Хотя Рубинин ничего не сказал по этому поводу, зато сказал Крестинский: СССР хотел так или иначе получить долгосрочный заем, чтобы заплатить наличными за товары, которые будут полезны для советского экономического развития без контроля со стороны США. В ответ советское правительство было согласно оплатить 100 млн долга Керенского, и ему было все равно, что США сделают с этими деньгами. Буллит немного сдал назад, добавив, что это его предложение и он не знает, примут ли его в Вашингтоне. В США, если кто-то упоминал кредит иностранному правительству, начинались возгласы возмущения. Необходимо привязать его к американским товарам, которые будут закупаться. К хлопку, например, чтобы обеспечить поддержку со стороны сенаторов южных штатов, или к меди, чтобы поддержали северные штаты. Потом можно обсудить железнодорожное оборудование для Пенсильвании и Огайо. Так можно показать практическую ценность работы с СССР и представить ее президенту[581].
Однако проблема была в том, что Буллит говорил одно Крестинскому и Рубинину и совсем другое — Госдепартаменту. «На меня постоянно давят американские корреспонденты, — писал он Хэллу, — и требуют предоставить информацию о переговорах с советским правительством, в особенности о выплате долга. До сих пор я все время утверждал, что здесь не проводится никаких переговоров, о которых стоит упомянуть, потому что советское правительство отказывается принять для них хотя бы какую-то основу» [курсив наш. — М. К.][582]. Как сразу поняли читатели, последняя часть предложения — неправда. Но, по крайней мере, Буллит или его отдел просили предоставить им инструкции относительно того, какой линии он должен придерживаться в Москве: своей или какой-то другой. Хэлл ответил очень любопытно: «американские предприниматели постоянно интересуются», какие есть перспективы успешного завершения переговоров с Москвой. «Мы не считаем временное их прекращение отменой». И еще вот такой комментарий: «Мы не собираемся обсуждать дела с Трояновским, пока не получим ответ от вас»[583].
В Москву вернулся Литвинов, и Буллит приехал к нему, чтобы поделиться своей идеей относительно прагматического решения, которое он уже озвучивал Крестинскому и Рубинину. Литвинов вежливо его выслушал. А затем ответил, что если Вашингтон отказывается от долгосрочного кредита на основе ответных предложений СССР, то это значит, что Рузвельт не хочет соблюдать «джентльменское соглашение». Литвинов даже зачитал Буллиту соответствующую часть текста, чтобы показать, что он имеет в виду. СССР может обойтись без погашения долга. Это идея США, а не его. СССР готов поддерживать максимально хорошие отношения с США, не выплачивая долг. «Я не отношусь так трагически, как Буллит, к возможности новых вспышек антисоветской агитации на почве неуплаты старых долгов, когда, за исключением Финляндии, ни одно европейское правительство не платит долгов более обязательных и более бесспорных, чем долг Керенского, и когда Германия прекращает платежи даже по облигациям Дауэса и Юнга». Однако Литвинов оставил дверь приоткрытой и сказал Буллиту, что он спросил Госплан о том, какие товары он был хотел купить на 200 млн долларов кредита. В ответ нарком попросил посла изложить его идею в Вашингтоне, чтобы Госплан не терял времени даром. Буллит согласился, но сказал, что лучше, если подобная просьба будет исходить от Трояновского. Литвинов кивнул, но ответил: «Я сошлюсь при этом на его инициативу. Несколько покраснев, Буллит сказал, что не возражает против этого». Затем нарком отправил информационную записку Сталину и попросил утвердить его предложение, чтобы «сдвинуть нас с места в переговорах»[584].
Переговоры перенесены в Вашингтон
Трояновский ухватился за идею Буллита и решил обсудить ее в Вашингтоне с Муром. Видимо, он не до конца ее понял, так как написал, что посол хочет опубликовать советский план закупок. Мур отверг эту идею, полагая, что из-за нее может возникнуть «ненужный шум» и появятся препятствия в переговорах. Скорее всего, причина была в том, что представители американского бизнеса давили на Госдепартамент и требовали, чтобы он договорился с СССР. Мур предложил организовать переговоры в Вашингтоне. Это подходило Трояновскому, который ждал своего шанса и рекомендовал Литвинову согласиться: «Я считаю, что мы должны ориентироваться не на то, на что мы надеялись, а на то, что сейчас возможно и вместе с тем нам выгодно». Вряд ли такие слова могли понравиться его начальнику. Трояновский предложил определенные цифры, но согласился с Госдепартаментом, который предлагал автоматически возобновляемые коммерческие кредиты через экспортно-импортный банк и частные фирмы, против чего ранее выступало советское правительство[585]. Мур также записал разговор. Трояновский «согласился со мной, — писал Мур. — Если мы бы с ним проводили переговоры здесь, то нам было бы несложно заключить предварительное согла-шение»[586].
Когда Литвинов прочитал телеграмму Трояновского, он, наверно, пришел в ярость, так как в ней говорилось об отказе от его позиции в переговорах. «Трояновский фактически предлагает согласиться на условия Госдепартамента, — объяснил Литвинов Сталину, — приняв на себя обязательство по возмещению долга Керенского без получения займа или долгосрочного кредита». Мур тоже так считал. СССР получил примерно те же самые коммерческие кредиты в других странах, но если США примут предложение Трояновского, то другие страны захотят то же самое. Литвинов не был против переноса переговоров в Вашингтон, но только на основе прежнего предложения Буллита[587].
Прояснив свою точку зрения для Сталина, нарком набросился на Трояновского. «Ни Буллит, ни Литвинов не предлагали опубликовать план закупок СССР. Если вы невнимательно прочли мои инструкции, — продолжал нарком, — вам необходимо незамедлительно проинформировать об этом Мура». Конечно, ни одному послу не понравится такой выговор, но Литвинов только начинал закипать. «Ваше предложение инстанция [то есть И. В. Сталин. — М. К.] решительно отвергает как совершенно капитулянтское». Литвинов разрешил провести переговоры в Вашингтоне, но только основываясь на предложениях и уступках СССР, а не на условиях Госдепартамента. «Вашингтон не сдвинулся с первоначальной своей позиции, которую Вы теперь поддерживаете». Трояновский мог обсуждать заказы и коммерческие кредиты, но только без привязки к выплате старых долгов[588].
Столкновение Литвинова с Трояновским
Из предыдущей переписки становится понятно, что Литвинов и Трояновский не ладили. Теперь разлад стал явным. «Я понимаю директиву, что в переговорах здесь надо добиваться наших условий, и не понимаю ее так, что без принятия наших условий невозможны переговоры в Вашингтоне. Я, конечно, не намерен сейчас спорить против принятия решения [Москвой. — М. К.], я должен был сообщить свое мнение, основанное на том, что существо позиции Буллита и Госдепартамента состоит в том, чтобы избежать фиксации сроков кредитов и сколько-нибудь значительного удлинения их против установленных практикой “Амторга” сроков». Перепалка. Как будто обстреляли друг друга из артиллерийской винтовки. Трояновский постарался, как мог, проявить сарказм. В целом он хотел сказать, что если Москва хочет заключить соглашение с Вашингтоном, то это будет на условиях Госдепартамента с небольшими изменениями тут и там. Но Трояновский никак не мог понять, что если СССР согласится выплатить 100 млн долга Керенского, то он хочет получить взамен что-то серьезнее, чем обычный коммерческий кредит, который доступен для него и так, без всяких выплат. Литвинов называл его налогом на торговлю с США. Трояновский отвечал, что Москва хочет невозможного и то, что предлагает он, лучше, чем ничего. В этом была разница между Литвиновым и Трояновским. Нарком уже сказал Буллиту, что СССР хотел бы сохранить хорошие отношения с США даже без соглашения о кредите и выплате долга. По этому высказыванию видно, что было у него на уме. И ему было бы несложно убедить Сталина с ним согласиться. Старый «кулак» никогда не любил платить старые долги. Только если это могло принести большую пользу СССР. Трояновский объяснял происходящее следующим образом:
«Президент трусит, до ноябрьских выборов большой уступчивости от него ждать нельзя. Опасно, что после выборов положение может ухудшиться. Само отсутствие соглашения о долгах будет использовано нашими врагами против нас. Политически надо добиться соглашения. Коммерчески в среднем кредит в 7–8 лет нам выгоден. При отсутствии соглашения или затяжки (чего надо ожидать) нам придется покупать за наличные или на краткие сроки. 200 миллионов долларов, когда бросаются миллиарды, не такая большая сумма, чтобы она соблазняла на большие уступки. Моя “капитулянтская” позиция может оказаться в будущем совершенно недостижимой»[589].
На этом ссора Литвинова с Трояновским не закончилась. Было 21 июля, прошло две недели после того, как Литвинов и Крестинский написали свои последние депеши. Нарком снова написал Сталину и пожаловался на Трояновского, который предложил зачем-то взаимный отказ от притязаний и никак не мог понять данные ему инструкции. Я попросил его объясниться, сказал Литвинов, но он ответил, что «вопрос до сих пор до конца не ясен». Трояновский должен был возобновить переговоры с Госдепартаментом, но Буллит пожаловался, что переговоры не ведутся, а Трояновский «довольствуется случайными разговорами за обедом с Муром». Что происходит? Литвинов с 1924 года ни с кем так не ссорился. Тогда он столкнулся с советником в Париже Александром Шляпниковым