Рискованная прогулка — страница 7 из 15

Девице этой всё никак неймётся.

Я час её пасу и балаболю.


Не только на лице мускулатура

у девушки, меня что захватила,

но мастер в боксе милая натура —

мускулатуру в бицепсах развила.


Быть может, разрыдаться мне пристало,

пока в закате солнце умирало?

Ведь ночью точно врежет больно в лоб


красавица-девица с голой грудью.

Отдаться самому ей, ведь безлюдье?

Чего ж ей нужно, лучше было чтоб?

* * *

МИХАИЛ ГУНДАРИН


Проездом

Во сне я пришёл к ней с двумя бутылками водки

в синей дорожной сумке (с утра на вокзал),

так, повидаться, вписаться на ночь, о чём и сказал

прямо с порога. «На кухне» — добавил кротко.


И вот мы на кухне. Под пение сковородки

я наклонился, поцеловал

хозяйку впервые за столько лет. Сломал

к чёрту весь этот лёд. Она мне ответила. Вот как


славно всё начиналось. Но тут сплошняком пошёл

текста финального частокол,

сериальные титры — бестолочь и мученье —


оставляя за кадром самую суть —

цветастый халат, обнажённую грудь…

Такова поэзии мерзость, её назначенье.


ВЛАДИМИР БУЕВ


Походя похоть

Явился к бабе без шампанского. Чего хотел?

Будь рад, что вообще впустила на порог.

Свою всю водку выпить возжелал — полный беспредел.

С боем на кухню отправлен — такой вот пролог.


Столетним дедам и без водки негоже цеплять

девиц помоложе, пусть им уже семьдесят пять.

Но если в атаку пошёл, то иди до конца,

иначе и в сто пятьдесят не увидишь венца.


Мелькание телека, стих из ума не идёт:

то рысью несётся, то встанет, то еле ползёт.

Зачем я явился сюда, позабыл — вот мученье.


А, впрочем, всё явственно осознаю.

Я грудям с халатом цветастым гимн с одой пою,

но орган сто лет, как забыл о своём назначенье.

* * *

МИХАИЛ ГУНДАРИН


Осеннее утро (похмельный сонет)

Неизвестному времени суток

Мы, как в юности, отдали долг.

Наша кровь, словно сказочный волк,

Из темницы выводит рассудок


Издыхая, несёт в промежуток

Между часом, чей бубен умолк,

И вечерним, звучащим, как шёлк,

Ох, не близким…. Теперь не до шуток!


Поднимайся с постели, дружок,

Делай кислого пива глоток,

Принимайся за дело по новой.


Ты, царевич, один, ты один,

Вбитый в сердце осиновый клин,

Шерсти клок на рубахе шелковой.


ВЛАДИМИР БУЕВ


Утро туманное

Вот читаю я Мишу, пытаясь

Вспоминать, где был сказочный волк,

Кто, рассудком чужим восхищаясь,

Из тюрьмы ум спасать ведал толк.


Но, наверно, в мальцовстве я сказки

Очень редко и плохо смотрел:

Смысла в куцых парнячьих отмазках

Про долги потому не узрел.


Поднимаясь с постели, дружок,

Мины кислой (мол, не новичок)

Не раскрашивай в краски лимона:


Мол, ты хан, падишах иль султан,

Или круче ещё — Дон Жуан,

Дескать, нужен гарем для гормона.

* * *

МИХАИЛ ГУНДАРИН


С работы

Хорошо говорить и плыть

По снежному и чужому,

Наматываясь, как нить,

В направлении к дому.


Этим вечером столько лет,

Как я трезв и в дороге,

Как витрина, ломаю свет,

Обиваю пороги.


Нужно вольную дать огням,

Чтоб о нас рассказали,

Догорев, побывали там,

Где мы будем едва ли.


ВЛАДИМИР БУЕВ


Размотаться на километр

Или сразу на пять кэмэ.

Я сегодня на тело щедр,

Хоть сегодня в своём уме.


Стану ниткой (я трезв, друзья)

И лучом в тёмном царстве зла.

Света луч — это точно я

(Катерина давно сгнила).


Я витрина. Сияю я.

Нужно вольную дать огням.

Пусть сияний моих струя

Побывает и тут, и там.

* * *

МИХАИЛ ГУНДАРИН


Облако

На остановке автобусной,

города на краю,

припоминаю подробности,

снег перелистываю.

Вечер для неудачника

слишком хорош, а для

позавчерашнего мальчика

слишком холоден… эх!

Все мои детские страхи,

звуки, первой любви

зряшные тени и запахи

вспомни и оживи.

Извлеки их из облака,

падающего на всех,

чтобы укрыть, как войлоком,

этот город и снег.


ВЛАДИМИР БУЕВ


Облако в штанах

Позавчера я был мальчиком —

перемены близки.

Побродил по подвальчикам —

от мальца — угольки.

Нет, не стал я девицею,

неудачником стал.

Этот город темницею

для меня побывал.

Холодрыга по-зимнему.

Страхов детских хочу

и дурмана интимного,

где не надо к врачу.

Я сейчас грею пальчики,

и страшусь пацанов.

Вот бы снова стать мальчиком

и вернуть город снов.

* * *

МИХАИЛ ГУНДАРИН


Старый мотив

Снегу следует падать,

Бормотать на лету,

Находить себе радость

В полумёртвом саду.

Утверждать по привычке,

Что растает не зря,

А входя без отмычки

В двери календаря.

Потому что обещан

Всем достойный конец,

Даже если не вещим

Был наш лучший певец.


ВЛАДИМИР БУЕВ


Вечный мотив

Указанья осадкам

Я могу раздавать:

Снег годится к упадкам,

Дождь обязан летать.

А когда непонятно,

Дождь иль снег с мокротой,

Пусть и падают кратно,

И летают дугой.

Полумёртвому саду

Глубоко всё равно,

Дождь поёт серенаду

Или снег пьёт вино.

Календарь двери отпер —

Выпьем и запоём.

В сад всем выписан ордер.

Там быть лучше живьём.

* * *

МИХАИЛ ГУНДАРИН


Георгий Иванов

Как будто сбрасывают доски

С высокого грузовика.

Или на мелкие полоски

Рвёт равнодушная рука

Вверху полотнище тугое,

Невидимые паруса —

Так о печали и покое

Непоправимое такое

Твердит нам дальняя гроза.


ВЛАДИМИР БУЕВ


Георгий Иванов. Быть может,

Поэт он. Впрочем, да, поэт.

Сомнение, однако, гложет

На всех Георгиев предмет.

Победоносец — вот Георгий!

Пиши о нём стихи, поэт!

А не о тех, кто дальнозоркий,

кто супостатами согрет

и кто эстет-иноагент.

* * *

МИХАИЛ ГУНДАРИН


Карантин

Ноябрьским снегом, как пружина,

ещё зелёная трава

зажата в землю. Такова

одна из функций карантина.


Как будто капля парафина,

или собачья голова,

сползает по небу едва

луны поддельной половина.


Всё это так, посмертный бред…

И в нём, накинув капюшон,

курить выходишь на балкон,


и видишь — пьяница-сосед

случайной тени говорит,

что смерть нам только предстоит.


ВЛАДИМИР БУЕВ


Балкон

Я умер и при этом пьяный,

но голова моя светла.

Жаль только… выгорел дотла

мой мозг из-за дурных компаний.


Собачьи головы и мётлы

то ли с луны сползают, то ль

на конских шкурах трут мозоль

(хоть пьян мозг мёртвый, но расчётлив)


Стою я на балконе ада,

соображая, где котёл,

не понимая, в чём прикол?


Но запах мерзостного смрада

мне подтверждает: не в раю.

Балкон над пропастью. Курю.

* * *

МИХАИЛ ГУНДАРИН


Куда расти? Туда, где лето,

Где солнца круг, срывая крюк

Уже ноябрьского рассвета,

Взлетает, как высокий звук.


А здесь закона и порядка

В любом табло одно число.

И разделилось без остатка

На всех ничейное тепло.


Верти фонарь над головою,

Подземный пролагая путь

Тому, кто хочет стать травою,

А раньше был мороз и ртуть!


ВЛАДИМИР БУЕВ


Расти большим на радость миру!

До ста и больше лет расти

Без старости. Не став пронырой,

Покров земли не подвести.


Тянуться из-под камня к небу,

Фонарь над головой пока.

Все по закону лягут скрепы

И по порядку на века.


Из недр земли — прорыв в выши́ны,

Мороз и ртуть — чудесный день.

Пускай невелики аршины.

Пока фонарь не набекрень.

* * *

МИХАИЛ ГУНДАРИН


Заставка

Спой мне песенку про то

Что нельзя не потерять

Я живу носить пальто

Ты живёшь не умирать


ВЛАДИМИР БУЕВ


Итог

А в итоге и пальто

Износилось в решето

Вот и голые помрут

Всех туда уволокут

* * *

МИХАИЛ ГУНДАРИН


Отказ

Вы поняли теперь,

Зачем не бьётся сердце с сердцем рядом?


Я туда не хочу,

Потому что там пахнет бензином.

Там горит каучук

И крошится белёсая глина.


Чтоб из пены земной

Как из пепла (докурена трубка)

Как бы сами собой

Получились два тёплых обрубка.


Без голов и без ног,

Безнадёжно пропахшие гарью

Усечённые впрок

Ну а всё-таки мирные твари.


Тёмных пальцев смола

Совмещённых в нелепом пожатьи

Блещет, словно зола

В примитивном на вид аппарате.


Так лежать им весь век

На холодной и грязной подстилке,

Как подтаявший снег,

Поролон и пустые бутылки.


Им завидует Бог,

Посыпая морозной землёю…

Ну, теперь Вам вдомёк,

Почему Вы милы не со мною?


ВЛАДИМИР БУЕВ


Сверху вниз

Теперь понятно миру,

Зачем она так тянется ко мне, её кумиру?


Говорилось стократ,

Повторяться, однако, люблю я:

Из различных мы страт,