше. Возможно, он был так же потерян, как и я.
Он наклонился вперед.
— Тогда, в нашей частной комнате, когда Киса сказала мне, что ты вернулся, что мой сын, мой потерянный сын, был тем человеком, убившим Алика Дурова в клетке, я не мог поверить. — Его глаза потеряли фокус. — Ты был жестоким, диким, но готовым к действию. Ты убил Алика Дурова. Ты убивал всех, кто попадался на твоем пути. Ты был неудержимым, самым результативным убийцей, которого я видел, ну, со времен Алика.
При упоминании Алика Дурова я напрягся, но выражение лица отца смягчилось. Я смотрел на своего настоящего отца. Не на босса братвы, а на Ивана Толстого, моего отца.
— Я видел, как тот парень медленно сходил с ума, Лука. Я наблюдал за этим своими глазами. С каждым убийством он жаждал крови. И эта жажда медленно брала его под свой контроль. А что касается всех этих хреновых вещей, которые он делал наедине? Я понятия не имел. Но тот парень жил ради убийства. Разыскивал наших врагов и пытал их.
Убивал их самыми садистскими способами, какие только можно себе представить. — Он вздохнул. Мне показалось, он выглядел усталым. — Мы можем убивать, Лука, но мы не звери. Мы придерживаемся кодекса, даже когда речь идет о смерти наших соперников.
— Папа, — хотел я прервать его, но отец поднял руку.
— Когда я увидел тебя, убивающего Дурова, ты уже не походил на моего серьезного и уважительного сына, которого я знал в детстве. — Его глаза встретились с моими. — Ты был похож на Дурова. Та же потребность в убийстве была в твоих глазах. — Он откинулся на спинку дивана и провел рукой по усталому, стареющему лицу. — Так оно и есть, Лука.
Тот взгляд. Тот взгляд все еще здесь. Каждый день. — Тишина повисла в воздухе, и он добавил: — Ты станешь паханом, Лука. В этом мы уверены. Но я отказываюсь смотреть, как мой сын становится похожим на Дурова. Я только тебя вернул. Я не хочу терять тебя снова. Особенно уступать демонам, которых ты держишь внутри. Я не потеряю тебя ради себя.
Мою грудь защемило при вспышке уязвимости в глазах отца. Я встал и подошел к нему. Я опустился на колени у его ног.
— Папа, я вернулся. И я не Алик Дуров. Я твой наследник и не подведу тебя. Даю тебе слово.
В глазах отца появились слезы. Он поднял руку и похлопал меня по щеке.
— Ты — моя жизнь, Лука. Мое наследие, — сказал он, сдерживая эмоции. — Я жил с пустотой в сердце, когда тебя не было. Я думал, что принятие того, что ты мертв, все эти годы было самой тяжелой частью потери тебя. — Он пожал плечами. — Оказывается, это не так. Потому что жить с осознанием того, что я могу потерять тебя снова — все потому, что ты жаждешь быть в бою — боюсь, на этот раз, меня это убьет.
— Папа, я никуда не денусь, — заверил я. — И я никогда тебя не подведу. Клянусь тебе. Я клянусь нашей фамилией. Я… — я боролся с комком в горле, — я заставлю тебя гордиться, папа. Просто дай мне шанс.
Отец протянул руку и обнял меня. Прижав поцелуй к моей голове, он прошептал:
— Ты уже заставляешь меня гордиться, Лука. Уже.
Он обнимал меня еще несколько секунд, прежде чем отступить. Поднявшись на ноги, он поправил галстук и пошел к двери. Прежде чем остановиться, он спросил:
— Как Талия? Она казалась расстроенной, когда мы в последний раз говорили.
Я поднял голову и уловил беспокойство на его лице.
— Она в порядке, — ответил я, избегая любого упоминания о Заале в разговоре.
Он кивнул.
— Хорошо. Ей нужен был этот отдых.
С этими словами он вышел за дверь и покинул мой дом.
Я сидел на полу, прокручивая минувший разговор в голове, пока кто-то за моей спиной не прочистил горло. Я оглянулся, и Михаил, мой личный бык, стоял позади меня.
— Все готово? — спросил я. — У нас есть местонахождение этого ублюдка?
Михаил кивнул.
— Он прячется в доках.
Я поднялся с пола и прошагал мимо Михаила. Мы сели в машину. Впереди фургон, полный быков.
Спустя двадцать минут мы подъехали к докам и складу, в котором предположительно прятался Джахуа. Я оглядел темную и обветшалую местность. Место было пустынным.
Михаил посмотрел на меня в зеркало заднего вида. Я поднял руку, и Михаил отдал приказ отправить быков. Они вышли из фургона и направились на склад.
Я ждал выстрела.
Я ждал криков, но была только тишина.
Что-то проскочило в наушнике Михаила. Его бледно-голубые глаза встретились с моими в зеркале. У меня кровь застыла в жилах.
— Что? — спросил я.
— Внутри кое-кто есть.
Через несколько секунд я вышел из машины и направился к складу. Я ворвался в дверь, но меня встретило огромное пустое пространство.
Мои глаза поднялись к стропилам. Два тела висели на шеях, животы были выпотрошены, горло перерезано. Я подошел ближе, мои ноги шли прямо по луже крови.
Я посмотрел на мужчин, пытаясь определить, кто они.
— Черт! — Михаил зашипел у меня за спиной.
Я резко повернул голову.
— Что? — спросил я, и мой пульс начал биться у меня в горле.
Михаил побледнел.
— Что? — прогремел я снова. Михаил высоко поднял голову.
— Это были двое моих людей.
Я нахмурился и подошел к нему.
— Зачем Джахуа убивать их? Зачем он раскрыл себя? Чтобы мы увидели два трупа?
Михаил поднялся на ноги.
— Этих двоих сегодня привезли в Бруклин. Они сменяли охрану. У них были семьи, и они отсутствовали в течение нескольких недель. Я решил привезти их домой, чтобы они патрулировали территорию здесь.
Я покачал головой и открыл рот. Но Михаил заговорил раньше меня.
— Они были в доме в Хэмптонсе. Они патрулировали там. Они были приставлены к Коставе и к твоей сестре.
Я напрягся. Каждая мышца моего тела наполнилась обжигающей кровью. Я посмотрел на трупы и мой желудок мгновенно сжался.
Талия.
Заал.
— Кто сообщил о сегодняшнем вечере? Кто дал тебе наводку? — спросил я Михаила. Он побледнел и посмотрел на одного из придурков, качающихся под крышей.
— Андрей, — ответил он и указал на труп.
Мои руки дрожали от ярости. Это была подстава, гребаная подстава! Выхватив из куртки нож, я запустил его в самое сердце предателя, свисавшее с потолка. Быки отступили назад, а я кипел от ярости.
— Дай мне свой телефон! — приказал я Михаилу. Он передал его мне, и я позвонил в дом в Хэмптонсе. Все, что я получил, это мертвая тишина.
— Связь оборвана, — сказал я. Быки неловко сдвинулись. Дрожа от раскаленного гнева, я взревел и швырнул телефон о стену, разбив чертову штуковину на куски. Я побежал к двери, быки следовали за мной.
— Доберитесь до Хэмптонса! Этот ублюдок подставил нас. Предал нас. Джахуа вернулся за Заалом! Этот ублюдок вернулся за своим человеком.
Когда я выбежал за дверь, страх, настоящий страх захлестнул мою кровь. Талия… этот ублюдок собирался убить мою сестру.
Мой разум заблокировался. Кровь застыла в жилах. Только одно пришло мне в голову.
Неминуемая смерть Джахуа.
Глава 17Талия
Волны разбивались о берег. Эти звуки убаюкивали меня в полудреме. Заал положил голову мне на колени, и я водила пальцами по его длинным волосам.
Рука Заала поглаживала меня по животу. Его прекрасные нефритовые глаза смотрели на меня с полным обожанием.
Ему становилось лучше. Он выглядел лучше. Несколько дней отдыха, после того как он узнал о своей семье, вернули румянец на его щеки. И он больше говорил, больше вспоминал.
— Расскажи мне о них, zolotse, — тихо попросила я, не желая нарушать пьянящий покой, который мы нашли в этой комнате.
Заал взглянул на меня и сглотнул. Я наклонилась и поцеловала его в голову.
— Расскажи мне о своей семье.
— Я не помню многого, — ответил он. Его акцент становился все сильнее по мере того, как эмоции овладевали им. — Я помню только некоторые вещи о каждом из них, обо мне, как о ребенке.
— Расскажи мне, — снова подтолкнула я его и для утешения взяла за руку.
Заал закрыл глаза. Я видела, как они двигались под его веками. Его рука сжала мою, и я поняла, что он вытягивает из своего сознания образы, украденные воспоминания. Он сказал мне, что видел только картинки. Испытывал определенные чувства, вспоминая их.
Но это было нечто. Я боялась, что из-за наркотиков, которыми его травили годами, у него вообще не будет никаких воспоминаний. Мы все еще не были уверены в повреждении его тела, его разума, но просто иметь хоть что-то, за то можно уцепиться, это было благословение прямо от Бога.
Заал открыл глаза. Он уставился на меня.
— Помню, мне нравилось лежать на солнце, — прохрипел он, и губы его изогнулись. — Я помню, как мой брат сидел рядом со мной. — Его рука вдруг сжала мою, и он нахмурился. — Я помню, что мы всегда были вместе. Думаю, он всегда был рядом со мной. Два папиных мальчика.
Я боролась с комком, застрявшим у меня в горле. Этот человек. Этот двухметровый сто десятикилограммовый мужчина говорил с такой мечтательностью о своем потерянном брате. С такой мягкостью и нежностью в его хриплом глубоком голосе.
— Что еще, малыш? — спросила я, все еще гладя его по волосам.
Его глаза прищурились, когда он попытался заставить себя вспомнить.
— У меня была сестра Зоя. — Он сделал глубокий вдох, и его тело напряглось. — Она… она везде ходила за мной. Я ее sykhaara.
— Что это значит? — спросила я успокаивающе.
Губы Заала приподнялись в нежной улыбке.
— Моё счастье.
Обожание наполнило его глаза, когда он добавил:
— Ей было пять лет. У нее были длинные черные волосы и такие темные глаза, что они казались черными. Такие темные, что напоминали уголь. Она всегда ходила за мной по пятам. Я обещал, что буду защищать ее, когда она станет старше, и когда мы с братом возглавим семью.