несколько дней не целовал Бренну. И что я сделал? Взял у Брукса машину и помчался в Гастингс, как по уши влюбленный лузер.
Может, она права. Может, нам и правда стоит с этим покончить.
Но я не хочу, черт подери! И озвучиваю эту мысль вслух:
– Я хочу продолжать видеться с тобой.
– Это прекрасно, Джейк. Но я только что сказала тебе, что с меня хватит.
Внутри меня начинает закипать злость.
– Мне кажется, что на самом деле ты так не считаешь.
– А мне кажется, что тебе пора перестать говорить за меня! – Вздохнув, она подходит к окну и поднимает мои ботинки. – Тебе пора идти.
– Ты уверена, что твой отец не выпрыгнет на меня из темного угла? – не без опаски спрашиваю я.
– Уверена. Иногда, конечно, он ведет себя, как полная задница, но никогда не станет устраивать сцену перед незнакомым человеком.
Незнакомый человек. И снова я чувствую горькую обиду, что ужасно раздражает. Я Джейк Коннелли, мать вашу! Мои чувства нельзя задеть, и меня волнует только одно – хоккей. Какое мне дело до того, что обо мне думает Бренна!
Мы, крадучись, выходим из ее спальни. Из-под двери в самом конце коридора сочится свет. Судя по всему, это комната Чеда Дженсена. К счастью, дверь остается закрытой. Когда мы спускаемся вниз по лестнице, я, все еще в носках, наступаю на ступеньку, которая так громко скрипит, словно весь дом издает недовольный стон. Я согласен с тобой, дом. Мне тоже сейчас не особо радостно.
Оказавшись в прихожей, я надеваю свои «тимберленды» и завязываю шнурки.
– Ты правда не хочешь, чтобы мы виделись? – Мой голос вдруг стал хриплым, но это не из-за того, что мне приходится шептать.
– Я… – Бренна проводит рукой по спутанным волосам. – Мне сейчас не до этого. Джейк, уходи. Пожалуйста.
И я ухожу.
22Джейк
Утром в субботу я отправляюсь в Глостер, чтобы навестить родителей, и Хейзел едет вместе со мной. В поезде говорит только она. Я изо всех сил стараюсь слушать, потому что мы с ней давно не виделись, но мои мысли где-то далеко. Вернее, в Гастингсе, в доме Бренны, и я снова и снова прокручиваю в памяти тот вечер.
Мне непонятно, откуда такое странное напряжение между Бренной и ее отцом. Она призналась, что была плохой девочкой, и я не могу не задаваться вопросом – что она такого сделала, чтобы он настолько не доверял ей? Убила их любимого домашнего питомца?
Она игнорирует меня вот уже три дня, и это удар по моему эго. Четыре непрочитанных сообщения! Со мной такого никогда не случалось. До финала конференции осталась всего неделя, но моя голова занята совсем другим. Я не переживаю по поводу благотворительных матчей для Бостонского онкологического общества, которые пройдут сегодня и завтра, – здесь речь не идет о победе или поражении, это просто помощь в добром деле. Но мне совершенно точно нужно собраться с мыслями перед следующей неделей.
– О, и ты знаешь, кто выходит замуж? – спрашивает Хейзел.
– Хм?
– Ты вообще меня слушаешь?
Я провожу тыльной стороной ладони по лицу – ночью дерьмово спал.
– Да, – рассеянно отвечаю я Хейзел. – Ты сказала, что выходишь замуж… погоди, что? Ты выходишь замуж?
– Нет, не я. Я не выхожу замуж, тупица! – Она закатывает глаза и заправляет за ухо прядь светло-русых волос.
Ее волосы распущены, вдруг осеняет меня. Обычно Хейзел заплетает их в косу или убирает в конский хвост.
– У тебя волосы распущены, – ляпаю я.
Ее щеки краснеют.
– Ну да. Они распущены уже последние сорок минут.
– Прости.
– Что с тобой происходит? Ты все утро витаешь в облаках.
– Я думаю о матчах в этот уикенд. – Но, судя по ее скептическому взгляду, она мне не верит. Я не даю ей возможности развить эту тему. – Ну, так кто выходит замуж?
– Тина Карлен. Она училась на год младше нас.
– Сестра Пити?
– Ага.
– Погоди, а сколько ей?
– Двадцать.
– И она выходит замуж? Ты получила приглашение на свадьбу?
– Да. И ты, наверное, тоже. Хоть иногда проверяй свою электронную почту.
У меня отвисает челюсть.
– Они разослали электронные приглашения на свадьбу?
– Миллениалы, если я не ошибаюсь.
Я фыркаю от смеха.
Десять минут спустя поезд прибывает на станцию, и мы идем пешком к дому моих родителей.
– Мама очень обрадуется тебе, – говорю я Хейзел, когда мы подходим к парадному крыльцу.
– Ты сказал ей, что я приеду?
– Нет. Решил сделать ей сюрприз.
Я не ошибся. Мама вне себя от радости, увидев Хейзел в прихожей.
– Хейзел! – восклицает она, обнимая мою подругу детства. – Я и не знала, что ты приедешь! Какой замечательный сюрприз!
Хейзел обнимает ее в ответ.
– Я тоже рада вас видеть, миссис Кей.
– Вешай свое пальто и пойдем со мной, я покажу тебе, что мы сделали с гостиной! Поменяли абсолютно все!
Мама хватает Хейзел за руку и утаскивает за собой. Через секунду они оказываются в гостиной, где Хейзел притворяется, что ей нравятся перемены. Я-то знаю правду, потому что моя подруга всегда была пацанкой, так что мамины обои в цветочек и занавески с рюшами слишком женственные для нее.
– Джейк. – В дверном проеме кухни появляется отец. Его волосы, как всегда, торчат в разные стороны. – Прости, что меня не оказалось дома в прошлые выходные, но сегодня я здесь и очень рад тебя видеть!
– Как и я тебя.
Мы обмениваемся чисто мужским приветствием: комбо из объятий, похлопывания по плечу и рукопожатия.
Я вхожу на кухню вслед за папой.
– Кофе? – предлагает он.
– Да, не откажусь.
Он наливает мне чашку, потом подходит к холодильнику и достает продукты.
– Сегодня завтрак на мне. Как насчет омлета?
– Я за! Помощь нужна?
– Можешь порезать вот это. – Отец показывает на овощи на столешнице.
Отыскав разделочную доску, я беру нож и начинаю крошить овощи. На противоположной стороне кухонного островка папа разбивает яйца в керамическую чашу.
– Я вчера смотрел рейтинговый блок по «ХокиНет», – говорит он, взбивая омлет. – «Топ-десять самых перспективных новичков предстоящего сезона». Ты был на втором месте.
– А кто на первом?
Потому что какого хрена? Не стану хвалиться, но последний игрок, окончивший колледж, который был близок к моим результатам, это Гаррет Грэхем, и сейчас он имеет оглушительный успех в Бостоне.
– Уэйн Додд, – отвечает папа.
Я расслабляюсь. Ему можно. Додд – вратарь одного из университетов, входящих в «Биг-Тэн»[21]. Он отличный игрок, но позиция голкипера требует совершенно других навыков и умений. Пусть я на втором месте, но среди нападающих я первый. С этим жить можно.
– Додда невозможно пробить, – говорю я. – Я как-то смотрел трансляцию с матча, и вид у него был устрашающий.
Папа прищуривается.
– Думаешь, вы встретитесь в «Ледяной четверке»?
– Шансы есть. Когда закончится финал конференции, мы узнаем, какие команды продвинутся дальше. – И этому я должен уделить главное внимание – как вывести свою команду в национальный чемпионат. Давление просто колоссальное. В конце следующей недели из шестнадцати команд останется всего четыре. Из четырех две, а потом одна. И нам нужно стать этими единственными.
Папа меняет тему.
– Ты уже присмотрел себе жилье в Эдмонтоне? Смотришь объявления в интернете?
– У меня сейчас особо нет времени на это, – признаюсь я. – Мне нужно готовиться к матчу с Брайаром.
– Ну да, все правильно. – Он забирает у меня доску и добавляет в сковороду с омлетом нарезанные овощи. – Значит… сегодня взял с собой Хейзел…
– Это вдруг стало проблемой? – Я усмехаюсь, потому что Хейзел бывала у нас сотни, если не тысячи раз.
– Нет, конечно! – Отец смотрит на меня через свое широкое плечо и робко улыбается. – Это я так хотел спросить, вместе ли вы наконец.
Мои родители просто неисправимы!
– Нет, мы не вместе.
– Но почему нет? Это не только невероятно осчастливит твою мать, но и тебе самому пойдет на пользу. Встречаясь с Хейзел, ты не пустишься во все тяжкие, когда переедешь в Эдмонтон.
Я сажусь на столешницу островка.
– Мы просто друзья, папа.
– Знаю, но может быть…
– Как вкусно пахнет! – объявляет Хейзел, и я благодарю Бога за ее появление.
Мама встает у меня за спиной, ерошит мне волосы, а потом целует в макушку.
– Ты даже не обнял меня!
– А все потому, что тебе не терпелось показать Хейзел гостиную.
Хейзел усаживается на табурет рядом со мной, и в кухне становится еще уютнее. Но меня по-прежнему занимают мысли о том, что я уже три дня не разговаривал с Бренной.
И когда мы направляемся обратно в Кембридж, Хейзел наконец решается допросить меня.
– Так, Коннелли, что с тобой происходит? Ты все утро был каким-то рассеянным и ворчливым. Даже твоя мама это заметила.
– Все нормально, – вру я.
Она изучает мое лицо.
– Ты нервничаешь из-за предстоящего матча?
– Нет, конечно! Мы надерем вам задницу.
Хейзел показывает мне язык.
– А я все сомневаюсь, за кого мне болеть.
– Какие могут быть сомнения? Понятное дело, ты будешь болеть за своего лучшего друга.
Хейзел кладет голову мне на плечо, и поезд набирает скорость.
– Можешь говорить, что хочешь, но ведешь ты себя странно. И когда мы разговаривали, ты как будто был где-то в другом месте. Ты злишься на меня?
– Нет, конечно! Просто у меня такая каша в голове.
Повисает долгая, нерешительная пауза.
– Проблемы с девушкой?
– Нет.
Хейзел поднимает голову и с подозрением разглядывает меня.
– А вот да, все дело в девушке, верно? Ты с кем-то встречаешься?
– Нет.
– Ты врешь?
– Да.
Хейзел слабо усмехается. Я не могу точно определить выражение ее лица, но мне кажется, в ее взгляде проскальзывает неодобрение.
– А что, мне нельзя ни с кем встречаться? – небрежным тоном спрашиваю я.