[77].
Конечно, в НКИД понимали, что польское правительство пытается заинтересовать Берлин улучшением отношений с Польшей. И вправду, в апреле 1933 года маршал Пилсудский, глава государства, и министр иностранных дел Юзеф Бек уже прощупывали почву, пытаясь узнать у немецких властей, существует ли возможность «стабилизации отношений»[78]. Польша вела двойную игру, но тем же самым занимались НКИД и Франция. И все же Стомоняков был доволен прогрессом. Из-за политики Гитлера польское правительство пыталось укрепить связи с Францией и Малой Антантой, состоявшей из союзников Франции: Чехословакии, Румынии и Югославии.
Тогда Стомоняков сказал следующее: «Если еще несколько месяцев тому назад во Франции были еще иллюзии относительно возможностей договориться с Германией, уступить ей в вопросах вооружения и пожертвовать некоторыми интересами своих союзников, то теперь, благодаря политике Гитлера, эти иллюзии исчезли, и мы имеем фактически единый фронт от крайне правых до социалистов включительно». Эти изменения отвечали интересам СССР, продолжал он: «Мы поэтому решили по всем текущим вопросам наших отношений, где это только допускается нашими интересами, идти навстречу польским предложениям и стремиться не только укрепить наши отношения с Польшей, но также манифестировать перед внешним миром их улучшение»[79].
Борис Спиридонович Стомоняков
Вскоре после реорганизации НКИД в 1934 году Бориса Спиридоновича Стомонякова повысили в должности до замнаркома. Он отвечал за дела в Польше и Прибалтике. Это были крайне важные регионы для европейской коллективной безопасности и взаимопомощи. Стомоняков родился в 1882 году в Одессе — портовом городе на берегу Черного моря. Его родители были болгарами. Его отец Спиридон Иванов являлся купцом. Мы мало знаем о родителях Стомонякова, однако нам известно, что в период с 1900 по 1904 год у его отца хватило денег отправить сына учиться в Санкт-Петербургский горный институт. Стомонякова часто называют болгарским подданным, но он родился в Одессе. Болгарский паспорт у него был только благодаря национальности отца.
Борис Спиридонович Стомоняков, 1930-е годы. АВПРФ (Москва)
Когда Стомонякову исполнилось 18 лет, он вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию. Это был обычный путь революционера. В 1905 году он находился в Бельгии, откуда переправлял оружие в Россию. Вернулся в 1906 году и был арестован, но ненадолго. В период затишья и репрессий, которые начались после 1905 года, Стомоняков не участвовал в революционном движении. В 1912 году он переехал в Болгарию, возможно, по семейным причинам. Его отец умер там же в следующем году. В результате Борис Спиридонович пошел служить в болгарскую армию и принимал участие в войне с Россией в октябре 1915 года. В 1917 году он отправился в Москву, а в 1921 году поехал в Берлин в качестве советского торгового представителя. Он участвовал в торговых переговорах с Веймарской Германией в 1920-х годах.
На фотографиях мы видим Стомонякова в костюме с галстуком, с усами и бакенбардами и частично лысого. У него довольно доброжелательный взгляд, и он похож на советского купца, кем, собственно, он и был. Мы мало знаем о личной жизни Стомонякова, но можно предположить, что он был импульсивным волевым человеком. В 1928 году он жаловался напрямую Сталину на то, что Политбюро слишком торопится подписать новое торговое соглашение с Берлином. Мы слишком на многое соглашаемся, писал он. По сути, Стомоняков критиковал политические рекомендации НКИД, то есть противоречил Литвинову. Он был настолько недоволен, что попросил назначить его на другую должность. В то время он уже был членом коллегии НКИД, исполнительного комитета комиссариата, до тех пор, пока его не упразднили в 1934 году в ходе реорганизации правительства. Говорят, что позднее он уже хорошо ладил с Литвиновым.
Сближение Польши и СССР
Стомоняков хорошо выполнял свою работу и держал под жестким контролем советскую политику в Польше. В своих депешах полпреду Антонову-Овсеенко он четко выражал намерения СССР. Весной 1933 года появилась небольшая надежда, что Польша захочет улучшить отношения с СССР. Карл Радек, старый большевик и журналист «Известий», докладывал о своем разговоре с Богуславом Медзиньским, который возглавлял «Газету Польску» — полуофициальное издание в Варшаве. Медзиньский был связующим звеном и действовал неофициально, обсуждая с Радеком «чувствительные вопросы», которые пока что не «созрели» для официальных дипломатических переговоров. Он был близок к главным пилсудчикам, сражался на стороне Пилсудского во время войны и помогал неофициально решать вопросы, которые возникали у советской стороны. О беспокойстве СССР было доложено всем основным польским лидерам, а не только министру иностранных дел Беку. Переговоры между двумя журналистами велись более открыто, чем между дипломатами на официальных встречах. Как писал Медзиньский, польское руководство «убеждено, что Германия идет к войне с ними [поляками. — Ред.], но сама не хочет форсировать события». Также оно не думало, что СССР стремится к ослаблению Польши по сравнению с Германией. Польша «не намерена быть орудием чужих интересов против нас [СССР]». Как сообщил Радек, Медзиньский был убежден, что Германия постарается «создать осложнения между нами и Польшей, усиливая в Румынии направленные против СССР тенденции». По словам Медзиньского, следующим шагом Германии должна стать Прибалтика. Прибалтийских фермеров могут привлечь более высокие цены на сельскохозяйственную продукцию, которые появятся благодаря таможенному союзу, а правительство Великобритании может поддержать расширение Германии в этом направлении. За счет него получится подготовить плацдарм для нападения на Ленинград. Польша не хотела, чтобы Германия оказалась в Прибалтике, и тут интересы СССР и Польши совпадали. Медзиньский таким образом предлагал облегчить их сближение[80]. В первых попытках противостоять гитлеровской Германии снова возникло двойное дно, и многие люди были вовлечены в этот процесс открыто или тайно. Читатели пока не знают их имен, но это ненадолго. Многие герои этого повествования станут нашими хорошими друзьями по мере того, как мы будем продвигаться по 1930-м годам.
Будет ли Польша придерживаться этой совершенно новой линии? А Франция? Был ли советский анализ «объединенного фронта» преждевременным? Через две недели Стомоняков удивился: польское правительство прибегло к «известной сдержанности» в отношении сближения «как в больших, так и в малых делах»[81]. По мере снижения напряжения между Польшей и нацистской Германией Польша все меньше интересовалась сближением с СССР. 1 мая Пилсудский встретился с Антоновым-Овсеенко, но ограничился дружеской болтовней[82]. Стомоняков полагал, что четко все понял: «Содержание разговора с Вами Пилсудского подтверждает наши предположения, что, приглашая Вас, Пилсудский имел ввиду не дальнейшее развитие польско-советских отношений, а исключительно эффект в других странах, особенно в Германии». Но ничего страшного, отмечал он, мы занимаемся тем же самым. Пусть Германия будет озабочена «перспективами дальнейшего сближения СССР с Польшей и Францией». Обе страны могут вести двойную игру. Как полагал Стомоняков, польская политика основывалась на отсутствии уверенности в силе англо-французского «антигитлеровского» настроения[83]. Литвинова это тоже беспокоило.
ГЛАВА IIКРУТОЙ ПОДЪЕМ: БОРЬБА СССР ЗА ДИПЛОМАТИЧЕСКОЕ ПРИЗНАНИЕ1930–1933 ГОДЫ
В США политика по отношению к СССР менялась медленнее, чем в Европе. В 1920-х годах республиканская администрация отказалась пойти на дипломатическое признание СССР, но тем не менее разрешила торговлю, которая шла с переменным успехом. Во время президентства Герберта Гувера политика оставалась неизменной. Торговые отношения улучшались, но из-за этого предприниматели переставали давить на правительство и требовать признать СССР. Как и во Франции, в США каждый раз, когда пресса решала осветить вопрос признания, она начинала антикоммунистическую пропаганду. В 1930 году «Дейли ньюс» и другие нью-йоркские газеты опубликовали ряд фальшивых документов и обвинили сотрудников «Амторг трейдинг корпорейшн», советского торгового представительства в США, в поддержании связей с революционными организациями и распространении революционной пропаганды. Литвинов назвал это антикоммунистическим «крестовым походом»[84]. Использование поддельных документов было испытанным методом антикоммунистической пропаганды, который дал удивительные результаты в ходе предвыборной кампании в Великобритании в 1924 году. В октябре 1924 года было опубликовано так называемое письмо Зиновьева, из-за чего проиграло оказавшееся в меньшинстве лейбористское правительство. Не обошлось тут без поддержки службы британской разведки и Консервативной партии. Методы, работавшие в Великобритании и Франции, работали и в США, где процветал антикоммунизм. Поддельные документы были важным оружием в борьбе с Советским государством.
Комитет Фиша
В Палате представителей Гамильтон Фиш, ярый республиканец-антикоммунист, организовал Комитет для расследования коммунистической деятельности в США. Неофициальный представитель СССР в Вашингтоне Борис Евсеевич Сквирский отправил в Москву подробный отчет о дебатах в Палате представителей на тему формирования этого комитета.
Большинство присутствующих конгрессменов (видимо, их было немного) поддержали это решение. Сквирский упомянул об одном исключении — о конгрессмене, который назвал создание такого комитета «охотой на ведьм».