ильное, что слабый человек давно бы прогнулся. Но не я. Пусть я дал слабину в отношениях с Бренной, но, когда дело касается хоккея, я могу вынести что угодно. Так было всегда, и так всегда будет.
По коридору разносятся громкие шаги. Сначала я думаю, что моя команда приехала пораньше, но потом слышу звуки борьбы. Снова шаги, удар и разъяренный мужской крик.
– Я же сказал, вам туда нельзя!
– Нам нужна одна минута, – настойчиво говорит другой голос. – Нет, серьезно, что, как вы думаете, мы будем там делать? Убьем парня?
Я не узнаю второй голос. Ну а первый, судя по всему, принадлежит охраннику.
– Прости, парень, но нет. Я не могу вас туда впустить.
– Давай, Холлис, – вмешивается третий голос, – найдем его потом.
Холлис? Майк Холлис?
Я вскакиваю со скамьи, бегу к двери и, распахивая ее, говорю:
– Погодите. Все нормально. Я их знаю.
Охранник бросает на меня ястребиный взгляд.
– Здесь никого не должно быть!
– Это ненадолго, – заверяю я его. – Две минуты максимум.
Он отступает в сторону.
Через несколько секунд я стою в раздевалке в компании двух человек, которых ожидал увидеть меньше всего. Майк Холлис скрестил руки на широкой груди. Колин Фитцджеральд более спокоен, его руки висят вдоль туловища. Из треугольного выреза и из-под закатанных рукавов его футболки виднеются татуировки. Да этот парень весь в них!
– Откуда вы узнали, что я здесь? – спрашиваю я хоккеистов Брайара.
– Ваш гун нам сказал, – отвечает Холлис.
– Гун?
– Уэстон, – ухмыляясь, поясняет Фитцджеральд. – Моя девушка, Саммер, списалась с ним.
– А, ясно.
– Мы закончили со светской беседой? – вежливо спрашивает Холлис.
Я едва сдерживаю смех. Они как хороший коп и плохой коп.
– Да, думаю, с ней мы закончили. – Я делаю грациозный жест рукой. – Зачем вы пришли?
– Чтобы вбить в тебя чуть-чуть здравого смысла.
– Прошу, только не приплетай к этому меня, – возражает Фитцджеральд. – Я просто подвез тебя сюда.
Холлис сердито смотрит на своего товарища по команде.
– Хочешь сказать, тебе плевать на то, что он разбил сердце Дженсен?
Я втягиваю в себя воздух. Я разбил ей сердце? Она сама им так сказала?
Холлис снова разворачивается ко мне.
– Ну ты и кретин, Коннелли! Ты сделал самую большую ошибку в своей дурацкой жизни, порвав с Бренной.
– Я знаю.
– Во-первых, она сногсшибательно красива. Да омерзения красива. А еще она умная, забавная, за словом в карман не полезет и… погоди, в смысле «ты знаешь»?
Пожав плечами, я опускаюсь на скамью. Они остаются стоять, и я вдруг чувствую себя ребенком, над которым нависают два рассерженных отца.
– Я знаю и все, – несчастным голосом отвечаю я. – Это была огромная ошибка. И я собираюсь исправить ее, как только мы разгромим Мичиган.
– Если ты знаешь, то почему тогда не исправил ее еще несколько дней тому назад? – не унимается Холлис.
– Потому что у меня на носу важный матч.
Потому что до усрачки боюсь посмотреть ей в глаза.
Это правда, настоящая правда, но я ни за что не признаюсь в ней этим двум придуркам.
Конечно, можно было бы пойти по легкому пути и обвинить во всем Хейзел. Ведь это именно она вызвала тот приступ паники, когда стала забрасывать меня своими вопросами о том, готов ли я, предупреждая, как трудны отношения на расстоянии. С каждым ее аргументом мою грудь сдавливало все больше, и я стал задыхаться. Стены начали надвигаться на меня, мне стало не хватать воздуха.
Я знаю, она не нарочно. Я сам должен был уже подумать обо всех этих вопросах, должен был предвидеть все возможные проблемы.
Но я не подумал, потому что все еще жил жизнью Джейка-Одиночки. В этой жизни я эгоист. Я могу отказаться от свиданий ради хоккея. Я сосредоточен лишь на том, чтобы показать себя в НХЛ. И единственное, что имеет для меня значение, это я сам.
Джейк, состоящий в отношениях с девушкой, должен заботиться еще и о ком-то другом. Вернее, должен заботиться уже не только о себе. И осознав это, я испугался до чертиков. Я никогда раньше не делал этого? А вдруг у меня будет плохо получаться? Вдруг я подведу Бренну? Я не могу обещать ей проводить с ней каждую минуту каждого дня, а судя по тому, что говорила об этом Хейзел, у меня не останется времени на самого себя.
Правда, я не виню Хейзел. Но та паническая атака, накрывшая меня во время обеда, никак не отпускала меня и всю дорогу до дома. А когда я увидел Бренну, все мои страхи прорвались наружу.
Я ухватился за первое пришедшее в голову объяснение, проверенную временем причину, которой пользовался, чтобы отшить девушек, требовавших к себе слишком много внимания – хоккей. Я сказал Бренне, что должен поддерживать свою команду, потому что в тот момент меня пугала ответственность, пугало то, что придется поддерживать ее.
Прошел час, может быть, два, когда моя паника наконец улеглась, и я стал снова способен ясно соображать. Оказывается, я могу поддержать Бренну. Разве не это я делал на протяжении уже целого месяца? Я поддержал ее во время того спектакля на ужине Эда Малдера, помог спасти ее бывшего, дал ей совет, как исправить отношения с тренером Дженсеном. Она жила у меня дома, и если не принимать во внимание то опоздание на тренировку – всего лишь третье за последние семнадцать лет, – мне вполне удавалось совмещать хоккей и отношения с девушкой.
Конечно, я не жду, что следующий сезон будет проходить легко. Мне придется много разъезжать, я буду чертовски сильно уставать и не смогу видеться с Бренной столько, сколько хочу. Но так будет на протяжении всего лишь одного года. Мы сможем его пережить. Потом она окончит колледж, и может, даже переедет в Эдмонтон, если я еще буду там играть.
Та-а-ак, я сейчас сильно забегаю вперед. Сначала мне нужно будет убедить Бренну снова быть со мной, а только потом уже волноваться, когда она сможет переехать в другую страну, ко мне.
– Значит, ты собираешься поговорить с ней сразу после матча? – нетерпеливо спрашивает Холлис. – Или нам принести ружье и…
– Спокойно, вам не придется держать меня под дулом ружья, чтобы заставить поговорить с ней, – усмехнувшись, говорю я.
– Что? – На его лице появляется озадаченное выражение. – Я собирался сказать, что мы вырубим тебя ударом ружья по затылку, чтобы вбить в тебя немного здравого смысла.
Я поворачиваюсь к Фитцджеральду, который лишь пожимает плечами и говорит:
– Его мозг работает на совершенно другом уровне, и нам, простым смертным, его не понять.
Холлис выглядит довольным.
– Чувак, это самое приятное, что я когда-либо слышал от тебя в свой адрес!
Но неожиданный визит парней из Брайара – это ничто по сравнению с тем шоком, который я испытываю, когда выхожу из раздевалки в коридор, чтобы найти автомат с едой и напитками, и натыкаюсь на своих родителей. Мне даже кажется, что у меня начались галлюцинации, но тут мама выкрикивает мое имя.
– Джейк! – На ее лице явственно читается облегчение. – Ты здесь? Рори, он уже здесь!
– Я вижу, – сухо замечает отец.
Я в замешательстве качаю головой, а потом перевожу взгляд на Хейзел, которая стоит рядом с моей мамой. Она слегка улыбается, как будто хочет сказать: «Смотри, кто здесь!»
– Да, я здесь. Приехал пораньше.
– Почему ты не отвечал на звонки? – спрашивает мама.
– Я забыл телефон дома. – Я смотрю на родителей. – А вы что здесь делаете?
– Приехали поддержать тебя, – отвечает мама.
Папа хлопает меня по плечу.
– Это важная для тебя игра. И если честно, нам с мамой стыдно, что мы не особо старались посещать твои матчи. Но скоро ты будешь играть в НХЛ, и люди будут ждать от нас появления на трибунах, верно?
– Не думаю, что кому-то будет дело до того, сидят в ложе родители какого-то там новичка или нет.
– Какого-то там новичка? – повторяет папа. – Ну уж нет!
– Ты будешь суперзвездой, – с широкой улыбкой напоминает мне мама. – И мы очень гордимся тобой.
Мои глаза вдруг начинает жечь. Черт, мне нельзя сейчас распускать нюни. Впереди матч.
– Спасибо, – говорю я, и да, мой голос слегка охрип. Я откашливаюсь. – Знаю, хоккей вам не очень интересен, но я очень благодарен вам за то, что приехали сегодня.
– Пусть мы не фанатики хоккея, но зато мы фанатики Джейка! – объявляет мама.
Хейзел фыркает от смеха.
– Вы все переврали, миссис Кей.
– Нам пора занять свои места, – говорит папа. – Трибуны набиты до отказа.
– Удачи, милый, – говорит мама.
Я вдруг оказываюсь в теплых медвежьих объятиях, а потом отец, уже не так мелодраматично, обнимает меня рукой за плечи.
– Я догоню вас, – говорит Хейзел. – Мне нужно переговорить с Джейком.
Как только они уходят, я, подняв бровь, смотрю на свою подругу.
– Трудно в это поверить, но они приехали. Ты знала об этом.
Она кивает.
– Твоя мама позвонила мне и попросила купить билеты. Они хотели сделать тебе сюрприз.
Я засовываю руки в карманы и оборачиваюсь на дверь за своей спиной. Моя команда приедет с минуты на минуту.
– Мне надо возвращаться обратно, чтобы мысленно подготовиться к игре.
– Хорошо.
Но Хейзел медлит.
– Ты в порядке?
– Да, все нормально. – Но ее лицо слегка бледнеет, и она улыбается мне одними губами. – Хорошей игры, Джейк.
40Джейк
Вернувшись в раздевалку, я сразу чувствую себя собранным. Сильным. Передо мной стоят четкие цели. И теперь я знаю, что мои родители будут болеть за меня на трибунах, и поэтому еще решительнее настраиваю себя играть хорошо.
Сегодня я выиграю у Мичигана, а потом верну себе Бренну. Пусть даже если придется броситься к ее ногам и умолять. Я верну свою женщину.
Хотя форму и экипировку команды обычно доставляют заранее, я всегда вожу с собой собственную сумку. В ней хранятся запасная хоккейная лента и прочее разное снаряжение, и я обычно бросаю туда свой браслет. Я расстегиваю молнию и роюсь в поисках знакомых бусин. Но мои пальцы никак не могут их нащупать.