Французская столица притягивала к себе всех, кто мог себе это позволить. Там можно было встретить писателей всех сортов, представителей богемы и просто эксцентричных людей. Особенно хорошо было тем, кто любил потанцевать и поужинать в красивом месте. В 1926 году Буллит опубликовал сатирический роман про элиту из Филадельфии, и книгу моментально раскупили. Это был человек, который добивался успеха во всем, за что брался. Но не в браке. В 1930 году Буллит развелся с Брайант. Он утверждал, что это произошло потому, что она изменила ему с женщиной. Таков был Париж — дикий и свободный. Однако после того, что случилось, Буллит решил положить конец своему шикарному богемному образу жизни. Ему тогда было 39 лет. Развод был непростым, однако эмоционально почти не затронул Буллита, и ему удалось получить опеку над Анной. Брайант пострадала сильнее. Она сильно заболела, рано постарела и, оставшись без денег, начала пить. Она больше никогда не видела дочь. Однако Буллит не был законченным подлецом и время от времени посылал Брайант деньги, которые помогали ей держаться на плаву. Она умерла в Париже в январе 1936 года от кровоизлияния в мозг. В том же году во Францию приехал Буллит, так как его назначили американским послом[526].
Буллит познакомился с Рузвельтом еще во время правления Вильсона и стал его неофициальным советником и поддерживал его во время президентской кампании 1932 года прежде, чем Буллита назначили специальным помощником заместителя госсекретаря Госдепартамента США. Неудивительно, что Рузвельт взял его с собой на переговоры с СССР, а затем назначил послом. Буллит был абсолютно уверен в себе, когда отправился в декабре 1933 года в Москву. Даже слишком. Он полагал, что советское правительство так мечтает наладить отношения с США, что согласится почти на все, что угодно. Буллит был не первым, у кого возникли подобные мысли. Эти люди не умели ладить с советской стороной. Ее нельзя было просто «обработать». Хуже всех были французы. В 1927 году они отвергли предложение СССР оплатить царские долги, хотя это было лучшее предложение, которое советское правительство когда-либо делало иностранному. Неужели Буллит и Госдепартамент совершат ту же ошибку?[527]
Поездка Буллита на поезде в Москву
Поначалу все было иначе. Советские власти организовали прием Буллита на высшем уровне. 10 декабря делегация НКИД встретила Уильяма на приграничной станции Негорелое. Делегацию возглавляли Я. С. Ильинский, уполномоченный НКИД при правительстве Белорусской ССР, и корреспондент ТАСС. Они оба составили отчеты об их беседах с новым американским послом. Они пересекли границу советской территории вечером. Было холодно. Железнодорожный комиссариат даже отправил за Буллитом недавно отремонтированный УР-вагон, чтобы доставить его в Москву. Перед отъездом на вокзале был организован «импровизированный» ужин. Конечно, это было из ряда вон выходящее событие, и ресторан готовился к приему таких высокопоставленных гостей. Ильинский писал, что был организован практически банкет, на котором подавали вино и даже шампанское. Присутствовали американские журналисты с женами и сотрудники Буллита, а также его маленькая дочь Анна. Она, наверно, удивлялась такой суете и была под впечатлением от внимания, которое уделили ее отцу. Буллит точно был впечатлен. Ильинский писал, что посол был польщен приемом и сиял, когда журналисты ему сообщили, что такая встреча в приграничной зоне представителями НКИД была «беспрецедентной в истории советской дипломатии».
В поезде Буллит много говорил с Ильинским, рассказывал, как он заинтересован в СССР и во всем советском. Обещал к следующему разу выучить русский язык. Это было, конечно, крайне непросто: для представителей западных стран русский очень сложный язык. В тот раз они оба говорили по-французски. Буллит хорошо владел этим языком, отметил Ильинский, как и его 9-летняя дочь. Это было неудивительно, ведь Уильям с бывшей женой проводили много времени в Париже. «Много раз подчеркивал свои связи с Рузвельтом, — отметил Ильинский, — стараясь создать впечатление, что является его доверенным лицом».
Буллит объяснил, что он приехал в Москву ненадолго. Ему нужно понять, как обстоят дела, и распорядиться насчет открытия посольства. Затем он вернется в США, но в СССР останутся двое его коллег. Один из них — Джордж Ф. Кеннан — будет следить за ремонтом здания. Буллит сказал, что у него будет крайне важное задание: он должен будет выбрать сотрудников посольства, таких, чтобы они не могли обидеть советских коллег. В Америке это не так просто сделать, потребуются время и силы. Забавный комментарий. Ведь в будущем Буллит сам пойдет против своих хозяев, а Кеннан, образованный человек, прекрасно знающий русский язык и разбирающийся во всем русском, окажется высокомерным человеком, с которым невозможно будет договориться. Конечно, подобное поведение свойственно молодым людям, а Кеннану было всего 29 лет, когда он приехал в Москву. На самом деле Буллит им хвастался и заявил, что он с большой симпатией относится к СССР, а кроме того, он троюродный племянник знаменитого Джорджа Кеннана, который сам был журналистом и писал книги про Россию и Сибирь. «Б[уллит] производит впечатление искренне нам дружественного человека, — писал Ильинский, — готового энергично работать для сближения между САСШ[528] и СССР». Буллит даже сказал крайне эмоциональный тост «в память о Ленине», о котором он точно захочет забыть, когда приедет в Москву[529].
Корреспондент ТАСС попросил Буллита дать ему интервью. Тот ответил, что только после того, как он вручит свои верительные грамоты в Москве. Это касалось как ТАСС, так и американской прессы. Тем не менее Буллит много говорил, но не под запись и не для публикации. Во время ужина он сидел с американскими журналистами, которые старались выпытать у него результаты переговоров в Вашингтоне. Буллит отказывался их комментировать, и журналистам пришлось обсуждать между собой отношения СССР, США и Великобритании[530].
На следующий день Буллита в Москве приветствовала еще одна группа представителей НКИД, в которую входил Трояновский. Уже в первый день Уильям долго беседовал с Литвиновым, а затем отправился посмотреть на здание американского посольства. Через два дня он вручил верительные грамоты в Кремле. Конечно, советская сторона была рада его видеть. Как писал Буллит, он приятно пообщался с Михаилом Ивановичем Калининым. Советская пресса также подробно осветила приезд посла в Москву. «Они не только радовались, но незаслуженно мне льстили», — писал Буллит Рузвельту[531]. Конечно, это была притворная скромность, которую президент, несомненно, распознал. В тот же день Буллит посетил НКИД и познакомился с тремя заместителями наркома: Караханом, Сокольниковым и Стомоняковым. Что касается Карахана, то они встречались в 1919 году во время визита Буллита в Москву и немного помнили друг друга. Разговор зашел о намерениях Японии и о вероятности войны на Дальнем Востоке. Буллит сообщил, что «одна часть [японских. — М. К.] правящих кругов» была готова к войне, а другая не решила, «когда». Он также добавил, что, по мнению японцев, СССР и США заключили «какое-то соглашение о Дальнем Востоке, направленное против японской агрессии». Это было «крайне полезным для нас и для дела мира». Буллит произвел на Карахана хорошее впечатление. «Хотя я Буллита видел 15 лет тому назад, но он не очень сильно изменился за эти годы. Как и в 1919 году, он выглядит молодо и полностью сохранил свою тогдашнюю живость и энергию»[532].
С Сокольниковым состоялся похожий разговор о намерениях Японии на Дальнем Востоке и возможном нападении на Владивосток. Сокольников особо не беспокоился по этому поводу, так как город был лучше защищен с воздуха. Как и Буллит, он полагал, что японцы не могут решить, напасть сейчас или позднее, когда они станут сильнее. Однако «оттяжкой сроков мы выиграем больше, чем Япония». Также затронули тему англо-японских отношений. «На англичан нельзя полагаться, — сказал Буллит. — Американцы избегают информировать англичан о своих планах по части политики на Дальнем Востоке, ибо англичане обо всем передают японцам»[533]. Дело было в том, что тогда никто не мог положиться на англичан.
В разговоре со Стомоняковым Буллит презрительно отозвался о нацистской Германии. Помимо всего прочего, он отрицательно высказался о немецких планах заключить соглашение с Японией и Польшей против СССР. Переговоры Германии и Японии идут уже давно, и поэтому Буллит поинтересовался переговорами с Японией. Стомоняков ответил, что они длятся какое-то время. Помните, это был декабрь 1933 года. Буллит прямо спросил, был ли заключен тайный пакт о ненападении? Стомоняков ответил, что сохранить такой договор в секрете бы не удалось. Стороны обменялись лестными комментариями о Рузвельте и на этом закончили разговор[534]. Буллит уже сказал все, что мог, а у Стомонякова были более важные дела в этот день.
Вечером 15 декабря Литвинов организовал официальный прием в честь нового посла, на который пришли многие представители советской правительственной элиты. «Банкет был прекрасен, — писал Буллит. — Нас угощали такими яствами и винами, которые никто не осмелится подать в Америке в наши дни. Поднималось много тостов за вас, за меня и за США». Это был всего лишь один из многочисленных приемов и ужинов, которые были необходимы, чтобы познакомить Буллита с различными официальными лицами и с народными комиссарами, с которыми ему предстояло работать. Шикарный банкет устраивали и ради Альфана, когда он приехал в Москву несколькими месяцами ранее. Если СССР хотел улучшить отношения, то все было организовано на высшем уровне с икрой и алкоголем.