Рис Инари (СИ) — страница 28 из 48

Я сильно уставала. По мере того, как узор из пластинок складывался, на полу оставалось все меньше места для того, чтобы перемещаться и удобно усесться, а потом даже и спать лечь стало затруднительно. А еще мне казалось, что домик высасывает из меня магию медленно, но верно. И если к тому моменту, когда она закончиться, я не успею собрать все пластины, то шанса выбраться у меня точно не будет. Поэтому я сократила время сна. Вот нельзя мне тратить его на сон! Нужно торопиться.

Когда последняя пластина была положена на свое место, и огромный пазл на полу замерцал и слился в единую плиту, занявшую весь этаж за исключением узенькой полоски вдоль стены, я не поверила своим глазам. Просто потому, что сил не было даже на радость. Но вдруг что-то громко заскрипело, и на противоположной стене появилась дверь. Призывно открытая дверь. Я с трудом взяла на руки моего спасителя Бакэ и поковыляла на выход прямо по собранному мной пазлу, не боясь теперь, что он распадется.

Переступив порог, я удивленно замерла на крыльце. Зима? Откуда взялась зима?! Все было очень похоже на предыдущий мой выход из домика после первого испытания: огромные сугробы и ярко-красная арка для прохода. Правда, в этот раз меня никто не ждал. И никто не подбадривал и не протягивал руку. Кругом было тихо и очень пустынно.


Я поежилась и сделала шаг по чистому белому снегу к арке.

*Ака-намэ — банный дух из японского фольклора. Буквально в переводе с японского его наименование означает «слизывающий грязь». Появляется в тех банях, где давно не было уборки. Как следует из его названия, питается антисанитарией.

Его появление быстро воспитывает у людей привычку убираться за собой в помывочных комнатах. Если принять ванну после того, как её вылизал ака-намэ, то это чревато каким-нибудь заболеванием: таким образом в образе ака-намэ отразилось наблюдение народа, что пренебрежение правилами гигиены пагубно отражается на здоровье. Его родич — длинноногий Тэньё-намэ — облизывает грязные потолки. На Руси существовал похожий дух — Ба́нник — особый род домовых, недобрый дух. Банника винят во всех неудачах в бане. Любимое занятие банника — обжигать людей кипятком, кидаться камнями в каменке, а также стучать в стену, пугая парящихся. Банник вредит очень сильно, обдирает кожу или запаривает до смерти только тем, кто нарушает запреты.

** Я имела в виду картины испанского художника-сюрреалиста Сальвадора Дали «Сон, вызванный полётом пчелы вокруг граната, за секунду до пробуждения» и «Постоянство памяти».

*** Первым придумал пазлы в современном понимании в 1766 году лондонский гравёр, картограф и издатель Джон Спилсбери. Он сделал увлекательную головоломку для обучения детей географии — распилил пилой для инкрустаций чёрно-белую бумажную географическую карту, предварительно наклеенную на деревянную основу, по линиям государственных границ. Карту предлагалось собрать заново.

Глава 13Японская пословица: Бывает, что лис(т) тонет, а камень плывет

Надеюсь, больше уж не будет снега:

Повсюду солнышко весеннее играет,

И воздух волнами

Колышется

Над теплою землей.


Осикоти-но Мицунэ

Автор Осикоти-но Мицунэ годы жизни неизвестны и определяются условно как около 850–925, японский придворный администратор и вака-поэт периода Хэйан. Его имя включено в список «Тридцати шести бессмертных поэтов».

Перевод с японского И. А. Борниной

* * *

Я сильно переоценила свои силы. Сделав еще один шаг, я упала в снег. Чувство было точно такое, как если бы я долго болела и, выздоровев, первый раз вышла на улицу. Буквально первый же глоток свежего воздуха опьянил сильнее, чем любой алкоголь.

Вот что именно я ощущала в тот момент. Я перевернулась на спину и подняла глаза к небу. А потом и огляделась.

Я была совершенно точно не в том месте, в котором заходила в испытательный домик: не видно было ни тропинки к домику Юри, ни самого домика Юри тоже не было. Где это я, собственно?

И опять меня начал тормошить Бакэ.

— Хозяйка! Вставай, хозяйка. Нельзя спать. Нужно уходить. Вставай, хозяйка!

Я с трудом перевернулась и встала на ноги. И в самом деле. Нельзя разлеживаться.

— Бакэ? Иди сюда, милый! — и я, наклонившись, подхватила сандалию на руки, — Мы пройдем арку вместе. А то мало ли, вдруг ты тут останешься случайно?

И я сделала несколько неуверенных шагов, с трудом перебирая ногами. Белый снег слепил глаза, тело плохо слушалось, но я шла вперед всё увереннее.

Под арку я вошла, готовая ко всему. Ну, почти ко всему, потому что точно не ожидала сильнейшей боли, что принялась терзать каждую клеточку моего тела. Я громко закричала и даже разжала пальцы, в которых держала Бакэ, но сандалия не упала, крепко вцепившись в полу моей одежды руками и ногами.

— Хозяйка! Держись, хозяйка! — истошно голосил Бакэ.

«Держаться? За что?!», — пронеслось вихрем у меня в голове. Но вдруг мои руки выдернуло вверх и в стороны, ноги за лодыжки растащило и меня распяло, как знаменитого Витрувианского человека*. А затем ноги и руки начали все время дергаться, принимая то одно, то другое положение, как на рисунке Леонардо. Меня выкручивало и корежило, а потом словно выплюнуло из арки, и я снова полетела лицом в снег. И сверху меня накрыли мои пушистые хвосты. Три розовых пушистых хвоста.

«При первом испытании было больно, но не на столько! Видимо, мое тело в этот раз еще совершенно не готовилось к трансформации. Отсюда столько боли!» — подумала я и принялась разглядывать свои три хвоста. Как и в прошлый раз, управлять ими у меня пока не получалось.

«Так. Хвостов три — и это хорошо. Я по-прежнему розовая — это плохо. Но минус на плюс все уравнивает. В итоге можно сказать, что я выбралась без потерь. Хвост дали, а вот цвет опять не изменили. Видимо, не достойна. Придется как-то полюбить розовый. Понять бы еще как?», — скривилась я, лежа в сугробе и наблюдая, как исчезает и арка, и домик для испытаний, открывая моему взгляду вид на Долину. Заснеженную Долину, хотя я точно помнила, что входила в домик ранней весной.

Но разлеживаться на снегу совершенно точно не стоило. Поэтому я подхватила на руки притихшего Бакэ и двинулась вниз в Долину.

Я примерно ориентировалась и понимала, что я оказалась почти в лесу, и сейчас мне нужно спуститься туда, где уже начинаются жилые постройки. Домик для испытаний перенесло на самый край Долины и идти мне предстояло довольно далеко.

Спать больше не хотелось, но отчаянно все болело, как после длительной тренировки на палках, в которой я служила соломенным чучелом, а учитель Кио был не в духе, потому что опять поругался с Юри.

«Сколько же времени прошло? Неужели целый год? Сколько всего произошло за это время! Как там Рен? А остальные девочки? Хана и Кику? Наверняка, уже кто-то из них стал рыжей. Да и Юри точно прошла испытание быстрее меня и уже, скорее всего, красуется с тремя синими хвостами. Не то что я!», — вот каким мыслям я предавалась на тему того, что успело произойти за время моего отсутствия.

Выйдя, наконец, на знакомую тропинку, ведущую к нашему с Рен домику, я увидела, что ее почти совсем не заметно, и у домика нет следов. Рен не выходит? Но как же так? Когда мы с ней тут жили вдвоем, дорожка у домика всегда была протоптана. Мы занимались, тренировались и медитировали. А еще приходили Сабуро и Шиджеру, и эти двое часто спорили и тренировались вместе прямо перед нашим домом. Да и огненная лисья магия, частенько попадая не туда, плавила снег. А теперь все вокруг сияло девственной белизной.

Я взошла на крыльцо и потянула за ручку — та легко поддалась, и я, ступив внутрь, огляделась.

Странно, но в домике почти ничего не изменилось. Как будто я и не уходила.

— Рен?! — громко позвала я.

Никто не ответил, и я осторожно опустила на пол Бакэ.

— Бакэ? Ты чего притих-то? — спросила я у него.

— Могущественная хозяйка. Странное что-то. Я как будто больше стал? — спросил мой самый замечательный тапок.

— Нет, Бакэ. Каким был, таким и остался, — покачала я головой.

— А мне вот, кажется, что вырос. Я пойду на кухню?

Кухня была любимым местом Бакэ.

— Иди дорогой, — и я кивнула любимцу, а сама поспешила на второй этаж.

Я привычно повернулась и двинулась к своей спальне. Когда я уходила, мы спали с Рен в одной кровати из-за того, что в ее комнате поселился Сабуро. Я открыла дверь, которая легко поддалась под моими руками, и вошла в комнату.

Оглядевшись, отметила, что все было так, как и раньше, за исключением того, что вещи Рен пропали.

Я развернулась и рванула в ее спальню.

Дверь открылась, и я быстро вошла, чтобы облегченно выдохнуть. Рен спала, уткнувшись личиком в подушку. Её рыжие волосы разметались по подушке, а сама она свернулась в клубочек, как маленькая лисичка в норке.

— Рен? А ты чего спишь-то? Утро уже позднее! И не медитировала сегодня? И тренировки пропустила? Рен? — и я залезла на кровать и аккуратно потрясла подругу за плечо.

Рен во сне всхлипнула и потянулась ко мне. Она крепко прижалась к моей груди и горько заплакала.

— Аика, я так скучаю! Аика, мне так плохо без тебя! И Шиджеру сказал, что дом меня скоро выкинет, и никто мне не поможет. Аика, зачем ты ушла и бросила меня? — и она заплакала как-то совсем навзрыд.

«Ох, так по покойнику плачут… Но я-то жива! Надо срочно прекращать этот потоп и приводить Рен в чувство!» Руководствуясь такими мыслями я сильно встряхнула подружку и громко заявила:

— Рен! Прекращай рыдать! Нужно вставать и завтракать! Я голодная! Последнее время подъедала остатки в моем Инро. И заодно расскажешь мне все, что случилось. Сколько меня не было? Рен! — и я еще раз встряхнула подружку.

Та подняла на меня заплаканное личико и немного разжала скрюченные пальчики, которыми она в меня вцепилась. И теперь я увидела и красные припухшие глаза, и впалые щеки, и тоненькие ручки. Рен похудела. А глаза такие бывают, когда плачешь не один день.