На слова Алекса Скупов почему-то рассмеялся.
– Теоретически это, конечно, так, но дело в том, что инкубационный период вируса равен десяти, а то и двадцати годам, и только потом могут появиться какие-то нарушения и отклонения в поведении человека. Ученые называют эти проявления «феноменом Чикатило» или симптомом маньячества. Но его проявления такая же редкость, как и летающие тарелки. Да к тому же с ним можно бороться лекарствами, что обычно и делается в моменты эпидемических вспышек появления клещей.
– По-вашему, выходит, что вирус совершенно безобиден? – произнес Ашот. – Только почему же тогда за этими бумагами охотятся?
– Ну-у… – Скупов всплеснул руками, а затем встал, чтобы долить еще чаю в опустошенные чашки. – Подозреваю, что кто-то заблуждается, веря в то, что раз есть противоядие, то где-то есть и рецепт яда. То есть коли есть лекарство против чего-то, то можно произвести и сам вирус.
– А на самом деле это не так? – прищурившись, переспросил Алекс.
– Конечно нет, – рассмеялся старик. – Наша наука развивается быстрыми темпами, но она все равно еще не настолько совершенна. Может, когда-то и кому-то это и удастся сделать, только я не вижу в этом никакого смысла. Существует множество других вирусов, не менее замечательных, почему бы не обратить внимание на них, коль уж на то пошло?
Возразить на эти слова мужчины ничего не смогли. Во-первых, по причине не особой осведомленности, во-вторых, просто потому, что в сказанном была своя логика. Возможно, они и ошибались в своих подозрениях по поводу того, что преступники желают заполучить этот яд с целью производства убийц, чтобы торговать ими на криминальном рынке. Возможно, но в чем тогда логика преступников?
Задав ученому еще несколько не особенно значимых вопросов, но ничего нового более не узнав, мужчины поблагодарили его за помощь и стали прощаться. Хозяин проводил их до дверей и, выразив надежду на то, что виновный все же будет найден и тайна смерти Круглякова раскрыта, пожелал им удачи. На том и расстались.
Свою миссию Валентину полагалось исполнять на выезде. Об этом он догадался сразу же, как только его в очередной раз скрутили по рукам и ногам, надели на голову какой-то не особенно тщательно выстиранный мешок и, проведя длинными коридорами, запихали в машину. Судя по тому, что кресла в ней располагались вдоль стен, это был обычный «уазик» по типу того, на котором выезжала на вызовы их собственная команда.
При воспоминании о друзьях накатила грусть и сердце защемило. Наверняка ведь они и предположить даже не могли, в какую историю влип их товарищ. А вскоре ему предстоит еще и увязнуть в ней окончательно.
Где они теперь, друзья-однополчане?
Валентин отогнал от себя дурные мысли и попытался расслабиться. В конце концов пока с ним ничего плохого не делали, если не считать тех психологических мучений, что он уже испытал на собственной шкуре, но и они несравнимы с тем, что могло быть, попади он к кому-нибудь менее сдержанному и цивилизованному. О наличии последнего качества говорило многое: и то, как велась работа в школе, и то, как тонко было выстроено само обучение науке убивать, и даже то, что единственной мерой наказания был легкий удар током посредством браслета. Имей он реальные склонности к киллерской профессии, ему бы тут однозначно понравилось.
От всех этих мыслей Валентина отвлек резкий толчок, тут же перешедший в равномерное покачивание – машина тронулась. Сколько и куда они ехали, он не знал – снять мешок не разрешили. Пришлось довольствоваться хотя бы тем, что не связанными оказались руки и ноги, и, в общем-то, будь он каким-нибудь Рэмбо со съехавшей набекрень крышей, то запросто мог бы вырваться и рвануть куда глаза глядят, не думая о последствиях.
Но он-то знал, что возможности такой у него пока нет и не будет до тех пор, пока он не найдет способ снять со своей руки или обезвредить браслет. Вот тут-то способностей и недоставало. Все армейские навыки, как он ни старался их применить, результата не давали – браслет оказался собран из различных звеньев, и каждое таило в себе что-то особенное. Стоило тронуть одно, могли активизироваться остальные. А такую спецтехнику в армии, естественно, не изучают.
И Валентин терпеливо ждал. Отчасти ему было даже интересно, каким образом его вынудят надавить на курок, если сам он того не хочет. Не просто же сунут в руки снайперскую винтовку и заставят нажать – нет, не для этого его столько готовили и обрабатывали. Они наверняка задумали что-то более сложное.
Ехали довольно долго. По крайней мере так казалось Валентину. В машине за время пути стало ужасно душно, кто-то открыл люк, но это мало что изменило. Духота давила, заставляя забыть обо всем, кроме глотка свежего, прохладного воздуха.
Наконец, машина остановилась. Валентин с нетерпением ждал, когда его выведут и позволят снять с головы мешок. Но надсмотрщики не торопились. Сначала его просто оставили одного в салоне, а сами, сгрудившись где-то неподалеку, что-то бурно обсуждали. Потом за ним вернулись, и он услышал команду:
– Снимай и выходи!
– Не очень-то вы вежливы, – стягивая с головы мешок, заметил было он, но, столкнувшись с неприятным жестоким взглядом почти черных глаз, предпочел не продолжать дальше, просто замолчав.
Возле машины стояли четверо. Несмотря на то что одеты они были в гражданку, Грачеву не составило труда понять, что это бывшие военные, менты или работники служб безопасности. О том ясно говорила не только их осанка, но и манера держаться. Даже дурак, а себя к этой категории Грач пока не относил, должен был понимать, что свое дело эти парни знали хорошо.
Когда он свыкся со ставшим временно чужим и непривычным солнечным светом, то сумел рассмотреть их получше. Самым ярким ему показался блондин с густыми волосами, уложенными на одну сторону. Он был явным красавцем, с ослепительной белозубой улыбкой, правильными чертами лица и светлым взором, за которым, однако, скрывалось нечто совсем другое, животное. Он был лидером, охотником от природы, которому нравится сам процесс выслеживания хитрой и опасной дичи.
Совсем другим был его сосед по правую руку: угрюмый, погруженный в себя, он даже руки держал не в карманах, а сложенными на груди, что указывало на его замкнутость по отношению к своим. Он был своего рода тихой заводью с затаившимися в ней чертями и вызывал у Валентина наибольшее опасение. Грачев не доверял тихоням, отлично зная, что от них-то и следует ждать подвоха в самый неподходящий момент.
Что касается остальных двух, то это были недалекие ребята, легко поддающиеся дрессировке со стороны любого волевого и более сильного, чем они, человека. Парни имели пустой взгляд и, хотя и старались держаться под стать остальным, постоянное оглядывание на старших их неопытность все равно выдавало.
– Это ваше временное жилище, – первым заговорил блондин, даже не пытаясь указать в направлении представляемого объекта. Видимо, это было ниже его статуса. – Здесь вы будете жить до тех пор, пока идет подготовка всей операции. С вами останутся Юрий и Василий.
Мельком глянув в сторону, Грачев понял, что интуиция не подвела его, и остается один из недалеких ребят и тот, к кому он уже сейчас испытывал неприязнь и настороженное отношение. Что ж, может быть, и не самый худший выбор.
– О дальнейших ваших действиях вы узнаете от них. Предупреждаю один раз. – Блондин в одночасье изменился в лице, спрятав весь свой шарм под маской стального хладнокровия. – Любое нарушение инструкций грозит вам смертью. Выполните все, что вам скажут, и будете свободны.
Валентин подумал было, что следует кивнуть или хоть как-то дать понять, что он все понял, но потом решил, что они и без него знают, что глупить он не станет, и просто продолжил слушать дальше, пристально глядя в лицо этого человека. Но, как оказалось, это и был весь сказ. Блондин вместе с одним из парней запрыгнул назад в машину, и уже через несколько секунд в качестве воспоминаний о них на дороге остался только клубящийся столб пыли.
Грачев повернулся к остальным, молчаливо спрашивая: что дальше?
– Ну и чего вылупился, – огрызнулся на него Василий. – Тут тебе не музей. Топай к дому.
Друг за другом, словно стайка гусей, они дотопали до обнесенной невысоким забором постройки. Сразу за забором был сад, он состоял из нескольких вишневых и яблоневых деревьев, полукруглого цветника у самого дома и некоего подобия беседки, размещенной на самой высокой точке. В сущности, тут было довольно живописно и мило, да и дом тоже казался сносным и удобным для жизни. В нем не было комнат, если не считать кухню, отделенную тонкой перегородкой; из мебели стояли только диван и два стула, были также стол, шкаф для одежды, телевизор и холодильник. Последний, как оказалось, был набит до отказа, так что покидать дом ради закупки продовольствия даже не требовалось.
Здесь Валентину и предстояло ждать дальнейших указаний. Его сотоварищи почувствовали себя тут как дома почти сразу. Вооружившись двумя бутылками пива, они расположились напротив телевизора, оставив Грачева без внимания. А чего им было беспокоиться и куда он мог деться с таким украшением на руке? Он, соответственно, и не делся, а пошатавшись по дому, согрел чайник и заварил себе чаю. С ним и сел перед окном в кухне.
– Слышь, они говорят, что яйцо на вытянутой руке раздавить не так-то и просто, – хрюкнув от удовольствия, протянул Юрок своему товарищу. – Брешут, по-моему.
– А ты попробуй, – хитро покосившись на парня, предложил Валентин со своего места.
– Думаешь, не смогу? – воспринял это как вызов в свой адрес тот.
Валентин не ответил, да этого и не требовалось. Парнишка уже сорвался с дивана, метнулся к холодильнику и, взяв яйцо, с довольной рожей расплющил его в ладони. Затем сразу выругался:
– Мать твою, сучий потрох. Изляпался весь.
– Ты проигнорировал условия игры, – так же спокойно заметил Грачев и, не спеша подойдя к парню, сам вложил ему в руку другое яйцо, затем вытянул руку вперед и повернул ладонью вверх. – А вот теперь попробуй.