М. К.] после англо-германского морского соглашения окончательно подрывает остатки всяческого доверия к английской политике»[1055]. Заметьте, что если бы Хору и Лавалю удалось осуществить свой план вне Лиги и с согласия Абиссинии, Литвинов занял бы другую позицию.
Майский написал крайне подробный конфиденциальный отчет о развитии и судьбе так называемого Парижского плана. В британском кабинете разделились мнения по вопросу санкций. Группа министров постарше выступала против них. А молодые, такие как Иден, — за. Ванситтарт выступал против, так как он основывался на следующем принципе: «Главный враг — это Германия. Чтобы с ней бороться, необходимо поддержать “фронт Стрезы” и СССР, а для этого необходимо ликвидировать абиссинско-итальянский конфликт». Санкции только ухудшат отношения между Великобританией и Италией и подтолкнут Италию в сторону нацистской Германии, из-за чего будет труднее сформировать антигерманскую коалицию. Эта позиция была похожа на мнение Литвинов.
Уже в начале ноября, а на самом деле раньше, Ванситтарт «с благословения министров» готовил план по урегулированию Абиссинского кризиса. Перед парламентскими выборами эта работа шла в строжайшем секрете. Майский вспоминал, как он сидел между Хором и лордом-мэром на ежегодном банкете 9 ноября. Хор заявил (вероятнее всего, с улыбкой), что британская «политика после выборов будет та же самая, что и до выборов». С точки зрения софистики это было правдой: план разделить Абиссинию рассматривался до того, как были подведены итоги выборов. Утечка, произошедшая 9 декабря, вызвала возмущение в Великобритании. В итоге группа более молодых министров во главе с Иденом потребовала отменить этот план и уволить Хора. Министры более старшего возраста сопротивлялись. Болдуин попытался пойти на хитрость. Он полагал, что электорат уже у него в кармане и что страна в итоге «проглотит» план. Поддержав министров старшего поколения, Болдуин добился одобрения кабинета, к сильному неудовольствию «молодых» министров. Как лаконично отметил Майский, расчет Болдуина не оправдался. Он столкнулся с сильной общественной оппозицией и недовольством партии. Черчилль, изгой консерваторов, отдыхал на Майорке. Он отправил телеграмму, в которой выступил против того, чтобы «британский лев склонил колени перед Муссолини». Иден и несколько других «молодых» министров пригрозили, что уйдут в отставку, если от «Парижского плана» не откажутся. Болдуин понял, что ему придется выбирать между спасением Хора и своего собственного правительства. 18 декабря Хор ушел в отставку.
Его заменил Иден, что вызвало недовольство «старых» министров. Майский полагал, что Иден будет активнее поддерживать Лигу и принципы коллективной безопасности. «Старые» министры затаятся, чтобы «убрать не очень приятного для них “молодого человека”». Майский пришел к выводу, что Литвинов был прав, когда полагал, что британское правительство может повернуться спиной к Лиге Наций. Однако Майский утверждал, что он также прав, поскольку из-за недавних выборов новому правительству будет намного труднее предать принципы Лиги, чем предыдущему парламенту[1056]. Как увидят читатели, Майский заблуждался. Британскому правительству ничего не стоило совершить такое предательство.
Британский заем Москве под вопросом
Абиссинский кризис был не единственным полем боя за англо-советское сближение. Понять, могут ли отношения между этими двумя странами перейти от слов к делу, можно было бы, если бы улучшились торговые связи, а Великобритания предоставила бы СССР заем. Это идея не была новой. О займе говорилось почти с самого начала англо-советских отношений. Правительству СССР необходим был заем или долгосрочный кредит. Взамен британцы хотели получить заказы от СССР или же выплату царских долгов британским гражданам. Майский снова заговорил о займе в июне 1934 года. В начале 1935 года МИД и чиновники Казначейства согласились серьезно рассмотреть этот вопрос[1057]. Это произошло как раз в тот период, когда Госдепартамент США отказался от переговоров о долге и кредите с советским правительством. С самого начала у займа была политическая подоплека.
По словам Ванситтарта, это позволит «избавиться от неприятных разногласий в отношениях с СССР, которые обе страны хотят улучшить с учетом очевидно назревающей опасности со стороны Германии». Подобное решение также понравилось бы кредиторам со стороны Великобритании, у которых были «голоса и друзья». Саймон согласился по обоим пунктам[1058]. Министерство иностранных дел хотело объединить долгосрочный кредит СССР с процентной ставкой, превышающей рыночную, с так называемыми балансами «Бэринга» — бывшими царскими денежными депозитами в «Бэринге» и других лондонских банках, для урегулирования британских претензий к советскому правительству. Разница между более высокими и рыночными процентными ставками и балансами «Бэринга» будет использоваться для выплат кредиторам. Получится немного, но это лучше, чем ничего. В апреле 1935 года Виктор Казалет, консерватор, член парламента и представитель кредиторов, выдвинул это предложение вместе с Маршаллом из «Бекос Трейдерс», который продвигал его перед Майским и Сити. Как сказал один из чиновников Казначейства, благодаря улучшению англо-советских отношений такая идея может вполне быть реализована. Так же полагал и Кольер[1059]. Майский не мог поверить в то, что «нынешнее правительство должно просить парламент гарантировать заем для СССР». Более того, он выступал против любой связи между займом и урегулированием долгов: «Англо-советское сотрудничество — это новорожденный ребенок… Он может заболеть от неприятных отсылок к прошлому». Советские официальные лица жаловались на высокие процентные ставки. Они говорили, что англо-советская торговля — это как «любовь без радости». Британские официальные лица отвечали, что если СССР хочет более дешевые и долгосрочные кредиты, он должен удовлетворить требования Великобритании. Конечно же, советское правительство хотело получить все это без всякого урегулирования, но Майский сказал, что надо подготовить обсуждение такого решения, если британцы действительно настроены серьезно[1060].
Что касается царских долгов, тут Майский вышел за пределы данных ему полномочий. В 1933 году Крестинский велел ему воздержаться от обсуждения вопроса о долге в ходе торговых переговоров. Политбюро не было заинтересовано говорить об этом по-вторно[1061].
Среди чиновников Казначейства сформировалась оппозиция, но в особенности в Совете по делам торговли, где буквально все, начиная от простого клерка и заканчивая главой Уолтером Ренсименом, выступали против займа для СССР. Они были против главным образом потому, что возрастал риск дефолта по сравнению с продлением и увеличением существующих коммерческих кредитов и снижением страховых премий. Ренсимен также возражал по «политическим причинам». Сотрудник Казначейства С. Д. Уоли отметил, что гарантированные займы «обычно непопулярны». Британская пресса «несомненно, почувствует, что если мы хотим развивать какую-либо страну с помощью гарантированных займов, то лучше выбрать нашу колониальную империю, а не коммунистическую Россию, и многие люди согласятся с… таким подходом». Экономические сложности не были «непреодолимыми… но решение должно приниматься в зависимости от того, будет ли наше предложение гарантировать заем для России политически целесообразным»[1062]. Канцлер Невилл Чемберлен «не был готов из-за этого столкнуться с серьезными партийными трудностями. Он полагал, что Хейлшем [Дуглас Хогг, лорд-канцлер и ярый консерватортори. — М. К.] и ему подобные отнесутся к этому очень враждебно»[1063]. А один из чиновников Казначейства полагал, что «Литвинов, скорее всего, присвоит себе дипломатическую победу: конечно, он не признает никаких обязательств с российской стороны выплатить то, что требуют кредиторы, но станет утверждать, что он убедил британское правительство найти самому себе компенсацию»[1064].
Ванситтарт, заручившись поддержкой Хора, продвигал вариант с займом: «С точки зрения МИД, в данном случае лучше предложить заем»[1065]. В то же время посол Чилстон полагал, что такое решение будет «иметь выраженное политическое влияние на ситуацию в Европе. Советское правительство, безусловно, использует это событие, чтобы доказать, что Великобритания на самом деле имеет в виду нечто большее, чем говорит по поводу Восточного пакта, и это станет дальнейшим оружием в советской кампании против Германии»[1066]. Также и Эштон-Гваткин, глава отдела экономических отношений, полагал, что «заем от правительства Его Величества восстановит в глазах СССР баланс, нарушенный после заключения англо-германского морского соглашения, так как покажет миру, что мы доверяем советскому правительству»[1067]. Предложение не было сделано летом 1935 года из-за Абиссинского кризиса, а затем из-за парламентских выборов в ноябре. Кольер терял терпение из-за задержки и пытался «двигаться вперед», но его попытки не увенчались успехом[1068].
Оппозиция из Совета по торговле блокировала старания Кольера, также существовало сопротивление в МИД. Сарджент, выступавший против англо-советского, а также франко-советского сближения, воспротивился займу. Кто бы сомневался. В этой книге видно, что на Сар