В это время 8 апреля Буллит снова встретился с Литвиновым. Советское встречное предложение было неприемлемым, и если СССР не примет изначальное предложение Госдепартамента (Келли), в силу вступит законопроект Джонсона. Таким образом, никто не оценил советский компромисс. Литвинов начал терять терпение. Нарком обвинил Госдепартамент в шантаже, а это был именно шантаж. Буллит предложил, например, экспортировать большую партию советской платины, чтобы смягчить позицию США. Он не был уверен, что Госдепартамент передумает, но это может подсластить пилюлю. На Литвинова предложение не произвело никакого впечатления. Законопроект Джонсона не распространялся на экспортно-импортный банк. «Но по чьему неудачному совету, — спросил Литвинов, — решено было связать руки банку?» И сам ответил на свой вопрос:
«Такой совет мог дать человек, совершенно не разбирающийся в наших позициях и в истории наших взаимоотношений с внешним миром. Если он думал этим советом нас запугать и оказать на нас давление, чтобы вынудить у нас то или иное урегулирование старых претензий, то его ожидает горькое разочарование. Подобные давления на нас оказывали со всех сторон в течение десятилетия европейские страны, и они должны были убедиться в недействительности подобных средств и от них отказаться».
СССР торговал с другими странами с более серьезными требованиями, чем у США, без всяких условий. Попытка Госдепартамента обложить налогом советские заказы не увенчается успехом. Забудьте об этом. Литвинов подчеркнул, что мы будем торговать с другими странами, раз США хочет обложить наши сделки налогами. Он выложил все карты на стол. «Буллит был очень смущен, — написал Литвинов в своем дневнике, — ибо он явно приходил проверить впечатление тех мер запугивания, автором которых он сам является». Поэтому Литвинов задал вопрос об авторе мер Госдепартамента. Он хотел вывести Буллита на чистую воду. В будущем необходимо придерживаться «твердого тона», пришел к выводу Литвинов[555]. Буллит предпочел занять жесткую позицию. Но Литвинов тоже умел играть в эту игру.
Буллит также составил отчет о встрече с Литвиновым. Итак, США заняли жесткую позицию. Буллит сразу отказался от предложения СССР и не захотел даже его рассмотреть. «Я крайне неудачно поговорил сегодня днем с Литвиновым. Он был зол и непреклонен».
Нарком отказался взять черновик Келли и использовать его в качестве «основы для обсуждения сейчас или потом». Это был тупик. Буллит пытался добиться дополнительных уступок со стороны СССР, по факту рассчитывая, что советское правительство изменит свое собственное предложение без всяких подвижек со стороны США. Послу было бы неплохо знать (если он вообще знал хоть что-то), что советская сторона никогда не попадала в эту ловушку — ни при Чичерине, ни при Литвинове. «Он [Литвинов. — М. К.] заявил, что это его последнее слово и максимум, что он может предложить… поэтому, что касается его, дело закрыто». Последовал жаркий обмен обвинениями. Очевидно, американская сторона избрала ту же стратегию, что и французы в 1926–1927 годах. Не сработала тогда — не сработает и сейчас, как недвусмысленно дал понять Литвинов. Теперь вместо того, чтобы получить хоть что-то, США не получат вообще ничего.
Когда Буллит заговорил об угрозе остановить советско-американскую торговлю, согласно законопроекту Джонсона, Литвинов пожал плечами и от него отмахнулся. «Он сказал, что прекрасно это понимает, и ему все равно. Также он добавил, что этот законопроект предположительно касается Англии, Франции и Италии, а также СССР, и добавил: “Мы будем в очень хорошей компании”». По факту Литвинов затронул важную тему: почему США затеяли жесткую игру с СССР, хотя никогда не осмеливались так себя вести со своими бывшими западными союзниками? Правда, хороший вопрос. Госдепартамент никогда не поддерживал политику признания Рузвельта и таким образом саботировал «джентльменское соглашение» и советско-американское сближение. С учетом растущей военной опасности со стороны Японии и нацистской Германии Госдепартамент, по сути, стрелял себе в ногу. США могли травить государства Центральной Америки или устраивать там госперевороты, если травли оказалось недостаточно, но такая политика не могла сработать против СССР. Уже пробовали. Иностранная интервенция провалилась, а травля не сработала, когда СССР был слаб, и точно от нее не будет толку теперь, когда он силен. Буллит принадлежал к американской элите и полагал, что он лучше во всем разбирается. Он выступал против дальнейших обсуждений с Литвиновым, «пока его не впечатлит полное отрицание с нашей стороны»[556]. То есть решили в итоге ничего не получить.
Литвинов сообщил Трояновскому, что США пытаются давить на советское правительство. Они полагают, что мы настолько заинтересованы в торговле, что выбрали ее в качестве единственного способа давления на нас, чтобы заставить нас изменить курс. В качестве оружия они используют законопроект Джонсона. Даже в Вашингтоне Буллит использовал его в качестве дубинки. Литвинов пояснил:
«Не подлежит сомнению, что Буллит издавна был сторонником восстановления отношений и сыграл немалую положительную роль в этом деле, но в то же время он задался целью выжать у нас возможно больше в пользу Америки, и поэтому даже в моих переговорах с президентом он играл отрицательную роль, заостряя спорные вопросы и заняв более непримиримую позицию, чем Рузвельт. Делает он это, очевидно, либо с целью отвести упреки в излишнем советофильстве, либо же чтобы доказать Госдепартаменту и Рузвельту, что, несмотря на свое советофильство или даже благодаря ему, он способен твердо защищать американские интересы. Мы должны побороть шантажистские наклонности Буллита, и это мы сможем сделать только выдержкой и спокойствием. Мы должны показать, что прекращение торговли с Америкой не производит на нас ожидаемого Буллитом впечатления, что оно бьет не по нам, а лишь по заинтересованным в торговле американцам».
Литвинов четко дал понять, что он не предлагает бойкотировать американскую торговлю. Напротив, если торговая корпорация «Амторг» может заключить контракты с американскими фирмами на выгодных условиях, то пусть это делает. Однако если США будут препятствовать торговым отношениям, СССР сможет обойтись без них. Литвинов велел встретиться с Рузвельтом, поскольку не мог сделать этого сам, и постараться убедить его принять советскую сторону[557]. В тот же день Крестинский также написал Трояновскому. Речь шла о повседневных делах, таких как приобретение рублей, размещение сотрудников американского посольства и так далее. Во всех этих вопросах советское правительство старалось, как могло, идти американцам навстречу[558]. Таким образом, в советской политике намечались какие-то сдвиги, но не в американской.
Конец «медового месяца»
Буллит считал иначе. Вскоре после встречи с Литвиновым 8 апреля он написал Рузвельту и предупредил его, что все идет не так, как надо:
«Перед моим приездом атмосфера медового месяца полностью исчезла. Как говорит Уайли: “Японцы серьезно нас подвели”. Русские уверены, что Япония не нападет на них этой весной или этим летом. У них больше нет необходимости в нашей срочной помощи, а под маской крепкой дружбы начинает проявляться враждебность ко всем капиталистическим странам. Нам необходимо работать с ними по формуле Клоделя: использовать метод осла, морковки и дубины».
Если бы Литвинов увидел это письмо, то он был ответил так же, как 8 апреля: СССР — не осел, и метод дубины с ним не сработает. Что касается «морковки», то посмотрим. В разговоре с Рузвельтом Буллит упомянул «недопонимания» (его слово) по различным темам, включая «дополнительные проценты по кредитам». СССР предсказуемо отреагировал на предложения Келли, но никто как будто не понимал этого с американской стороны. «Я полагаю, что единственным эффективным способом справиться с этим общим подходом, — продолжал Буллит, — может стать поддержание максимально дружеских личных отношений с русскими, но при этом необходимо дать им четко понять, что если они не хотят двигаться вперед и брать морковку, то они получат дубиной сзади». Конечно, это был путь к провалу. «В следующий раз, когда я буду обсуждать выплату долгов и требования с Литвиновым, я дам ему понять, что если СССР не хочет воспользоваться возможностями импортно-экспортного банка, то их с удовольствием использует японское правительство для финансирования крупных закупок в определенных областях американской тяжелой промышленности»[559].
Согласится ли Рузвельт? Буллит абсолютно ничего не понял и неправильно представил проблему. Литвинов отказался от предложения Келли, но предложил компромисс. Американцы застряли на своем изначальном варианте. Это позиция была неприемлема для Москвы и не имела никакого отношения к «враждебности ко всем капиталистическим странам». Рузвельт не отнесся к вопросу с большой серьезностью. «Меня крайне забавляют ваши пикирования с Литвиновым. Продолжайте работать так же хорошо!»[560] А надо было бы.
Хэлл полностью поддерживал позицию Буллита и полагал, что Литвинов «отказывается» выполнять условия соглашения, заключенного с Рузвельтом. Хэлл писал Буллиту, что, если торговый договор провалиться, японцы, скорее всего, будут очень довольны. «Казалось бы, Литвинов должен понимать необходимость сделать все возможное, чтобы сохранить преимущества, которые он получил, благодаря признанию и перспективам активной торговли»[561]. Хэлл полагал, что США оказывают СССР услугу и что американское правительство не получит никакой выгоды от улучшения советско-американских отношений. Таким образом, Литвинов правильно понял позицию США. Подход Хэлла и Буллита определенно вел их к провалу. Это не было проблемой для Госдепартамента. 16 апреля Трояновский встретился с Хэллом и пояснил позицию СССР по выплате долга. Литвинов не отказывается придерживаться договоренностей, достигнутых с Рузвельтом, сказал он. Хэлл немного сдал назад и признал, что есть недопонимание со стороны Госдепартамента