Внизу страницы ей предлагался выбор – продолжить или отменить. Она выбрала «продолжить». Экран запросил новый пароль. Петра опять ввела LESFILSDUSABAH, но на этот раз компьютер его отклонил. Тогда она попробовала SONSOFSABAH, затем SЕRRAMARC и другие комбинации имени Серра и, наконец, перешла к именам террористов. Около часа Петра вводила в машину пароли, но та всякий раз их отклоняла.
Вскоре ее мозг запросил пощады. Горькое послевкусие откровений Резы Мохаммеда в сочетании со страхом разоблачения мешали сосредоточиться. Каждые несколько секунд она оглядывалась через плечо, чтобы удостовериться, что за ней никто не следит. И чем дольше сидела одна, тем больше сдавали ее нервы.
Тогда Петра переключила внимание на двенадцать строк в файле FAT/3. Вдруг ей удастся выявить в них некую закономерность? Увы, вновь ничего. Перед ее внутренним взором предстали лица родителей. Стоя посреди поля, что тянулось от их дома к речке, мать и отец улыбались ей. День был солнечный и морозный, ветер пригибал траву, и по той бежали мерцающие волны. Отогнав картинку, Петра вернулась к паролю и напечатала NE027. Две буквы и три цифры замерли в окошке в ожидании, когда она нажмет клавишу ввода. Посмотрев на двенадцать рядов и пятьдесят колонок букв и цифр, эту бессмысленную сетку из шестисот знаков, Петра нажала кнопку «продолжить».
В следующий миг бо́льшая половина этой абракадабры высветилась синим цветом. А затем исчезла. Оставшиеся значки задвигались по экрану, занимая новые позиции. Когда движение на экране замерло, на нем по-прежнему оставались двенадцать строк, зато число колонок сократилось до девятнадцати.
Петра посмотрела на первую строчку. BA117LHR0845JFK1125. Рейс BA117 авиакомпании «Бритиш эйруэйз», вылет из Хитроу в восемь сорок пять, прилет в Нью-Йорк, в аэропорт имени Джона Ф. Кеннеди в одиннадцать двадцать пять. Она пробежала глазами список. Два рейса из Франкфурта, три из Амстердама, один из Парижа, один из Цюриха, один из Гатвика и четыре из Хитроу. Три рейса «Бритиш эйруэйз», три – «Американ эйрлайнз», два «Юнайтед», два «Дельты», один «Люфтганзы» и один «КЛМ». К полудню по Гринвичу в воздухе должны быть десять из двенадцати, а через час – все двенадцать. Под заголовком FAT/3 стояла дата. Сегодня.
Раствор для контактных линз и «Англо-египетская грузовая компания» на Эрлс-Корт-роуд. Петра вспомнила комнату в задней части дома, где среди других товаров находились две коробки с жидкостью для контактных линз. Ей также вспомнились дешевые часы «Касио», оптовые партии батареек… И хотя она не могла припомнить кассетники в роли триггеров, те вполне могли быть спрятаны в чем-то другом. Или же те просто были сложены в другом месте. Главное в ином: Реза Мохаммед не в курсе, что она побывала на складе «Англо-египетской грузовой компании». Описывая ей самодельную бомбу, он пытался представить процесс ее изготовления как гипотетическую картинку. Теперь же Петра знала: Реза был предельно точен.
«Сыновья Саббаха». Серра не лгал, когда говорил ей, что она видела лишь их горстку. Ей следовало догадаться. Подсказки были повсюду. Угонщиков было десять, но список в файле FAT/3 содержал двенадцать строк.
Кто бы ни был архитектором этого плана, Серра или Камаль Ибрагим Карим, он понимал, что самое главное в терроризме – заронить в сердца невинных людей страх. Реза Мохаммед едва не расхохотался, когда Петра сказала очевидное: американские власти никогда не выпустят из тюрьмы шейха Абдула Камаля Кассама. В этом и заключался весь смысл. «Сыновья Саббаха» вовсе не ставили себе целью освобождение Кассама из тюрьмы. Их целью был террор как таковой.
За несколько минут до полудня Реза Мохаммед снова войдет в контакт с властями и потребует освободить Кассама. В ответ он услышит, что его требование невыполнимо. Или же власти попытаются потянуть время. Тогда Мохаммед, скорее всего, разорвет связь и станет ждать дальнейшего развития событий. Двенадцать уничтоженных самолетов и четыре тысячи погибших людей будут в его глазах справедливой карой. А где-то высоко в горах на афганско-пакистанской границе бродячий отшельник Камаль Ибрагим Карим будет праздновать победу.
На самом деле именно он был убийцей ее родителей, сестры и брата. Но сейчас для нее не это главное. Карим был далек и безлик, анонимный монстр, обитающий в другой части мира. Но лица пассажиров на двенадцати самолетах, которые сегодня утром поднимутся в воздух из европейских аэропортов, были очень даже реальными. Все эти люди были ей знакомы. В эти минуты они просыпались – дома, в отелях, – завтракали, паковали вещи. Выкроив свободную минутку, бизнесмены в срочном порядке брились. Туристы мечтали об отпуске, который вот-вот начнется, или же, наоборот, блаженствовали, наслаждаясь его последними минутами. Кто-то с волнением ждет встречи с родными и близкими, кто-то с камнем на сердце переживает предстоящую разлуку. Для экипажа и стюардесс это будет лишь очередной рабочий день. Все эти люди были ее семьей. Были Мартином Дугласом. Были ею самой.
Я сижу в носовой части самолета, и у меня такое ощущение, будто вся моя жизнь сливается в некую гигантскую воронку, сузившую все до настоящего момента. Я больше не могу ждать. Рейс BA117 – первая цель из двенадцати самолетов, которые вот-вот поднимутся в воздух. В моем распоряжении менее шестидесяти минут. Если же учесть, что пассажиры начнут садиться в самолет за полчаса до взлета, то и еще меньше. По большому счету времени у меня нет вообще. Я должна действовать. Прямо сейчас.
Я пыталась придумать способ, как мне передать сообщение. Например, по мобильнику. Увы, Реза Мохаммед велел одному из террористов перенести всю ручную кладь пассажиров первого и бизнес-класса в салон эконом-класса. Я даже подумывала о том, чтобы написать сообщение на листке бумаги и прилепить его к окну в надежде, что кто-то с мощным биноклем в руках заметит его и сможет прочесть написанное. Увы, вероятность этого так мала, что лучше не рисковать. Времени в обрез, поэтому нужно что-то более надежное.
Я знаю, что не могу выйти из самолета. А значит, единственное доступное средство связи с внешним миром – это кабина пилотов. Но ее охраняют вооруженные террористы. Допустим, мне удастся обезвредить часовых, не привлекая к себе внимания тех, кто находится внизу, но в любом случае эта победа будет временной. Рано или поздно террористы обнаружат, что произошло, и тогда на всем можно ставить жирную точку. Но альтернативных вариантов нет. Выбирать не из чего.
Я беру лист бумаги, на котором записала детали выбранных террористами рейсов. Достав из сумки баллончик с сальбутамолом, переставляю насадку на баллончик с нервно-паралитическим газом. Я готова.
Помнится, еще в Лондоне Александер высказал свое мнение по поводу террористов из числа исламских фундаменталистов. Его слова крепко засели у меня в голове.
– Эти люди не говорят от лица мусульман всего мира. На самом деле они перечеркивают исламский опыт четырнадцати столетий, сводя его к зачаточной форме ислама, которая, возможно, существовала – а возможно, и нет – в Медине, когда там правил пророк Мохаммед. И знаешь, почему они это делают?
Если честно, тогда мне было на это наплевать. Наверное, я лишь равнодушно пожала плечами.
– И почему?
– Потому что они до ужаса боятся современного мира. Они не могут к нему приспособиться, и это пугает их. Поэтому они ищут прибежище в прошлом, которое на самом деле никогда не существовало в том виде, в каком они представляют его сегодня. Они боятся жизни – современной жизни, – и этот страх заставляет их молиться смерти. Вот почему они стремятся вползти назад, в утробу истории. Надеются обрести там защиту и безопасность. Надеются ощутить тепло посреди холодного мира.
Я выхожу на верхнюю палубу. Назад пути нет. Иду по центральному проходу. Впереди дверь в кабину пилотов стоит приоткрытой. Я зорко смотрю по сторонам, чтобы ничего не упустить. Рядом с двумя передними туалетами из полумрака показывается чья-то приземистая, коренастая фигура. Я узнаю ее. Это Фатима. Волосы коротко стрижены, почти по-мужски. В левой руке у нее девятимиллиметровая «Беретта». Меня от нее отделяют два ряда кресел, затем один. Я не знаю, говорит ли она по-английски, поэтому не произношу ни слова. Вместо этого с улыбкой вручаю лист бумаги, который держу в левой руке.
Ей нет причин остерегаться меня, да и часы напряжения также сделали свое дело. Ее рефлексы притуплены. Она наклоняет голову и смотрит на цифры и буквы на листке бумаги. При этом не замечает, что моя правая рука приходит в движение. Я распыляю газ прямо ей в лицо. Тот попадает ей в глаза, но она даже не успевает вскрикнуть, потому что я уже врезала ей под дых.
Один удар, затем еще два. От плеча до кулака мои мышцы превратились в сталь. С каждым новым ударом тревога оставляет меня. Моргая и хватая ртом воздух, Фатима инстинктивно пытается сжаться в комок, но я не даю ей это сделать. Держа ее прямо, врезаюсь в нее лбом. Ее нос тотчас превращается в кровавое месиво. Она начинает оседать. Я спешу подхватить ее под мышки. Мне не нужно, чтобы она грохнулась об пол. Осторожно поднимаю Фатиму и вынимаю из ее пальцев «Беретту». Она лишь тихо стонет.
Пара ударов рукояткой пистолета по голове – и террористка окончательно вырубается.
Петра подняла с пола листок бумаги, проверила «Беретту» – десять патронов: девять в магазине, один в стволе – и вошла в кабину пилотов. Капитан и два его помощника ошарашенно обернулись на нее. Впрочем, на их лицах также читалось нечто похожее на надежду. Будь у нее время на объяснения, они наверняка ее выслушали бы, но времени не было. Петре было известно: согласно инструкциям, пилоты должны беспрекословно выполнять все требования угонщиков.
Она направила на капитана ствол «Беретты»:
– Я должна немедленно сделать отсюда заявление.