– Эгоистичный мудак!
Меня подташнивает, но я все равно пересказываю Джейку события того вечера.
– Эрик все-таки решил вернуться, чтобы отвезти меня самому. Сказал мне сидеть тихо, что он уже собирается и приедет, как только сможет. Он был в двух часах пути от меня.
– А твой папа был на первом этаже вашего дома?
Оторопелое выражение лица Джейка вызывает во мне чувство стыда, и я проглатываю вставший в горле ком.
– Да-да, я чертова идиотка и знаю об этом, хорошо? – На глазах наворачиваются слезы, и я быстро стираю их.
– Нет, я не считаю тебя идиоткой, – касаясь моей руки, торопливо говорит Джейк. – Клянусь! И я все прекрасно понимаю. Ты была напугана. Тебе было всего шестнадцать, а парень, который должен был поддержать тебя, предпочел отрываться на вечеринке со своим друзьями вместо того, чтобы отправиться домой в ту же секунду, как только ты сказала ему, что что-то не так.
Джейк так яростно защищает меня, и это чертовски мило.
Я киваю.
– Но на тот момент я уже больше не могла рисковать и ждать еще два часа, когда объявится Эрик. Если он вообще собирался приезжать.
– Значит, ты рассказала отцу?
– Не успела. – Мой голос срывается. – Кровотечение продолжалось весь день, а тогда уже было девять часов вечера… Я начала чувствовать слабость и головокружение. А когда встала, то сразу же потеряла сознание прямо в ванной, где папа меня и нашел. – Меня начинает тошнить еще сильнее. – Лежащей в огромной луже крови. Нам даже пришлось снимать там пол, потому что следы крови никак не оттирались.
– Господи Боже.
– Папа отвез меня в больницу. Но эту часть я не помню. Помню только, как в ванной у меня потемнело перед глазами, а потом я очнулась в больнице, где мне сказали, что у меня случился выкидыш и я чуть не умерла от большой потери крови.
Джейк тревожно поднимает брови.
– Разве это нормально?
– Нет. По-видимому, выкидыш был неполным, и не все ткани плода вышли из матки. Поэтому кровотечение лишь усиливалось.
– Вот дерьмо! Мне очень жаль.
Я киваю в знак благодарности. Но это не все, что произошло тогда в больничной палате. У меня случилась истерика прямо перед отцом, я плакала и снова и снова просила у него прощения, но он просто стоял там как истукан и почти даже не глядел в мою сторону. И чем больше я рыдала, тем ничтожнее себя чувствовала. Я всегда была сильной и стойкой, а тут вдруг разревелась перед ним, как маленький ребенок.
С тех пор он смотрел на меня совсем по-другому. И не только потому что ему было стыдно за то, что я залетела. Мне кажется, еще ему было стыдно и за то, как я тогда расклеилась. Папа не уважает слабых, бесхарактерных людей, а той ночью я показала себя именно такой.
– С тех пор наши с папой отношения изменились. Он на два месяца забрал меня из школы, потому что я была чересчур эмоциональна. У меня была депрессия, я все время плакала. Мы сказали всем, что у меня мононуклеоз, и только Эрик знал правду.
– И после всего этого ты продолжала с ним встречаться? – мрачно спрашивает Джейк.
– Ох, нет. – Я невесело смеюсь. – И причин тому было много. Для папы он стал врагом номер один. Папа презирал его, и как-то даже чуть не избил до полусмерти, потому что он продолжал приходить к нам, пытаясь поговорить со мной. Папа запретил мне видеться с ним, и я была только рада подчиниться. Я не могла простить Эрика за то, как он повел себя тем вечером, когда я потеряла ребенка. Я ведь со слезами умоляла его приехать, отвезти меня в больницу, но ему было плевать. – Во мне начинает закипать злость. – Я ведь могла умереть! Но он предпочел напиваться с друзьями и курить травку вместо того, что убедиться, что со мной все в порядке.
Я опускаю голову на плечо Джейка, и он играет с прядями моих волос.
– Папа стал опекать меня больше, чем нужно, и это получалось даже забавно – он был очень занят на работе, чтобы контролировать, следую ли я всем установленным им для меня правилам. Так что по большей части я все равно делала, что хотела, а потом он отчитывал меня. Я вернулась в школу, обратно в выпускной класс, и стала вести себя, как любая другая девочка-подросток, которая стремится привлечь внимание своих родителей. Обычное ребячество, но чем больше глупостей я делала, тем больше он замечал меня. Поэтому я пропадала ночами, напивалась, отрывалась на вечеринках, специально заставляя его переживать за меня.
Я сгораю от стыда, вспоминая о тех временах. Но все мы совершаем дурацкие поступки в подростковом возрасте. Гормональные всплески и все такое.
– Но прошло уже пять лет, а папа все равно смотрит на меня как на одно большое разочарование, как на ничтожество. Несмотря на то, что я уже давным-давно исправилась. – Я грустно пожимаю плечами. – Но что есть, то есть, верно?
– Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через все это. – Джейк прижимается губами к моей макушке. – Но ты не ничтожество, Бренна. Тренер Дженсен слепой, если не видит этого. И считать свою дочь разочарованием, потому что она случайно забеременела? Это по-скотски. Ты этого не заслужила. И ты тем более не заслужила всего того, что с тобой сделал этот козел Эрик. Мне трудно представить, что ты по-прежнему общаешься с ним, что испытываешь к нему даже капельку сострадания.
Я вздыхаю.
– Мой срыв после выкидыша – ничто по сравнению с тем, что случилось с Эриком. Потеряв меня, он начал скатываться вниз. И забил на финальный матч тоже из-за меня.
– Нет, это все из-за него самого, – исправляет меня Джейк. – Не обманывай себя, детка. Его рано или поздно все равно бы выгнали из команды, даже если бы он и выиграл тот чемпионат. Эрик Ройс никогда бы не попал в НХЛ. У него уже на тот момент были явные проблемы с алкоголем и наркотиками. Он мог бы спалиться на анализах мочи, попасться на хранении, что-нибудь такое точно бы случилось, я тебе гарантирую.
– Может, ты и прав. Но в то время я чувствовала себя ответственной за него. Я больше не хотела с ним встречаться, но должна была заботиться о нем. Это все так запутанно, что я даже не могу тебе толком объяснить. – Я поднимаю голову с плеча Джейка. – Эрика никогда не было рядом, когда он был так нужен, так почему я не могла просто сказать ему: «Пока, парень», – и позволить и дальше гробить свою жизнь?
– Потому что ты хороший человек.
– Наверное. – Помедлив, я добавляю: – И ты тоже.
– Да ну, брось!
В горле встает горячий ком.
– Нет, правда. Посмотри только, сколько всего ты сделал для меня! Помог мне спасти моего бывшего, который ничем не заслужил этого спасения. Ты приютил меня. Только что выслушал обо мне столько омерзительного и даже не осуждаешь меня. Эрик был – и есть – одним из самых эгоистичных людей, которых мне доводилось встречать. Но ты нет. Ты хороший парень, Джейк.
Он неловко ерзает на месте, и это очень мило. Хотя можно было бы подумать, что он будет в восторге услышать, как кто-то нахваливает его.
Я несколько раз сглатываю, потому что ком в горле, кажется, растет и растет. Это так непохоже на меня. Обычно я не такая эмоциональная. Но несмотря на неприятное, унизительное чувство, поселившееся у меня в животе, я все же произношу слова, идущие от самого сердца:
– Спасибо, что поддержал меня.
34Джейк
Утренний секс случается в моей жизни не так уж часто. И это чертовски обидно, потому что мне он нравится. Нет ничего лучше, чем ранним утром испытать оргазм, чтобы задать настроение на весь оставшийся день. Но поскольку женщины никогда у меня не ночуют, как и я у них, мне постоянно приходилось пропускать это одно из моих самых любимых занятий. До сих пор.
В течение последних трех дней я просыпаюсь с утренним стояком, упирающимся в крепкие ягодицы Бренны, одной рукой обхватив теплую грудь и уткнувшись носом в ее волосы. Это лучшее чувство в мире. Нет, беру свои слова назад. Лучшее чувство в мире – это когда Бренна забирается на меня и садится на мой член. Мы спим голыми с тех пор, как она переехала ко мне – все равно мы остаемся без одежды, как только оказываемся в кровати.
– Не целуй меня, – предупреждает Бренна, как и в любое другое утро. У нее строгое правило не целоваться с утренним дыханием, да и я не против. Но еще я слишком нетерпелив, чтобы вылезать из постели, идти в ванную, чистить зубы и только потом трахать ее до потери сознания. Я предпочитаю начинать сразу с траха.
Но сегодня утром все по-другому. Это не просто трах, это что-то более интимное.
Может, все из-за того вчерашнего признания Бренны. Из-за того, что она поделилась со мной, позволила мне пережить вместе с ней те тяжелые события, через которые ей пришлось пройти. Она была такой уязвимой, что в какую-то секунду я даже почувствовал себя каким-то ущербным. Мне стало страшно, что я просто не смогу справиться с тем, что она приоткрыла для меня в своей душе.
И сейчас я вижу в ее глазах ту же уязвимость, отчего секс кажется…
Нет, дело не в том, что мы смотрим друг другу в глаза, и от этого кажемся ближе. Просто мой член сейчас погружен во влажное тепло.
Я не надел презерватив.
– Детка. – Я издаю стон, схватив ее за бедра, чтобы остановить, и напоминаю: – Презерватив.
Бренна испуганно застывает. И я знаю, как это важно для нее, потому что она никогда про них не забывает. А после ее признания, я еще и понимаю, почему.
– Я на таблетках, – говорит Бренна, и вдруг на ее лице появляется застенчивое выражение. – Я дважды в год сдаю анализы. Последние результаты показали, что у меня все хорошо…
В воздухе повисает незаданный вопрос.
– У меня тоже, – хрипло говорю я.
– Тогда, может, нам… – Она сглатывает. – Продолжать?
Мой пульс учащается.
– Уверена?
Бренна медленно кивает.
– Да. Просто вытащи его перед самым концом, не против?
Позволить мне оказаться в ней вот так – это самый прекрасный подарок. А моя мама всегда говорила, что дареному коню в зубы не смотрят.
– Конечно, не против.