Они на месте. Наконец-то! По туннелю они прошли до самого Уритиру и пробрались в подвальные помещения. Прищурившись, Венли разглядела источник света – большую деревянную дверь впереди, светящуюся по краям. И… на земле что-то лежало. Тела охранников, которых тихо прикончили Глубинные.
Кроме очертаний двери, единственным источником света были красные угольки глаз соплеменников вокруг нее. Они свидетельствовали, что душа певца соединилась с пустотным спреном. Ее собственные глаза тоже светились – но лгали. Ее спрена пустоты держала в плену Тимбре.
Некоторые из ближайших глаз опустились, а затем исчезли: Глубинные скользнули в камень. Остальные ждали в мучительном молчании. Настал тот самый момент, когда их вторжение могло сорваться, и с довольно большой вероятностью. Глубинным хорошо удавались внезапные атаки, но совещания по планированию открыли Венли, что им не хватит ни навыков, ни силы, чтобы бросить вызов Сияющим в открытом сражении. Так что, если рыцари соберутся на защиту кристаллического сердца башни, они сумеют отразить это нападение.
Венли ждала, напряженная, пот от подъема стекал по ее щекам и подбородку.
Дверь впереди задребезжала. Потом открылась.
За ней стоял разведчик Глубинный. Как только Рабониэль кинулась вперед, Венли поспешила за ней, чтобы остаться в авангарде.
Подвальное помещение выглядело жутко. Среди тел на полу было несколько солдат, но преобладали ученые – человеческие женщины в платьях или жрецы в мантиях. Двое были еще живы, их удерживали на полу руки, торчащие из камня. Большинство умерших лежали далеко от стен, – похоже, Глубинные падали на них с потолка. И никто из людей не сумел даже крикнуть.
Венли содрогнулась, представив себе, как ее тянут на пол, а другие руки стремятся зажать рот, вцепиться в шею. Живые люди боролись, выпучив глаза. У некоторых призрачных рук были длинные, похожие на ножи панцирные ногти. Методичными движениями они перерезали пленникам горло.
Венли отвернулась, чувствуя тошноту. Она должна была пройти сквозь кровь, чтобы следовать за Рабониэлью к центру комнаты – и к кристаллическому сооружению, которое там возвышалось. Широкая колонна была сделана из тысячи различных самосветов. Кроме туннеля, откуда они вышли, из этой круглой комнаты был только один выход: большой, хорошо освещенный коридор с изразцами на стенах и потолке.
– Надеюсь, твой сон спокоен, Сородич, – сказала Рабониэль, положив ладонь на внушительную колонну. – Ты не проснешься, по крайней мере, в своем собственном обличье.
Пустотный свет – сияющий, фиолетовый на черном – заструился по руке Рабониэли. Она сказала, что ей понадобится время, чтобы выполнить свою задачу: изменить колонну и полностью активировать защиту башни, но так, чтобы она глушила Сияющих, а не Сплавленных.
«Пожалуйста, – подумала Венли в ритме утраты, – пусть это произойдет без новых убийств».
– Глазам своим не верю, тут все словно вымерло, – ворчал Тефт, пока они шли через винный дом.
– Полагаю, многие посетители были солдатами. – Каладин указал на угловую кабинку Адолина.
Было странно прийти сюда без него и Шаллан. На самом деле, было странно вообще попасть в увеселительное заведение без этих двоих.
Каладин попытался вспомнить, когда в последний раз он отправлялся развлекаться без Адолина. Свадьба Скара? Да, Лин заставила его пойти, прямо перед их разрывом. Это был последний раз, когда он куда-то выходил с членами Четвертого моста.
«Кровь предков, – подумал он, проскальзывая в кабинку, – я действительно отдалился от всех». Кроме Адолина, который такого бы не допустил. Каладин начал ухаживать за Лин наполовину из-за того, что Адолин и Сил сговорились против него. Шквальный великий князь. Шквальный спрен. Да будут оба они благословенны. Хотя из отношений ничего не вышло, Каладин понимал, что это помогло им обоим стать более зрелыми людьми.
Тефт отправился за выпивкой. Оба пили оранжевое вино. Усаживаясь поудобнее, Каладин заметил несколько набросков, которые Шаллан нацарапала на столешнице кончиком ножа. Один представлял собой его довольно нелестный портрет в огромных ботинках.
Когда Тефт вернулся, Каладин нетерпеливо сделал большой глоток из своей кружки.
Тефт молча смотрел на него.
– А что будет, если я возьму немного красного?
– Сегодня вечером? Скорее всего, ничего. Но ты закажешь то же самое в следующий раз.
– А потом перейду на фиолетовое, – вздохнул Тефт. – И на прозрачное. Затем… – Он глотнул оранжевого вина. – Ты же понимаешь, что это шквал как несправедливо.
Каладин протянул кружку, и они с Тефтом чокнулись.
– За несправедливость, – провозгласил Каладин.
– Шквал бы ее побрал! – сказал Тефт, а затем напоказ осушил свою кружку до дна.
Вскоре примчалась Сил. В заведении было не очень людно, но кое-кто все же был. Люди расслаблялись, весело друг другу на что-то жаловались и хохотали, поддавшись чарам толики спиртного.
Все прекратилось, когда вслед за Сил появился Рлайн. От такой неприкрытой реакции Каладин поморщился. Жители башни знали о Рлайне – он был почти так же знаменит, как Каладин, – но… он знал, что говорили про этого «дикаря», которого Далинар каким-то образом «приручил».
Многие относились к Рлайну как к некой темной неизвестной силе, которую следует держать под замком. Другие, якобы более милосердные, говорили о Рлайне как о каком-то благородном воине, мистическом представителе потерянного народа. У обеих групп была схожая проблема. Они видели только свою собственную идею того, каким он должен быть. Противоречие, предмет любопытства или символ. Не то, кем он был на самом деле.
Хотя Рлайн, казалось, не замечал, как в винном доме стало тихо, Каладин знал, что это прикрытие. Слушатель всегда все чувствовал. Тем не менее он пересек помещение с дежурной улыбкой – он часто гримасничал в присутствии людей, чтобы попытаться успокоить их.
– Тефт, – сказал он, садясь. Посмотрел на Каладина. – Сэр.
– Теперь просто Каладин, – ответил тот.
Сил подлетела и села ему на плечо.
– Может, ты и не командуешь больше, – проговорил Рлайн в причудливом ритме, – но ты по-прежнему капитан Четвертого моста.
– О чем ты в те времена думал, Рлайн? – спросил Тефт. – Когда наводил мосты для армии, воюющей против твоих соплеменников?
– Поначалу я ничегошеньки не думал, – сказал Рлайн, пытаясь остановить проходящую мимо подавальщицу. Она вздрогнула и тотчас же ринулась в другую сторону, где потянула за рукав более опытную товарку. – Я был в Преисподней, как и все вы. Не думал о шпионаже, только о выживании. Или о том, как передать весточку Эшонай – она была нашим генералом.
Его поведение изменилось, как и тон, а ритм его слов замедлился:
– В первый раз, когда я чуть не умер, мне стало ясно, что лучники издали не догадаются, кто я. Они не могли видеть мой рисунок. Обсуждалось, как мы поступим, если человеки когда-нибудь начнут использовать паршунов для вылазок с мостом, и мы решили, что должны стрелять по ним, как по человекам. А потом я сам оказался по другую сторону фронта и смотрел на своих друзей, зная, что они сделают все возможное, чтобы убить меня…
– Это ужасно, – сказала Сил, заставив Тефта и Рлайна посмотреть на нее. Очевидно, она позволила им увидеть себя. – Это так ужасно…
– Это была война, – сказал Рлайн.
– Это оправдание? – спросила она.
– Объяснение, – сказал Тефт.
– Многовато объяснений. – Сил обхватила себя руками за плечи и как будто стала меньше. – Вы говорите, это война. Ничего не поделаешь. Ведете себя так, словно она неизбежна, как солнце и бури. Но это неправда. Вы не обязаны друг друга убивать.
Каладин обменялся взглядом с Тефтом и Рлайном, последний напевал в скорбном ритме. Она не ошиблась. Почти все согласились бы. К сожалению, когда дело доходит до кровавых подробностей, все оказывается не так просто.
Это была та же самая проблема, которая всегда возникала у Каладина с его отцом. Лирин считал, что нельзя сражаться, не увековечивая систему, – и в конечном итоге это заставляет простых людей страдать больше, чем если бы ты отказался. Каладин нашел изъян в этом силлогизме, но не смог объяснить его Лирину. И поэтому он сомневался, что сможет объяснить свою мысль частице божества – буквальному воплощению надежды и чести.
Он мог просто сделать все возможное, чтобы изменить то, что было ему по силам. Начиная с себя.
– Рлайн, – сказал Каладин. – Не думаю, что я когда-либо извинялся за то, что мы осквернили тела павших слушателей, чтобы сделать доспехи.
– Нет, – сказал Рлайн. – Не припоминаю, чтобы ты это делал.
– Я прошу прощения сейчас. За ту боль, которую мы тебе причинили. Не знаю, могли ли мы сделать что-нибудь еще, но…
– Твои слова очень много значат для меня, Кэл, – сказал Рлайн. – Честно.
Некоторое время они сидели в тишине.
– Итак… – наконец проговорил Тефт. – Даббид.
– Я видел его вчера, – сказал Рлайн. – Он приходил на поле, но почти не работал. Побродил немного, выполнил то, о чем я его попросил. Затем исчез.
– И сегодня ты его не нашел? – спросил Тефт.
– Нет, но башня велика. – Обернувшись, Рлайн поглядел на что-то, чего Каладин не мог видеть. – Впрочем, плохой день, чтобы заблудиться…
– В каком смысле? – нахмурился Тефт.
– Буря бурь? – спросил Рлайн. – А-а, точно. Вы же не слышите ритмы. Вы не чувствуете, как она проходит.
Каладин опять забыл. Шквал, в башне он чувствовал себя слепым. Терял способность, которой обладал всегда, – умение посмотреть в небо и понять, не начинается ли буря.
Тефт хмыкнул и наконец-то подозвал одну из подавальщиц, чтобы заказать красного вина для Рлайна.
– Насколько нам стоит беспокоиться о Даббиде? – спросил Рлайн.
– Не знаю, – ответил Каладин. – Лопен всегда присматривал за ним. Я хочу, чтобы Даббид присоединился к нашей с Тефтом затее. Мы хотим помогать таким, как он. Как мы.
– Думаешь, это заставит его заговорить? – спросил Рлайн.