Я с силой закусываю нижнюю губу. Если он и дальше будет плакать, я тоже заплачу, но сейчас хотя бы один из нас должен сохранять ясный рассудок.
– А это не так?
– Господи, ну конечно, не так! – Хриплым голосом отвечает отец. – Я никогда не винил тебя в том, что ты забеременела, Куколка.
И я больше уже не могу сдерживать слезы. Они струятся по моим щекам, оставляя на губах соленый привкус.
– Я тоже когда-то был молодым, – тихо говорит папа. – Я знаю, какие глупости мы можем совершать под действием гормонов и какими могут быть последствия. Конечно, я был не в восторге, но никогда не винил тебя.
Он снова вытирает глаза.
– Но после этого ты даже не мог смотреть на меня!
– Потому что я каждый раз вспоминал, как нашел тебя на полу в ванной в луже крови. – Отец переводит дыхание. – Боже мой, я в жизни не видел столько крови! И ты была белой, как привидение. А эти синие губы. Я подумал, что ты умерла. Вошел, увидел тебя и подумал, что ты мертва.
Он прячет лицо в ладонях, его широкий плечи трясутся.
Часть меня хочет придвинуться ближе, обнять его, но наши отношения в последние время были такими запутанными… Мы уже давно не обнимались, и мне неловко даже думать об этом. Поэтому я просто сижу и смотрю, как папа плачет, а у самой по щекам тоже катятся слезы.
– Я думал, ты умерла. – Он поднимает искаженное от горечи лицо. – То, что мне пришлось пережить после гибели твоей мамы, повторялось снова. Тогда мне позвонили, сообщили об аварии и мне пришлось ехать в морг для ее опознания.
Мне становится трудно дышать. Я впервые об этом слышу.
Да, я знала, что мама погибла, когда ее машина попала на лед и съехала с дороги.
Но не знала, что папе пришлось опознавать ее тело.
– Помнишь, тетя Шерил все время говорила, что ты очень похожа на свою маму? Это правда, ты ее вылитая копия. – Он стонет. – А когда я нашел тебя в ванной, ты выглядела один в один, как ее труп.
К горлу подступает тошнота, и я боюсь, как бы меня не вырвало. Даже представить себе не могу, что он чувствовал тогда.
– Я не мог смотреть на тебя, потому что мне было страшно. Я чуть не потерял тебя, а ты – единственное, что у меня есть в этом мире, единственная, за кого я по-настоящему переживаю.
– А как же хоккей? – пытаюсь пошутить я.
– Хоккей – всего лишь игра. А ты – моя жизнь.
Ой-ой. Слезы снова полились ручьями. Наверное, я рыдаю как сумасшедшая, но не могу больше сдерживаться, пусть даже из носа течет. Но папа тоже меня не обнимает. Между нами по-прежнему есть дистанция. Мы уже вступили на новую для нас территорию… Вернее, на старую, которую нужно заново восстановить.
– Прости, что напугала тебя, – шепчу я.
– А ты прости за то, что заставил думать, будто стыжусь тебя. – Отец судорожно вздыхает. – Но я не стану извиняться за все то дерьмо, что случилось потом. За то, что запрещал тебе выходить из дома, за комендантский час. Ты отбилась от рук.
– Знаю. – Я, раскаиваясь, опускаю голову. – Но с тех пор я полностью изменилась. Повзрослела, поступила в колледж. Я уже больше не стараюсь глупым поведением привлечь твое внимание. Ты был прав тогда, но сейчас я абсолютно другой человек. И мне бы хотелось, чтобы ты это понял.
Он серьезно смотрит на меня.
– Думаю, я уже начал это понимать.
– Хорошо. Потому что только так мы сможем двигаться вперед. – Я с надеждой заглядываю ему в глаза. – Как думаешь, мы сможем начать с чистого листа? Забыть о прошлом и снова узнать друг друга?
Папа быстро кивает.
– Думаю, мы сможем. – Он снова кивает, в этот раз медленнее, потому что о чем-то размышляет. – И знаешь… по-моему, это отличная идея.
37Бренна
Позже вечером я иду к Саммер, настолько отчаянными стали мои попытки не думать о Джейке. Я по собственной воле отправляюсь в львиное логово, где точно застану Холлиса и Хантера, и, может, даже Нейта, и все они считают, что я предала их, переспав с врагом. Я готова выслушать все обвинения и злобные слова в свой адрес, надеясь, что это разгонит мои переживания и терзания из-за того, что Джейк больше не хочет быть со мной.
Как это ни странно, но я предпочла бы побыть сегодня с папой. Я столько лет избегала того, чтобы даже находиться с ним в одной комнате, что теперь буду только рада провести время с ним. Но у него вечером встреча. Декан Брайара, похоже, хочет обсудить перспективы продления папиного договора с университетом, чего он, несомненно, заслуживает. Но еще это значит, что мне пришлось бы остаться дома одной. Наедине со своими мыслями.
Я вхожу в дом Саммер. К моему удивлению, меня не вымазывают дегтем и не валяют в перьях[27]. Более того, когда я просовываю голову в гостиную, сидящий на диване Холлис поднимает на меня глаза и рассеянно говорит:
– Привет, Дженсен.
– Что, и все? Никаких гневных криков?
– А зачем мне кричать?
Я потрясенно смотрю на него.
– Ты прикалываешься? Когда мы разговаривали в последний раз, ты обозвал меня предательницей.
– А, точно.
Я еще ни разу не видела его таким невеселым и безучастным. Через секунду до меня доходит, что он даже не смотрит телик. Просто сидит перед черным экраном, а его телефон лежит на кофейном столике.
– Что происходит? – спрашиваю я. – Ты в порядке? Где Саммер и Фитц? Наверху?
– Нет, они поехали за пиццей. Саммер отказывается от доставки с тех пор, как курьер начал наезжать на нее из-за того, что она дала ему пять долларов на чаевые.
– А пять долларов разве мало?
Если да, то я уже много лет даю доставщикам пиццы ничтожные чаевые.
– По мнению Мистера Скупердяя мало.
Я расстегиваю куртку, возвращаюсь в прихожую, чтобы повесить ее, а потом сажусь на диван рядом с Холлисом. Его отсутствующий взгляд тревожит меня, если не сказать больше.
– Ладно, а теперь расскажи, что с тобой?
Он пожимает плечами.
– Ничего. Готовлюсь к итоговым экзаменам. Рупи бросила меня, но это фигня.
– Погоди, что? – Я в шоке. – Серьезно? Почему она бросила тебя?
– Не имеет значения. Да и кому какое дело, верно? – Холлис вскакивает на ноги. – Пойду возьму пива. Тебе принести?
– Да, давай. Но разговор не окончен.
– Окончен.
Когда он возвращается и протягивает мне бутылку «Бад Лайт», я тут же вспоминаю наше с Джейком свидание в боулинг-клубе и то, как мы давились этим водянистым пивом. Кстати, меня ничуть не удивляет, что Холлис выбрал именно его. Он точно из тех парней, которые предпочитают «Бад Лайт».
– Мне не нравится эта лапша.
– Какая лапша? Ты о чем?
– Лапша, которую ты вешаешь мне на уши, пытаясь заставить поверить, что тебе все равно, что Рупи бросила тебя. Тебе не все равно. Она тебе нравилась.
– Нет. Она действовала мне на нервы.
– Да ну? Тогда почему ты продолжал тусоваться с ней?
– Потому что хотел залезть к ней в трусики, Бренна. Давай, надо соображать быстрее.
– Ну-ну. Значит, тебе от нее был нужен только секс?
– Да. Но больше мне не придется надрываться. Целые толпы девушек выстраиваются в очередь, чтобы потрахаться со мной. Так что это было настоящим освобождением.
Но ему не удается убедить меня.
– Признайся уже, Холлис! Она тебе нравится. Ты обожаешь ее пронзительный голос, обожаешь, когда она командует тобой, обожаешь ее беспрерывную болтовню!
– Нет, – продолжает настаивать он, – она ведь даже не в моем вкусе!
– Пусть так, но она не хоккейная фанатка с внешностью фотомодели и уж точно не одна из тех пластиковых кукол, на которых ты обычно западаешь в «Малоун». Она странная, миниатюрная и феноменально уверенная в себе. – Я ухмыляюсь ему. – И она тебе нравится. Признай. Это.
Кончики его ушей становятся красными. Холлис проводит руками по волосам, а потом угрюмо выпячивает подбородок.
– Я начал испытывать к ней определенные чувства, – наконец признается он.
– Ха! – торжествующе восклицаю я. – Я так и знала! Так позвони ей и скажи об этом.
– Ни за что. Она бросила меня. – Холлис смотрит на меня с вызовом. – Если бы твой подлый бойфренд из Гарварда бросил тебя, ты бы стала бегать за ним?
Я начинаю истерически хохотать. Не могу остановиться. Уткнувшись головой в плечо Холлиса, я захожусь в приступах неконтролируемого смеха.
– Что с тобой? – растерянно спрашивает Майк. – Дженсен, ты что, обкурилась?
– Нет, просто… – я снова хихикаю. – Он и правда бросил меня.
Холлис, оторопев, распрямляется, и моя голова соскальзывает с его плеча. В округлившихся голубых глазах мелькает удивление.
– Ты серьезно? Он обкурился?
– Нет, он ничего не курил, и да, я серьезно. Он порвал со мной вчера. Сказал, что ему нужно сосредоточиться на чемпионате и его команде, я слишком его отвлекаю, бла-бла-бла.
– Бред сивой кобылы! Я всегда знал, что парни в Гарварде те еще идиоты, но это совершенно новый уровень идиотизма! Он вообще видел тебя? Ты же самая горячая девчонка на этой планете!
И пусть комплимент звучит из уст Майка Холлиса, я все равно приятно польщена.
– Спасибо, Холлис.
Он закидывает руку мне на плечо.
– Это лишь подтверждает то, что я и так уже знал. Гарвард – отстой, а Коннелли – выродок.
– Полностью с тобой согласен, – растягивая гласные, говорит Хантер, входя в гостиную с бутылкой пива в руке. Он пьет «Фаундерс Олл Дэй ИПА»… Стоп, а почему мне его не предложили?
Я морщусь, заметив гипсовую повязку на его левом запястье. По крайней мере, не на правом, значит, он все еще может пользоваться своей ведущей рукой. Сезон все равно закончился, так что новых матчей он не пропустит. И тем не менее, вид гипсовой повязки вызывает во мне прилив сочувствия к парню.
– Привет, – осторожно говорю я, – как запястье?
– Что? Ты не видишь? – Хантер поднимает руку. – Оно сломано.
Но в его голосе слышится не злость, а смирение.
– Я могу его подписать?