[1298]. Так-то оно так, да только к победе фашистов привела еще и нерешительность, раздробленность и слабость некоторых французских правительств и министров, в том числе самого Эррио.
Первый тур выборов в законодательные органы Франции состоялся 26 апреля. Судя по результатам, во втором туре в начале мая должен был победить Народный фронт. Непонятно, с каким количеством голосов и мест в Палате депутатов. Однако в целом прогноз Эррио сбывался. Конечно, Потемкин беспокоился, так как результаты выборов должны были определить будущее коллективной безопасности и взаимопомощи, или, во всяком случае, он так полагал. Перед вторым туром он встретился с Фланденом, которому хотелось обсудить политику.
Фланден сказал, что победит точно Народный фронт, Коммунистическая партия получит примерно 60–65 мест, а может быть, и больше. По словам Потемкина, Фландена не беспокоил этот результат. «Коммунисты Франции, — сказал он, — проявляют политическую зрелость и патриотизм, привлекающие к ним симпатии не только рабочих масс, но и буржуазных элементов». Фландена сильнее волновали социалисты. Их фракция получит достаточно много мест в новой Палате. «Между тем политика и тактика социалистов представляются Фландену сомнительными и даже опасными. В частности, это относится к позиции социалистов в области внешнеполитической». Они враждебно относились к Италии, отметил Фланден, и постоянно требовали все больше санкций против итальянского правительства. Однако по отношению к Германии они занимали другую позицию. «Пацифизм социалистов приводит их к соглашательской позиции в отношении Германии». Фланден по секрету рассказал Потемкину, что во время лондонской встречи стран Восточного пакта генеральный секретарь Социалистической партии Поль Фор подошел к Сарро и потребовал, чтобы Фландену велели смягчить позицию в отношении Германии. «Руководящая роль, которую социалисты, по-видимому, будут играть в новой Палате, может, по мнению Фландена, значительно затруднить проведение правительством твердой линии в отношении гитлеровской Германии». Это было не очень хорошо. На самом деле Фор был убежденным «пацифистом» и пораженцем перед лицом Германии. Он постоянно мешал Блюму, с которым они вместе были председателями Социалистической партии. Фор настаивал на уступках нацистской Германии, что было на руку Гитлеру. После падения Франции он поддерживал режим Виши Петена, из-за чего в 1944 году его выгнали из Социалистической партии. Повезло, что не расстреляли. Во Франции было много коллаборационистов, которые «переобулись» в последнюю минуту и смогли избежать правосудия в конце войны.
Именно поэтому Фланден поделился этим удивительным комментарием с Потемкиным. По его словам, в некоторых округах коммунисты намеревались снять своих кандидатов в пользу социалистов во время второго тура. Фланден считал эту тактику ошибочной. Коммунисты должны понимать, что таким образом они уступают дорогу «германофилам» и прочим неподходящим кандидатам. Особое внимание стоит обратить на социалистов в избирательных округах на севере и в Па-де-Кале. Там они больше склоняются к заключению соглашения с Германией. С точки зрения Фландена, в этих областях коммунисты должны изо всех сил поддерживать своих кандидатов на выборах[1299].
Фланден пытался попросить Потемкина секретно передать эту информацию? Вероятно, да. Если коммунисты останутся во втором туре, будет ли это означать, что кандидаты от правоцентристов или правых не победят? Потемкин никак это не прокомментировал.
Фланден хотел сказать кое-что еще. В феврале 1936 года в Мадриде к власти пришло правительство Народного фронта. Это была левоцентристская коалиция, похожая на французскую. Когда Потемкин уже собирался уходить, Фланден его задержал, чтобы передать еще одно сообщение. «Эксцессы» в Испании, которые терпит новое правительство, плохо влияют на общественное мнение во Франции, чтобы убедиться в этом, достаточно почитать французскую правую прессу. Под «эксцессами» он подразумевал столкновения между левыми и правыми активистами. По словам Потемкина, «сам Фланден опасается, что победа демократических идей далеко не обеспечена в Испании. Он не исключает того, что эта страна скатится к фашистской диктатуре. Если бы это случилось, фашизм в Европе, уже восторжествовавший в Германии и Италии, получил бы сильнейшее подкрепление, и демократическая Франция оказалась бы в самом тревожном соседстве с тремя странами, воплощающими опаснейшую форму социальной и политической реакции»[1300]. Конечно, Фланден не просил Потемкина напрямую повлиять на позицию Москвы, хотя депеша сводится примерно к этому. Предупреждение насчет Испании оказалось верным. В середине июля там началась гражданская война.
Второй тур выборов состоялся 3 мая 1936 года, и результаты оказались примерно такими, как ожидали Эррио и Фланден. Коммунистическая партия получила 72 места вместо 10 — немного больше, чем полагал Фланден. Это стало для них большой победой. Социалисты тоже получили больше мест — 146 вместо 97. Эррио не хотел обсуждать с Потемкиным, откуда возьмутся эти новые места. Их забрали у его партии — радикал-социалистов. Они получили 115 вместо 158 мест. А что еще хуже, они получили меньше процентов голосов, чем коммунисты. Коммунисты оттянули голоса у социалистов, а социалисты — у радикалов, которые отдали голоса еще и правым. Радикалы были недовольны и затаили на коммунистов обиду. Слева к коалиции присоединились более мелкие партии. В теории Народный фронт добился уверенной победы, получив всего 378 мест, то есть 57 % голосов, а правые — 236 мест. Но на самом деле коалиция была хрупкой из-за раскола между социалистами, на который Фланден обратил внимание Потемкина, и из-за того, что радикалы презирали коммунистов и конфликтовали с ними.
Литвинов написал Потемкину из Москвы, что он недоволен результатами выборов. «Как ни радостны эти результаты на первый взгляд, в особенности победа Компартии, я предвижу в результате выборов усиление работы правых партий и дальнейший уклон в сторону фашизации Франции». Литвинов по-прежнему опасался возвращения Лаваля в МИД, а также того, что правительство будет формировать Даладье. Как это могло произойти? Литвинов интересовался вслух. «Неужели столь окрепшие Коммунистическая и Социалистическая партии не могут преградить дорогу к власти фашиствующему Лавалю и его единомышленнику по внешней политике Даладье? Сохранение нынешнего кабинета Сарро — Фланден является довольно желательной комбинацией, если невозможна лучшая»[1301]. На настоящий момент историк Джонатан Хэслем (полемизируя со своими убеждениями 1984 года) говорит, что «большевизм вернулся» в лице Народного фронта[1302]. На самом деле эта коалиция появилась благодаря страху перед распространением фашизма. В нее входили три партии, и им необходимо было смириться с разногласиями, чтобы добиться успеха. Однако, как бы парадоксально это ни было, Литвинов волновался, что Народный фронт только укрепит фашизм во Франции вместо того, чтобы его уничтожить.
Примерно то же самое Литвинов сказал Майскому. Что касается Германии: «Все, что укрепляет такое государство и поэтому увеличивает опасность нарушения мира, должно быть отметено». Лучше всего было бы организовать секретные переговоры между Францией, Великобританией и СССР. Это было продолжением курса Эррио. Однако инициативу должны проявить французы и британцы. Инициатива СССР была обречена на провал. В конце Литвинов написал Майскому следующие строки: «Надо поориентироваться и выяснить, куда ветер дует. Могу Вам сказать, что настроен я весьма пессимистически и, как это Вам ни покажется парадоксальным, исход французских выборов этот мой пессимизм сильно усиливает. Будем, однако, бороться. На меня собственный пессимизм никогда не действует расслабляющее в сторону фатализма, а наоборот. Стремлюсь как бы доказать самому себе неосновательность моего собственного пессимизма»[1303].
В 1920-х годах Литвинов считал, что НКИД, а точнее говоря, он сам, подобно Сизифу, катит свой валун в гору и стремится достичь вершины вопреки воле богов, наказывающих его. Он не сильно изменился за эти годы. Литвинов был предан делу обеспечения безопасности СССР. В основном он был уверен в себе, и вот, наконец, он смог признаться Майскому, что единственный раз в жизни у него появились сомнения относительно будущего и своих возможностей перед лицом всех препятствий организовать защиту Европы от угрозы нацистской Германии. В последних фразах его депеши звучало благородство духа, благородство Сизифа, который никогда не сдается даже богам.
В Париже кабинету Сарро пришлось уступить место Народному фронту. Правительство формировал социалист Леон Блюм, а не Даладье. В кабинете было 12 социалистов и 9 радикал-социалистов. Эррио и Поль-Бонкур не вошли в правительство, как и, очевидно, Мандель и Фланден от правоцентристов. Блюм предлагал МИД Эррио, но тот отказался, так как не очень любил Народный фронт. По его словам, он предпочел бы остаться председателем Палаты депутатов. Литвинов вряд ли слишком расстроился из-за отказа Эррио, учитывая его слабохарактерность во время Рейнского кризиса. Поль-Бонкура не могли избрать из-за его странной преданности Социалистической партии. Это была потеря. «Фашистский» Лаваль отсутствовал, но Фора, у которого не было места в Палате, назначили государственным министром. Это представляло собой проблему, так как Фор был пацифистом и обвинял Блюма и его сторонников в милитаризме. Так уничижительно он называл их стремление занять жесткую позицию в отношении нацистской Германии. Однако его трудно было не включить в кабинет из-за его места в Социалистической партии. Еще один германофил, Даладье, стал министром обороны и заместителем председателя Совета министров. Пьер Кот вернулся на должность министра авиации. Это помогало уравновешивать Фора в кабинете, но ничего нельзя было поделать с расколом у социалистов.