Но об этом ничуть не тоскую.
Ибо ты где-то там,
Где несносно воняет бензином.
Мне же чужд этот срам,
Да и глину крошить не по чину.
Ни сырой каучук,
Ни под чаном горящая сера
Не доставят мне мук,
Ведь не я той дышу атмосферой.
В том котле ни в золу
Обратиться, ни в пепел из трубки
Ни в густую смолу
Невозможно, как стать и обрубком.
Вот варёным куском
Натурального свежего мяса
Стать легко в чане том,
Как и всей остальной биомассой.
Мы из разных миров
И не сможем в одном оказаться.
Я мужик без грехов,
И не мне о твоих сокрушаться.
МИХАИЛ ГУНДАРИН
В разлуке
Здесь справа поле, слева — дивный лес.
Нет проще и гуманней несвободы!
Для тех, других, я мёртв или исчез.
Солёный ветер, запах лебеды.
Но зреет хлеб, и конской масти столб
Родней, чем колос этой новой яви,
Которая то смолкнет, как погост,
То песенкой стрекоз себя объявит.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Кормёжка
Свобода — осознать необходимость
И неминуемость того, что заблудился.
Бал правит в соснах трёх неотвратимость:
Коль заблудился в них, то и спалился.
Фантом и виртуальность как реальность,
Химеры с миражами как тотальность.
И вдруг — о чудо! — птичка с бойкой мошкой:
В природе так устроена кормёжка.
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Тяжело расставаться с городом-миром,
Покидая его лучом ли, тягучей тенью,
Пополняя шальные тыщи частиц эфира,
Неподвластного здешнему разуменью.
Таково весеннее горе! Душа стремится,
Ну а сердце будет грустить в отъезде,
Сквозь автобуса грязные стёкла, чужие лица
Наблюдая хмуро дома предместья.
Они кончатся скоро, а дальше поле,
Всё электромагнитное, как на схеме,
После реки, озера, а вот и море…
Переходим, закрыв задачники, к новой теме.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Улетая в небесную даль богемой,
Я падежную форму «миром» смогу «эфиром»
В рифму складно сложить, намекнув на поэму,
Неподвластную мозгу здешних кумиров.
Такова моя мощь, она же душой зовётся.
Охватить смогу любые движенья.
Хоть порывы (чужой всегда споткнётся),
Хоть любые затишья, промедленья.
Я учитель, в руках у меня учебник.
Может каждый ребёнок и всякий взрослый,
Позабыв обо мне, свой открыть решебник.
…Я учитель и, значит, свыше всем вам подослан.
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Весна, вновь ссыпаясь под колесо
(слышишь знакомый хруст?),
говорит по-китайски «всё холосо».
Иоанн-Златоуст,
февраль, замолчал. Не его порошок
падает на асфальт.
Всё съели, всё выпили — хорошо!
Я говорю, что сталь
здешнего неба будет расти,
падая, леденеть,
чтобы намокнуть на полпути
в чёрного марта твердь.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Поэт, если пишет о феврале,
хочет чернил достать.
А если их нет в его скромном узле,
клавиатурку сжать.
Рыдать или плакать на стол иль асфальт —
тут уж каков златоуст.
Сможет ли, как средневековый скальд
Спеть он навзрыд под хруст
проталин, под слякоть и грохот слёз?
Сможет — качества знак.
А если весна через «клик колёс»,
то он простой Пастернак.
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Не печалься. Твои рецидивы
даже смерти, и той не смешны.
Сочетанье вины и мотива
создаёт ощущенье страны.
Сочетанье любви и неволи
создаёт перемену картин.
Сладко свищет магнитное поле…
Не спеши, ты ещё не один.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Сочетанье того ли, сего ли
создаёт ощущенье всего.
Коль живёшь ты в любви и неволе,
со страною почувствуй родство.
Коль вина и мотивы есть, снова
под собою почувствуй страну.
Коль в державе по новой хреново,
То пойдёшь не один ты ко дну.
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Чёрный март
Это дождик случайный сказал нам быть,
Чтобы всё получилось, как и должно.
Ну а если кому здесь и не сносить
Головы, то марту. Ему темно.
Нам, напротив, тепло от таких вестей.
Утонувшее дерево не всплывёт.
В сердцевине чёрных его ветвей
Беззаконная жизнь хорошо течёт.
(Я об этом узнал пару дней назад,
Возвращаясь ночью в ничейный дом,
Ковыляя по улицам наугад,
Вспоминая себя с трудом).
ВЛАДИМИР БУЕВ
Март — он тёмный и чёрный пред февралём.
Всё получится, друг, только меньше пей.
Погрохочет и станет слякоть нолём,
Ковыляй потом, как после люлей.
Если дождиком ливень ты обозвал
И забыл о грачах, очах и лужах,
Если грусть размочил и истрепал,
Ковыляние станет натужней.
Так до ночи и будешь слепцом брести,
А потом и всю ночь без луны впотьмах.
Отгрохочет февраль, чтобы март цвести
Целый месяц смог в его певцах.
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Я плачý тебе той же монетой —
неразменным таким пятаком,
что помечен моею пометой,
но расплющен чужим молотком.
Как наличие выдоха значим,
но как вдох неприметен, пока
тот, кто раньше других одурачен,
не признал своего пятака!
ВЛАДИМИР БУЕВ
Я не пёс, но монеты любые
помечать обожаю тайком
(пятаки особливо большие),
а потом на глазу голубом
расплатиться с тобой пятаками.
иль другому всучить как кредит.
Медь не пахнет, коль стала деньгами:
Цезарь Веспасиан подтвердит.
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Блудный сын
Голос мой проседает под грузом страха.
Нам, таким певцам, не стоять на сцене —
Растворяться в мире, как тает сахар
В чашке чая. Как падает на колени
Неудачник, смешавший огни и воды,
Торопясь домой за своей наградой.
Мелкий дождик идёт. Ни души у входа —
Никому свободы его не надо.
ВЛАДИМИР БУЕВ
О непонятых гениях
Коль боишься, скорее влезай на сцену.
Не посмеет смелого гнать охрана,
Ибо противоядия феномену
И смотрения в рот опоздают в планах.
Неудачник объявится феноменом,
Лет чрез сто отыскав своё Эльдорадо:
Там и вход, и дожди, и награды сеном,
Да и Нобель как символ лауреата.
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Свет отрывается от огня,
Машет своим золотым плащом.
Не замечая в упор меня,
Всё повторяет «прощён, прощён!».
Это сворачивает такси
С улицы заспанной в старый двор.
Ты не поглядывай на часы,
Здешнее время — вздор.
Если касанье твоей руки
Снова согреет мою ладонь,
Свету сбежавшему вопреки
Будет гореть огонь!
ВЛАДИМИР БУЕВ
Свет независимый, как и дым.
Пламя — тю-тю, отраженья — есть.
Так двойником своим цифровым
Я улетаю куда невесть.
Пусть ожидает меня такси.
Ты отдохни, подожди и ты
И не вопи, язык прикуси,
В дрожь не вгоняй листы.
Не истери, не неси пургу.
Дева, не разбивай семью.
Вместо себя я тебе могу
Тень предложить мою.
МИХАИЛ ГУНДАРИН
В парке звёздного неба
полдень. Поэт уходит
по настоящему снегу.
Это его заводит.
Это такая осень
просто дарит подарки,
в небо бросая сосен
линии без помарки.
Он их увидит позже,
когда выйдет из парка,
когда скажет, что всё уже
и наклеена марка.
Все теперь на свободе.
Всем хорошо и правда.
Пой о своём заводе
песню нового барда!
ВЛАДИМИР БУЕВ
Странность одна заводит
В парке ночном поэта.
Ходит поэт и ходит,
Будто бы место метя.
В осень, а не зимою,
Не по весне, не летом.
В снежном, однако, слое
Осень влечёт эстета.
Творческий дух пылает,
Мается и страдает.
Что так творца заводит?
Это поэт не знает.
Вдруг озаренье входит
В голову (так бывает):
Снег мужика заводит —
Простынь напоминает.
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Диалектика просвещения
Кто выпадает из гнезда попарно
Друг в друге деревянно укрепится
Как если бы Хоркхаймер и Адорно
Или крыло да птица
Когда мы шли поверженной Москвою
Никто не падал, но чепцы взлетали
И солнце жгло, как будто золотое
Или часы на Киевском вокзале
Где человек с лицом оригинала
Но телом копии сказал с упрёком
Что мною совершённое так мало
Так блин жестоко
Што ж пишешь ты в одном и том же роде?
А я и сам в одном и том же роде.
И если говорить не о свободе,
То я — свободен.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Коль ум увлёкся Франкфуртскою школой
В Москве не надо с ходу приземляться
Двум мудрецам не стоит по приколу
В империи рождаться
Самим вам лучше съехать втихомолку
Или придётся жить в провинции у моря
Шагая по Москве лишь кривотолкам
Дадите повод головы позоря
Лицо оригинала поначалу
Конечно в память врежется как жало
Пчелиное, осиное ль, но после —
Сушите вёсла.
И снова Франкфуртских философов потоки
Свобода — тут и Маркс, и старый Гегель.
Адорно и Хоркхаймер не жестоки —
Господь свидетель.
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Из гостей
Грязный асфальт под ногой плывёт
И ни руля ему, ни ветрил