Видел ли кто странный свет над Гамбургом 3 декабря? Примерно без четверти три утра. Это был белый диск диаметром примерно в два раза больше длины коммерческого самолета. В. Либенски.
У нее было два ящика электронной почты – один на «Америка онлайн», на имя Росарио Алкона, второй на «Майкрософт нетуорк», на имя Эндрю Смита. Петра проверила оба ящика. Ничего. Как и на каждом из трех других сайтов, которыми она пользовалась.
Она выключила экран.
Я больше не человек. В этом весь смысл. Вчера я была отличной машиной. Разработанной специалистами, собранной согласно спецификациям и безупречно запрограммированной. Я функционировала так, как и должна была. Я следовала инструкциям, настолько глубоко укоренившимся, что они стали частью меня. Я была автоматом-убийцей, сущностью без совести.
Я делаю еще один глоток зеленого чая и надеюсь, что похмелье пройдет быстро. Вчера вечером, в одиночестве, в этой унылой квартире, я пила водку. Но не для того, чтобы унять боль, а чтобы облегчить ее отсутствие. Я была в шоке от того, что сделала, но не пожалела об этом. Поразмышляв о последствиях того, что сделала, я пришла к выводу, что каждое мое действие было правильным. А еще подумала о друзьях и родных тех двоих, которых я убила; знаю, что они будут убиты горем, но не испытываю к ним жалости. Я могу анализировать все, что угодно, но эмоционально я онемела. Если б мои создатели могли видеть меня сейчас, они были бы весьма довольны.
У меня сердце компьютера.
У нее имелось несколько его снимков – одни цветные, другие черно-белые. У него были густые каштановые волосы, которые серебрились на висках. Лицо было темным и морщинистым – сочетание, которое предполагает избыток солнца. На этом фоне голубые глаза казались бледнее, чем они, вероятно, были на самом деле. Петра проверила его возраст. Сорок четыре. Для финансиста – как он называл себя – он бы в неплохой форме.
Его отец, Поль Серра, был дантистом из Марселя; мать, Клодетт, выросла на небольшой ферме в Провансе. Марк был старшим из трех их детей. Его брат Люк – средний ребенок – умер от лейкемии в возрасте тринадцати лет. Сестра Франсуаза была замужем за врачом в Лионе. Несмотря на ум и прекрасную успеваемость, Марк Серра был трудным ребенком, исключенным из двух марсельских школ, – факт, затронувший в сердце Петры струны солидарности.
Несмотря на это, он получил отличный аттестат и какое-то время учился в Национальном политехническом институте в Гренобле – прежде чем решил посмотреть мир. Считалось, что Марк провел вдали от Франции год, но в досье больше ничего не было – до того момента, пока в возрасте двадцати девяти лет он не устроился на работу в банк «Лионский кредит», где оставался до тридцати трех лет. Именно тогда перешел в «Банк Анри Лодер», небольшую частную фирму с единственным офисом в Цюрихе. Вряд ли выдающийся карьерный ход – вот только выбранная им стезя на самом деле не имела ничего общего с банковским делом.
Марк по-прежнему был сотрудником «Банка Анри Лодер» – более того, его директором, – но это скорее была пустая формальность. За последние пять лет он дважды брал длительный «отпуск», оба раза на целый год. Согласно имеющимся данным, Серра проводил время в разъездах и находился в Швейцарии меньше месяца в год. Само по себе это не было чем-то особенным: немало бизнесменов проводили больше ночей в самолетах, чем в постели с женами. Но фирма, в которой работал Марк, не была международной, с внушительными интересами за рубежом.
Петра разложила содержимое папки, находившейся в пухлом конверте, что сейчас лежал на полу гостиной. Как это часто бывало с такими досье, пробелы были куда более интересны, нежели информация между ними. Чем занимался Серра между учебой в институте в Гренобле и работой в «Лионском кредите»? Куда он ездил во время своих годовых отпусков? Папка об этом умалчивала. И даже не предлагала гипотез.
Сейчас Серра жил в Париже. У него был небольшой круг друзей, двое из них являлись членами Коммунистической партии, как и он сам в свое время в Гренобле. Серра был холост, но, похоже, гетеросексуал; в папке имелся список его бывших любовниц. Петра вздрогнула. Если их имена включены сюда, то лишь потому, что кто-то предположил, что в какой-то момент в будущем они могут пригодиться. Более чем кто-либо другой, она знала, какие опасности подстерегают любителей сексуальных похождений.
Аспирантский курс Резы Мохаммеда по химическому машиностроению и химической технологии был оплачен Франко-арабским стипендиальным обществом. Оно же оплачивало его расходы на проживание, переводя небольшие ежемесячные взносы на счет студенческого хостела «Аль-Шариф» и на текущий счет в филиале банка «НатУэст» в Эрлс-Корт. Деньги за обучение Мохаммеда в Имперском колледже поступали непосредственно из «Банка Анри Лодер». Деньги же на его текущие расходы переводились в «НатУэст» из лондонского отделения Исламского промышленного банка. Это была та же схема, что и в случае Мустафы Села во время его учебы в Имперском колледже.
Франко-арабское стипендиальное общество базировалось в Париже и было учреждено Марком Серра в 1991 году. Оно ставило своей целью «содействовать лучшему взаимопониманию между французским и арабским народами, что может быть достигнуто лишь благодаря взаимному обмену перспективными студентами». Из документов в папке следовало, что обмен был односторонним. Девяносто процентов студентов были арабами, обучающимися в Европе, и только десять процентов уезжали учиться в противоположном направлении. Хотя Общество являлось французским, арабские студенты были рассеяны по всей Европе, а не только по Франции. Неизвестно, какими средствами располагало Общество, но в настоящее время оно спонсировало учебу ста тридцати пяти студентов в странах ЕС.
Петра просмотрела остаток содержимого папки. Там были фотографии Серра с директорами «Тележенекс», французской фирмы, занимавшейся разработкой систем управления ракетами. Затем был нечеткий снимок на палубе залитой солнцем лодки – окровавленная барракуда, а рядом он сам в окружении загорелых смеющихся мужчин. Это было начальство компании «Мюррей-Гардайн», канадского производителя вооружений, незаконно выпускавшего противопехотные мины на производственных мощностях своей дочерней компании в Гвадалахаре, Мексика. На другом фото, сделанном в Далласе, Серра обменивался рукопожатием с Джимом Бьюкененом, одной из шишек Национальной стрелковой ассоциации[10].
У Петры постепенно начал складываться портрет Серра. Умный, образованный, он легко вращался среди людей, завязывал контакты, не выходя из тени. Даже на фотографиях никогда не был в центре внимания. Список его знакомых впечатлял, но Петру больше интересовало то, с какой легкостью он приспосабливался к любой ситуации, в которую попадал. Серра лгал всем. Как и она. Вскоре ей стало ясно: Серра невозможно узнать, просто ознакомившись с документами папки.
Я лежу на диване и смотрю телевизор, перещелкивая каналы. Вижу игровое шоу, где конкурсанты пытаются выиграть ярко-синий хэтчбек. Вижу футбольный матч, где молодые миллионеры с плохими стрижками катаются по траве, целуя друг друга. Вижу завтрашнюю погоду. Вижу сериал «Жители Ист-Энда». Вижу программу, посвященную искусству, – молодая писательница агрессивно рассказывает о женщинах, которые становятся хозяйками своей судьбы. У нее острый, язвительный ум, и она использует его, поливая грязью мужчин. Она много говорит о самоуважении и расширении прав и возможностей; я же гадаю, не в силах понять, о чем она говорит.
Женщины моего возраста выходят на работу; они трудятся с девяти до пяти за гроши. Они дважды в день трясутся в автобусе или метро. Они ходят в кинотеатры и клубы со своими подругами. Они сплетничают друг о дружке, они шарахаются от одного безнадежного мужика к другому. Они покупают продукты, когда устали и замерзли и когда им меньше всего на свете хочется это делать по пути домой. Они по утрам ищут чистую одежду точно так же, как тот человек, с которым они просыпаются рядом.
Матери и дочери. Добытчицы и домохозяйки, белые воротнички и вечные безработные. Они следят за фигурой, они курят по тридцать сигарет в день. Они мечтают понежиться пару недель на южном солнце и выиграть в Национальную лотерею. Им не нужен Брэд Питт – им нужен добрый и честный мужчина, умеющий их рассмешить. Или же им не нужен никто, потому что жизнь слишком коротка, чтобы тратить время на то, чтобы понять, кто хорош, а кто плох. Они ранимые и злые, стойкие и щедрые, они любые, каких вы только можете себе представить. Они нормальные.
В отличие от меня. И мне от этого грустно, потому что в данный момент это все, чего мне хочется.
По Пиккадилли бродили толпы народа, но из моря лиц возникло одно лицо. Петра увидела его прежде, чем он увидел ее. Господи, лишь бы не посмотрел в ее сторону… Впрочем, он наверняка это сделает. Из всех доступных направлений его взгляд выбрал ее. Фрэнк Уайт.
Их первые фразы были своего рода неуклюжим танцем. Привет, как дела? Рад вас видеть. Что делаете? Да так, ничего особенного. Как вам погода? Знаю, но говорят, что к выходным потеплеет. Слова казались бессмысленнее обычного, куда важнее было то, что оставалось несказанным. В конце концов Петра решила, что с нее довольно.
– Послушайте, мистер Уайт, – сказала она, отводя взгляд.
– Фрэнк.
– Фрэнк. Послушайте, вчера я…
– А что, собственно, было не так?
– Извините, что нагрубила вам. Просто я…
– Это не имеет значения.
Петра потерла глаза:
– Еще какое. По крайней мере, для меня.
– Я всего лишь предложил вам чашку кофе.
– Не только, – упиралась Петра. В тридцати ярдах за его спиной она увидела кофейню. – Вы не против, если чашкой кофе угощу вас я? В искупление моей грубости.