похожие предложения и Франции. «Можете сказать Эррио… что Вы, мол, опасаетесь, что это может породить взаимное недоверие между Францией и нами, чего Германия и добивается»[680]. Эррио ответил, что Лаваль отрекся от своих предыдущих взглядов «на возможность франко-германского соглашения». В любом случае министр сказал, что он «не допустит отклонения политики»[681]. Его слова должны были успокоить Литвинова, но этого не произошло.
Нарком и Лаваль встретились в Женеве 21 ноября. Они провели вместе два часа. Литвинов телеграфировал в Москву, что «он [Лаваль] снова повторил» свои «обычные» слова про продолжение политики Барту и попытку заключить Восточный пакт. Затем разговор зашел о Польше и Германии. Литвинов наконец спросил, обсуждало ли французское правительство возможность отказа Польши и Германии (а они на самом деле уже отказались) заключить договор. Лаваль ответил, что нет. Возможно, он прочитал мысли Литвинова, так как стал решительно утверждать, что Франция не заключит соглашения с другими странами без СССР. «Он не скрывает своих стремлений добиться соглашения с Германией, но он мыслит себе это только при помощи и участии СССР». Эти слова Лаваля теперь уже все хорошо знали.
Литвинов продолжил: «Я указал Лавалю на попытку Германии соблазнить СССР разными заманчивыми предложениями как экономического, так и политического характера, каковые попутно, вероятно, делаются Германией и в Париже с целью сеять недоверие между обеими странами». Германии удалось отдалить друг от друга Польшу и Францию, и сейчас она пытается сделать то же самое с Францией и СССР. «Я спросил Лаваля, не считает ли он нужным предотвратить этот процесс». Лаваль поинтересовался, есть ли у Литвинова конкретные предложения? Если да, то они могут их обсудить.
Литвинов предложил взять на себя обоюдные обязательства не заключать политического соглашения с Германией без предварительного обсуждения и договориться о постоянном обмене информацией. По словам наркома, Лаваль сразу же ухватился за эту идею. «В дальнейшем он, однако, спохватился и стал медленно отступать от данного согласия». На встрече также присутствовал сотрудник МИД Франции Баржетон. Они с Лавалем предложили подумать над соответствующей формулировкой, а также подчеркнули необходимость держать все в тайне, «во избежание впечатления о советско-французском союзе»[682]. Важнейшая задача высших должностных лиц МИД Франции заключалась в том, чтобы не дать временным министрам начать действовать не по сценарию или слишком поспешно согласиться с политикой, противоречащей политике аппарата. Да, конечно, ответил Литвинов и предложил каждому подумать над формулировкой, проконсультироваться с правительствами и затем снова вернуться к этому разговору на следующей встрече. Так они и поступили на следующий день, 22 ноября. Лаваль предложил одностороннюю французскую декларацию. Литвинов — официальное двустороннее соглашение. У него был с собой черновик текста, и он зачитал его Лавалю и, вероятно, Баржетону, который должен был тоже присутствовать[683]. Лаваль рассказал послу в Лондоне Шарлю Корбену о переговорах с Литвиновым и недавнем предложении Германии улучшить отношения. Нарком хотел, чтобы Москва избавилась от сомнений, которые у нее возникали из-за этой ситуации. Соглашение было «исключительно формальным и временным»[684]. Другими словами, Лаваль велел Корбену заверить МИД Великобритании, что этот договор мало что значил. Это была небольшая уступка Литвинову.
Тем же вечером Литвинов пригласил на ужин американского дипломата Хью Уилсона. Больше никто не присутствовал. Литвинов не упомянул об этой встрече Лавалю и не стал обсуждать проблему долгов и кредитов. Он все еще искал способы привлечь США к Женеве и к более широкой коалиции стран, которые могли бы сдержать потенциальных агрессоров, таких как Германия и Япония. Тут Уилсон не мог ему сказать ничего утешительного. Американская общественность выступает против участия США в решении европейских проблем. Литвинов понял, что его предложение не примут, и ему «придется придумать что-то еще». Одно Уилсон знал наверняка: «Во время всего разговора Литвинов всячески показывал, что он совершенно не доверяет Германии. Он полагал, что, пока у власти Гитлер, Германия похожа на бешеную собаку, и верить ей нельзя.
С ней нельзя заключать соглашения, а ее амбиции можно держать в узде, только окружив ее кольцом из решительных соседей»[685].
5 декабря Литвинов и Лаваль снова встретились. Лаваль принялся повторять привычные фразы об улучшении отношений с Германией, хотя его намерения не направлены против СССР. Министр утверждал, что задался целью добиться мира не только между Германией и Францией, но и между Германией и СССР. Это звучало наивно, хотя Литвинов не стал этого говорить. Он сообщил в Москву, что они договорились с Лавалем и Баржетоном о тексте соглашения, который нарком предложил 22 ноября[686]. Лаваль и Литвинов в тот же день подписали протокол. В окончательном варианте говорилось о дальнейших попытках заключить Восточный пакт и утверждалось, что ни одна из сторон не станет вести переговоры об одностороннем или двустороннем соглашении, которое может помешать совместной работе в данной области. Конечно, такое соглашение не понадобилось бы, если бы стороны друг другу доверяли, имели одни и те же цели и одинаково оценивали международную ситуацию[687]. В доверии была вся проблема. Как можно доверять Лавалю? А он наверняка думал, как можно доверять большевикам? В теории этот протокол был шагом вперед. Так полагал Литвинов. Лучше бы он понял, что больше никто не придерживается линии Эррио, Поль-Бонкура и Барту. Лаваль отказался или пытался отказаться от политического курса своих предшественников. Для него протокол был прикрытием, которое позволяло ему придерживаться той линии, которую он выбрал изначально, и отделаться от Литвинова, по крайней мере, на время. Скоро должны были наступить рождественские праздники, и министр рассчитывал на несколько недель передышки. Для СССР такая политика была рискованной, что, конечно, должен был бы понимать Литвинов. Она напоминала игру в рулетку, когда заранее известно, что все шансы на выигрыш у казино. Для Франции это значило, что уже существует слишком много препятствий, мешающих укреплению франко-советского сближения. Почему она, в отличие от СССР, не видела угрозы гитлеровской Германии?
Донесения советской разведки
Донесения советской разведки о намерениях Германии указывали на два направления возможной агрессии. Либо немецкое верховное командование будет расширяться на юго-восток через Австрию и на запад в сторону Франции, или же Германия попытается решить вопрос Польского коридора, заключив «дружественное соглашение» с Польшей, даже если это произойдет за счет Литвы. С другой стороны, логичной целью была Франция. После Наполеона дела в ней шли на спад. А после Первой мировой войны Франция ослабла еще больше. Французская армия сможет воевать самостоятельно не раньше, чем через 30 лет. Германия получит военное преимущество, которому нечего будет противопоставить, и сможет диктовать условия Франции с помощью ультиматума или неодолимой силы[688].
Согласно другому докладу разведки Красной армии, немецкая армия будет готова к войне весной 1935 года. Верховное командование Германии полностью разделяет взгляд нацистов на необходимость войны с СССР. Немецкая армия возьмет в союзники Польшу и Финляндию и нападет со стороны Прибалтики — «северо-восточный вариант». Это случится только после атаки Японии на Востоке. По плану верховного командования Германии, Франция в этом случае сохранит нейтралитет. Однако существовали разногласия относительно того, когда немецкая армия будет готова к войне[689]. Кто на самом деле знал, в каком направлении она нападет?
У военной разведки были противоречивые сведения. Но в одном она была уверена наверняка: в один прекрасный день гитлеровская Германия будет готова к войне. И СССР станет ее целью. А Франция — крайне неудачный союзник. Она очень слаба и не устоит перед немецким оружием. Оценка Франции оказалась верной.
В конце декабря Сталину на стол лег примечательный отчет. В нем говорилось в основном о Франции и политике Лаваля по отношению к Германии. «Сейчас вся тактика Лаваля рассчитана на то, чтобы иметь возможность поставить французскую общественность перед фактом необходимости заключения соглашения с Германией».
Это было первое предложение от неизвестного агента, которого знал Сталин. Пилсудский и его сторонники считали Лаваля «верным группе Тардьё — Вейгана и действующим по их приказу». Он был «умный, очень хитрый и внимательный дипломат». Так полагал Пилсудский. Информатор явно много знал о рассуждениях маршала о Лавале и Франции. Он возлагал на Лаваля большие надежды и полагал, что правительство Фландена падет в конце января 1935 года. Правительство Фландена пало из-за закона, направленного на разоружение военизированной организации полковника Франсуа де ла Рока — «Огненных крестов». Это было похоже на настоящий заговор. В нем был замешан Тардьё, который полагал, что в итоге к власти придет Лаваль, а поддерживала его организация ла Рока и радикалы. Эррио не участвовал. Кроме того, говорили, что в Германию на встречу с Гитлером и другими известными нацистами ездили французские представители, и Лаваль об этом знал. Все это было похоже на шпионский роман, только по большей части он был документальный, и его обсуждали во всей Франции