ко новое и неожиданное, что я подумал, что необходимо поставить вас об этом в известность»[536].
Вечером 21 января Буллит уехал из Москвы. Он сделал остановки в Берлине и Париже. Буллит поговорил, помимо всех остальных, с Поль-Бонкуром, и тот сказал ему, что Франция вряд ли сможет оплатить свои долги США. Посол всячески возмущался, но это не произвело никакого впечатления на французов. Долги перед США были не только у СССР. Буллит спросил Поль-Бонкура о возможной войне на Дальнем Востоке, на что тот ответил, что она вполне вероятна. Но затем добавил, что «многие войны, которые должны были начаться, так и не начались»[537].
Литвинов также записал в своем дневнике разговор с Буллитом, и там намного больше фактов. Вначале нарком упомянул про поставку американских рельсов, о которой упомянул Сталин на банкете у Ворошилова. Буллит высказал сожаления относительно того, что Трояновский не сможет сопровождать его обратно в США, так как он думал возобновить переговоры о выплате долга. Посол также упомянул законопроект Джонсона о невыплаченных долгах, который находился на согласовании в Конгрессе. Он запрещал выдачу кредитов тем странам, которые не закрыли свои предыдущие финансовые обязательства перед США. Если до 15 января не будет найдено решение, то Рузвельт может столкнуться с серьезными политическими сложностями. Также обсуждались торговые вопросы, и Литвинов предупредил Буллита о препятствиях и ограничениях, которые мешают развитию торговли между СССР и США. Кроме того, обсудили возможный визит американского флота в СССР, но по инициативе Буллита, а не Литвинова. Нарком рассказал о сложностях, которые возникают при заключении пакта о ненападении на Дальнем Востоке. Здесь все соответствовало рассказу Буллита. В своем отчете Литвинов не написал ничего, что можно было бы трактовать как волнение из-за неминуемой войны с Японией и что посол мог бы использовать как рычаг давления на Москву для оплаты долгов. Однако Франция и Великобритания, как и другие страны, долги тоже не оплачивали[538]. На самом деле Рузвельт не меньше Литвинова переживал из-за Японии. Возобладают ли интересы в сфере безопасности над долгами, которые никто (кроме Финляндии) не собирался платить? Литвинов передал отчет Сталину и обратил его внимание на то, что Буллит считает крайне важным завершить переговоры о выплате долга до 15 января. Таким образом, он просил Сталина надавить на Трояновского, чтобы тот больше не откладывал свой отъезд в Вашингтон из-за «организационных пустяков». Ему нужно было поторопиться, если он хотел успеть на следующий пароход в США, который уплывал из Франции 28 декабря[539]. Что происходило с Трояновским? Были какие-то сложности?
Трудности с Трояновским
Проблема существовала на самом деле, как на следующий день Литвинов объяснил Сталину в информационной записке. «Я только что получил выписку о работниках полпредства в Америке. Я не знаю, было ли Вам доложено, что НКИД решительно возражает против некоторых из кандидатур Трояновского и наши соображения. Вы неоднократно и еще на днях упрекали меня, что я не пользуюсь своим авторитетом наркома в своих сношениях с полпредами. Вы, вероятно, согласитесь, что не может быть этого авторитета у наркома, когда при его конфликте с полпредом по делу, в котором полпред ничего не может понимать, ЦК всецело решает спор в его пользу». Таким образом, между Литвиновым и Трояновским назревала ссора. Полпреду ударило в голову назначение в Вашингтон? Видимо, да.
«Я хочу только обратить Ваше внимание на политическую сторону дела, — продолжал Литвинов. — Я застал в Вашингтоне у Сквирского вполне налаженный аппарат, который работал в течение 11 лет не за страх, а за совесть, для установления отношений. Выбрасывание людей из этого аппарата на второй же день после восстановления отношений произведет крайне отрицательное впечатление не только среди наших работников в Америке, но и в американском общественном мнении и в американской прессе». Сквирский проделал хорошую работу в очень тяжелых условиях. Он пытался наладить и укрепить хорошие отношения с прессой и американскими официальными лицами. Он уверенно справился с комитетом Фиша. Такая работа подходила не всем. Она была непростой для неофициального представителя СССР, особенно попавшего в логово антисоветски настроенных англосаксов в Госдепартаменте. Литвинов не хотел, чтобы Сквирского и его коллег просто выбросили, как ненужную вещь. Пусть Трояновский вначале осмотрится в Вашингтоне, поймет, что к чему, а потом уже будет все менять и вставлять палки в колеса хорошо работающего механизма. Литвинова, очевидно, возмущала заносчивость полпреда, и он хотел сбить с него спесь. Поэтому он попросил отменить некоторые встречи, назначенные в посольстве Вашингтона, и без дальнейших промедлений отправить Трояновского в путь. «В случае отъезда Трояновского из Москвы 26-го [декабря], он на [ближайший. — М. К.] американский пароход, как это ему советовал сделать Буллит, не попадет уже, а следующий американский пароход выходит из Шербурга только 25 января. Нет никаких деловых причин, почему Трояновский не может выехать 23-го или 24-го, чтобы ехать вместе с Буллитом на американском пароходе, отходящем из Гавра 28-го». Видимо, новый полпред хотел полюбоваться красотами Парижа или произвести впечатление на местное советское сообщество, чтобы они все увидели, что это едет важное официальное лицо[540]. Что-то было не так. Важно было поспешить, но Трояновский торопиться не собирался.
Серьезные вопросы не решались из-за пустяков и высокомерия. Последняя неделя в Москве перед Рождеством превратилась в настоящий фарс. Литвинов не был уверен, получил ли Трояновский инструкции и изучил ли вообще документы НКИД по советско-американским отношениям. Об этом он сообщил Сталину, который воспринял его слова как жалобу. Тогда Литвинов сам составил инструкции и отправил их Сталину на одобрение. В них в целом описывалось «джентльменское соглашение» с Рузвельтом (без параметров переговоров), возможность заключения пакта о ненападении и другие, более рядовые вопросы. Инструкции сразу же одобрило Политбюро[541].
Однако у Литвинова никак не получалось заставить Трояновского сдвинуться с места. Откуда такие сложности? Наконец вмешалось Политбюро. Трояновский все же сел на пароход, который отправлялся из Гавра, и встретился с Буллитом, а также с остальными сотрудниками посольства в Вашингтоне[542]. Нет подтверждений того, что между двумя дипломатами состоялись важные переговоры. 6 января они без всяких приключений прибыли в Нью-Йорк и там встретились со Сквирским и другими советскими официальными лицами. Также присутствовал чиновник Госдепартамента. Специальный катер доставил их, а также Буллита, его секретаря и дочь с острова Эллис в город, который сильно отличался от приграничной деревни Негорелое. 8 января Трояновский вручил свои верительные грамоты Рузвельту. С учетом обстоятельств это было настоящим достижением.
Скрытые сложности
Еще до прибытия Трояновского в Вашингтон начались сложности с получением кредитов для советской торговли, о которых договорились в рамках «джентльменского соглашения». «Я чувствую себя просто вторым Понци», — писал сотрудник Госдепартамента Джон Уайли Буллиту в середине декабря. Он имел в виду печально известного бостонского мошенника, основателя финансовой пирамиды Карло Понци. Уайли имел в виду, что ему приходится охотиться за деньгами: одалживать их у Питера, чтобы заплатить Полу и финансировать советско-американскую торговлю. Правительство США не хотело одалживать СССР средства напрямую или выступать в качестве гаранта, поэтому приходилось искать другие пути для того, чтобы реализовать «джентльменское соглашение». Первым делом, как помнят читатели, решили воспользоваться немецкими облигациями СССР, которые хранились в США, и обменять их на советские долгосрочные облигации. А немецкие использовать для оплаты советских векселей, срок по которым подойдет в Германии. Как только удастся это организовать, будет сформирован механизм возобновляемого кредита для финансирования советско-американской торговли. С точки зрения Уайли, таким образом можно было найти какое-то решение, не прибегая к помощи правительства, не считая «груза моральной ответственности». Джон сообщил, что в правительстве поменялись некоторые люди, и это может пойти во вред поиску вариантов финансирования торговли с СССР. «Существуют скрытые сложности, и этот новый поворот может быть неудачным». Уайли полагал, что министр финансов Моргентау будет «только рад найти удобное местечко для депозита большевиков». Кроме того, давили сроки, и не только из-за рассмотрения Конгрессом законопроекта Джонсона о невыплаченных долгах. У советского правительства были счета, которые надо было оплатить в Германии в феврале, а кроме того, были «самопровозглашенные импресарио» и американские компании, которые хотели подписать договоры с советским правительством. Так что время поджимало. Уайли полагал, что лучше всего подойдет экспортноимпортный банк, поддерживаемый правительством. С его точки зрения, «с этим не было связано никаких препятствий»[543]. Может ли сработать такой вариант?
Изначально Трояновского хотели отправить в Вашингтон, чтобы он начал переговоры как можно скорее, помог заключить «джентльменское соглашение» и определить окончательную сумму долга. Правительство СССР исходило из суммы 75 млн в обмен на большой долгосрочный заем. Но не вышло. На самом деле в начале февраля появились признаки потери советских позиций в Вашингтоне, из-за чего Литвинов написал Трояновскому письмо и напомнил ему о том, что было для советского правительства приемлемым условием. Конечно, это было еще не все. Литвинов хотел понять, удалось ли Трояновскому добиться успехов в деле об организации визита американского флота в СССР и в обсуждении соглашения о продаже рельсов в целом